ЭНЦИКЛОПЕДИЯ ЛЕТНИХ РАДОСТЕЙ
Эдуард Линов.
Один день
...От легкого толчка лодка снимается с песчаной отмели и медленно
дрейфует. Есть еще две-три минуты, чтобы вспомнить -- не осталось
ли что там, на берегу? Наконец, лодка разворачивается носом по
течению. Два-три удара веслом, и скольжение ускоряется. Бесшумно
распадается зеркальная гладь плеса... Середина реки. Дробится с
хрустальным перезвоном хрупкий утренний воздух, первым пылом
обдает уже яркое солнце.
А берега раскручивают свою бесконечную панораму: потянется на
пару километров сквозная березовая роща, за плавным изгибом реки
обдаст вдруг свежим дыханием опрокинутый в воду златоствольный
бор, а там уж расступаются деревья и манит вдаль тишайшая долина.
Дрогнет что-то в груди, замрет, но тут же наплывают новые
видения.
Непреодолимая колдовская сила повелевает смотреть и слушать
берега. С затаенным трепетом погружаешься в состояние чуткого
внимания. Не эта ли череда совершенных картин обрекает человека
на вечное странствие?
...Вдруг забурлила на ровном месте речная гладь -- то обнаружил
вдруг себя и забился в солнечных бликах утиный выводок. И мчит
уже стремительно наутек вдоль берега. Вслед ему сверкает мысль об
удачно начавшемся дне, восторгом полнится грудь...
И мчит уже байдарка быстрее утиного глиссера.
На фарватере преобразилась вся река с расступившимися берегами.
Понеслись навстречу водяные горочки, легкие стремительные
перекаты и напористые сливы, шумит ликующая вода.
Ударила в глаза ослепительной синевой речная даль. А пьянящий
азарт все гонит и гонит вперед...
Но вот нос лодки мягко упирается во влажную песчаную косу,
отливающую серебром. Купаться! Округлая речная излучина
приближала нас к пологому зеленому склону с тающими
облачками-барашками на вершине. А у самого подножия его, в воде,
протекала особая, неспешная и полная смирения коровья жизнь.
Почти за версту обдало нас нежным бархатным касанием, когда
волоокие красавицы замкнули на лодке свои взоры. Коровы застыли,
по брюхо в воде, как изваяния, их очи медленно следили за нашим
продвижением по реке. Что выражали эти взоры -- тоску,
откровение? ...Самый полный набор печалей и разочарований, немой
вариант песен сладкозвучных сирен.
Исповедальный стон коров оборвался на самой высокой ноте.
Взорвали, разнесли в клочки речную идиллию неистово воющие
трассирующие снаряды. Оводы! Не то стража, не то коровьи
поклонники, но головорезы отъявленные. Пикировщики. Пошли в ход
лобовые атаки. Пролилась первая кровь. Под угрозой геноцида и нам
пришлось выбирать оружие. Конечно -- скорость! Весло и лозунг:
левой, левой! Кто там загребает правой?
Поле битвы вздыбилось фонтанами брызг. Горячие порывы воздуха
обрушились на вздрагивающие от ударов тела. Береговой рев
обезумевших коров сыпался на головы бойцов дробящимися обломками
эха.
Спустя полчаса последний противник не выдержал гонки и позорно
повернул назад. Но кто знает, доберется ли он, измотанный и
потрепанный, до берега или станет легкой добычей прожорливых рыб.
Сиреневый туман и кровавые шарики в глазах. Голодный коллапс.
Полное истощение. Мышцы мгновенно вошли в обморочное состояние и
провисли как ветхие тряпки. Исчезли даже мысли.
Здесь, на тихом берегу нам была оказана высокая честь стать
свидетелями и даже посредниками телекинеза. Все, что выставлялось
в достопамятные минуты на стол, незамедлительно исчезало. Желудок
подобно вакуумному насосу затягивал в себя все, что оказывалось
питательным в радиусе трех метров. Процесс сопровождался бурным
восстановлением сил и разрушением модной на тот момент гипотезы о
том, что прием пищи -- искусство. Теперь очевидно, что это
технология будущего.
...Спустя всего треть часа вся непотопляемая компания, пуская
вперед себя волны энтузиазма, предприняла затяжную вылазку на
цветочные поляны, да в бор-беломошник.
Привольное разнотравье! Во всю мощь цветут медоносы. Тонкий слой
пыльцы покрывает ладони. Вызревший, утонченный зноем аромат трав
невольно останавливает, чтобы не нарушая тонкого сочетания
вдохнуть горячую струйку воздуха... Порхают с места на место
птицы, гарцуют над соцветиями бабочки, снуют на встречных
маршрутах стрекозы, гудят шмели и пчелы. И вздымается при каждом
шаге из-под ноги искрометный рой цикадок и мотыльков. Им несть
числа, их больше, чем былинок на этом поле! А еще выше ароматов
стоит в поле звонкое многоголосие кузнечиков, образующее
прозрачную музыкальную ткань. И пробуждается желание, сродни
волшебному, подняться над землей и коснуться рукой самой верхней
точки звучания.
Но вот уже и густой подлесок с запахом грибницы и прелых листьев.
В метрах трех-четырех от тропинки выскакивает на замшелую
валежину черноухий лисенок и с простодушным любопытством сверлит
нас желтыми глазками. Он видел, конечно, родственные души, знал о
счастливой судьбе любителей странствий и догадывался о вкусных
штучках, которые выдаются иногда на обед. И знал, и видел, и
чувствовал, и все-таки юркнул под полог ольховых зарослей,
оставив в качестве визитной карточки одиноко качающийся листик.
Когда идешь в лес без особых намерений, то рано или поздно
сдаешься на милость тщеславного желания получить как можно больше
зачетов по самым престижным предметам. Случайно выхваченная
взглядом из лесного полумрака темно-фиолетовая ягода -- самый
вожделенный зачет. Сразу же вспыхивает радостное оживление
узнавания. Ежевика! Душистая, сочная, кисло-сладкая, нежная.
Чудодейственное снадобье по утолению хронической жажды. Но прежде
всего -- загадочная! Всматриваешься внимательно в эту
замысловатую и изящную ягодную композицию, составленную из
крошечных сфер...
Короткий марш-бросок, и вот уже другое берендеево царство.
Плотные заросли костяники. Наполненные мерцающим светом
красно-рубиновые кисти нагнетают возбуждение среди мягкой зелени
тройчатых листьев. Откровенная претензия обозначить свой
суверенитет. Ведь даже после того, как с чьей-то легкой руки
костянику окрестили северным гранатом, далеко не все успели
оценить ее исключительные вкусовые и целебные качества. Не
сомневаясь в доходчивости своих прелестей, перегородила она лес
крепкими торговыми рядами и требует по-хлебосольному: пробуй и
решай, с кем ты!..
Мелколесье давно уже расступилось и осталось позади. Теперь по
чистому крутому склону кряжистого увала бежали вверх веселые
светлые ватажки молодых сосен. А на самой гриве благолепствовал с
распахнутыми настежь дворцовыми воротами златоствольный бор
беломошник. Удлиненные стволы легко поднимались над головой и
терялись в пересекающихся стрельчатых сводах. Полумрак серебрил
лесную подстилку из мхов и лишайников.
Река катила теперь на запад. Утомленное дневной работой светило
зависло прямо по курсу, но в его арсенале оставался еще веселый
набор светотехнических эффектов. Широкая, ослепительно сверкающая
солнечная полоса выстелилась вдоль реки. Затем два мощных
световых потока, речной и небесный, сомкнулись в коротком
замыкании, насыщая и воду, и воздух наэлектризованными частицами.
Лодка задымилась подобно солнечному призраку в водовороте
играющих бликов. От этого светового беспредела забегали чертики в
глазах. Пропали разом все ориентиры...
Но обошлось. Лодка проворно выскочила из аномальной зоны под
защиту притененного берега. Вновь созвучно залепетали вода, трава
и листва. Мелочи суть наши боги. Какой-нибудь листок очерчивался
вдруг на ярком фоне неба в своей неповторимой геометрической
мудрости. Встречная камышинка, прогретая и просвеченная насквозь
солнцем, вызывала восторг выверенным рисунком нежных прожилок...
Тонкая работа света! Проникающий луч, отраженный... Тени, краски,
свечение... Вся видимая красота исходит от солнца. Требуется
только искусство взглянуть на все под нужным углом. И возникнет
очередное диво-совершенство, длящееся иногда всего лишь миг.
...Но пора на покой! Глаза покорно принимаются высматривать
береговой приют. И влекут-мелькают еще какие-то призывные места,
а нос лодки шуршит уже по песку и упирается в упругую крепкую
песчаную косу. Блестят серебром заводи и забоки с застывшими в
струнку тонкими тростинками. Чуть поодаль и повыше кудрявые
куртинки тальника образуют второй ярус берега. А на командной
высотке вытянулась ровная сосновая грива.
Мышцы гребца с великим наслаждением расслабляются и примериваются
к твердой опоре под ногами. Легкая ломота и боль в суставах
воспринимаются как самое восхитительное состояние. Предвкушение
безоговорочного отдыха и вся предсказуемость вечернего уклада
порождает даже волну бравады и бахвальства. Сам себе пытаешься
внушить, что готов хоть сейчас повторить весь дневной переход. Но
всеобщая легкая суета по лагерю охлаждает неожиданную гордыню.
Занимается костер. Послушный, как домашний зверек, подымается он
и играет на задних лапках. Шумят котелки. Сгущается сумрак.
Занявшаяся заря дает открытый урок трепета жизни. Небо
заговаривает на языке богов. Все смертные молча внимают. Тяжелеют
воды и застывают темнеющим зеркалом. Режет смуглое небо
почерневший острозаточенный гребень бора. Кто-то ныряет в отсвет
заката... Языки пламени о чем-то говорят между собой. Ресницы
непроизвольно смыкаются. Снятся порхающие бабочки. Просыпаешься
на миг от их легкого прикосновения. Вся огромная звездная ночь
дышит изумлением. Последняя мысль: день -- как исполнение
далекого и забытого желания...
Фото автора.
Новосибирский Академгородок.
стр.
| 
