НАСТОЯЩИЕ ИССЛЕДОВАТЕЛИ -- ВСЕГДА ОПТИМИСТЫ
Институт химии и химической технологии "начинался" в 1974 году с
отдела ИНХ СО РАН. Сегодня это один из самых значимых
академических институтов в Сибири химического профиля. Здесь
параллельно развиваются фундаментальные и прикладные
исследования. Специфика института заключается в комплексном
подходе к созданию новых технологий использования природного и
техногенного сырья, что обусловлено наличием специалистов в
области наук о Земле, химической технологии, создания и
исследования новых материалов. Большой вклад внесен институтом в
развитие научных основ процессов химической технологии и
металлургии, в исследование таких редкоземельных элементов, как
таллий, кобальт, никель, мышьяк, ниобий, индий. Институт активно
работает для нужд региона, участвует в федеральных программах,
разрабатывает проекты и технологические регламенты для
промышленности.
На вопросы корреспондента "НВС" отвечает
директор красноярского Института химии и химической технологии СО
РАН доктор технических наук Геннадий ПАШКОВ
-- Геннадий Леонидович, каковы сегодня направления научных
исследований в вашем институте?
-- Они связаны с приоритетами, выделенными Сибирским отделением в
целом. Этот вопрос мы также обсуждали у себя на ученом совете.
Главное, в чем определились: нельзя разделять фундаментальную и
прикладную науку. Фундаментальная наука -- это познание нового и
здесь нельзя и невозможно расставлять приоритеты. Каждому должна
быть дана возможность работать в том направлении, в котором он
специализируется. И если фундаментальная часть -- познание
нового, то прикладная -- создание нового, и вот тут-то можно
определять какие-то приоритеты. Прежде всего, это разработка
физико-химических основ переработки органического и минерального
сырья, создание новых материалов на основе цветных, редких и
благородных металлов и комплексная переработка растительного
сырья. То есть, фактически у нас два направления: переработка
минерального, а также растительного сырья. Собственно, это
цветная металлургия и лесохимия. Фактически мы "закрываем"
потребности лесной и металлургической промышленности сибирского
региона.
-- Что вы вкладываете в понятие "закрываем?"
-- То, что направленность исследований института совпадает с
нуждами нашего сибирского региона. Ведь мы региональный форпост
науки. Хотя, конечно, это относится не к фундаментальной, а к
прикладной науке.
-- Значит, у вас должны были сложиться хорошие контакты с
местными организациями и предприятиями...
-- Помимо Красноярского края, у нас есть контакты с республиками
Саха и Тува, с Иркутской областью, Хакасией. Мы определили для
себя базовые промышленные предприятия, на которых можем
отрабатывать наши технологические идеи. В частности, если
говорить о тонком химическом синтезе, о производстве высокочистых
металлов -- это Красноярский горно-химический комбинат. По
цветным металлам -- предприятия Нижнего Приангарья. В первую
очередь, Горевский свинцово-цинковый комбинат... К сожалению, в
последнее время мы стали терять контакты с Норильским
горно-металлургическим комбинатом.
Дело-то вообще в том, что сегодня повсеместно промышленности
нужны не результаты научно-исследовательских работ, а
технологические регламенты. В крайнем случае, технические
предложения по совершенствованию технологий. А это связано с
проведением добротных работ на опытных производствах... Это общая
беда исследователей-химиков, тем более, металлургов -- в
Сибирском отделении у химиков нет мощной опытной базы. Такой, где
можно было бы отрабатывать необходимые технологии или
предложения.
Так вот, руководство Норильского комбината и говорит, что они не
заинтересованы платить нам просто за исследования, а за
разработки, доведенные до конца. Готовы их посмотреть, оценить,
и, если они подходят, выкупить за цену три-пять-десять раз
большую, чем по хоздоговору за исследования. Но, чтобы такие
работы проводить, институту нужны оборотные средства. Получается,
я должен делать наработки для промышленности за счет каких-то
своих оборотных финансов. Сами понимаете, у академического
института таких средств нет. В отраслевых институтах те же
проблемы.
-- А все-таки, вам удалось за последние три-пять лет что-то
"сдать" в промышленность?
-- Совместно с Якутским научным центром, с московскими
институтами Физической химии и Неорганической химии РАН мы
провели большой цикл систематических исследований по извлечению
редких металлов из новых месторождений Сибири. В частности, из
Томторского месторождения. Это ниобо-редкометалльное
месторождение. Уникальное в масштабах планеты. И мы не только
провели научно-исследовательские работы, но выдали именно
технологический регламент, который заложен в проект нового завода
-- он будет строиться в Красноярске.
-- И что же даст ваша технология?
-- Прежде всего, эта технология дает повышение извлечения металла
из комплексного сырья. Обычно на стадии обогащения невозможно
отделить ниобий от редкоземельного сырья. А мы предлагаем
переработку без предварительного разделения-извлечения этих
элементов из руды, сразу получаем готовую товарную продукцию типа
оксидов редкоземельных металлов, феррониобия. Производственники
считают такой результат продукцией повышенной товарной
готовности.
-- Можно ли этот метод причислить к высоким технологиям?
Насколько он автоматизирован?
-- Можно, в принципе. Только тут высокие технологии
многотоннажного производства. Обычно ведь этот термин употребляют
по отношению к микроэлектронике... Фактически предложены почти
безлюдные технологии. Сами технологические процессы, которые мы
заложили, легко поддаются автоматизации и моделированию. В
основном, это экстракционные процессы.
-- Как скоро вступит в строй такой высокотехнологичный завод?
-- Сейчас разрабатывается технико-экономическое обоснование --
так что лет через пять-семь. Еще можно назвать внедрение нашей
абсорбционной технологии на Челябинском электролитном цинковом
заводе. Уточню -- почему именно на этом предприятии. Дело в том,
что на сегодняшний день в Сибири фактически больше нигде нет
свинцово-цинкового завода. Предполагается, правда, строительство,
как мы его уже называем, Енисейского свинцово-цинкового завода.
Но, поскольку у нас разработка имелась, то у уральцев и появился
на нее спрос. Челябинский завод выдает по нашей технологии
продуцент восьмидесяти пяти процентов всего индия, выпускаемого в
России (около восьми процентов его мирового производства).
-- Это уже совсем новый подход? Или технология сделана на базе
прежних?
-- Раньше использовались, в основном, осадительные технологии.
-- Да, понимаю -- создана по-настоящему химическая. Скажите, это
та работа, за которую вы получили Государственную премию в свое
время?
-- Это было еще в 1985 году. Мы "добыли" новые знания -- провели
фундаментальные исследования. И на этой основе создали новое --
технологию.
-- А вот раньше у вас было тесное сотрудничество с предприятиями
Канско-Ачинского комбината. Тогда ведь КАТЭК у всех на устах
был... Сегодня есть какое-то продолжение?
-- Мы не бросили заниматься углехимией. Это, прежде всего,
получение жидких продуктов из бурых углей. Ряд лабораторий
занимается и рациональными методами сжигания углей, и получением
различных продуктов из этих углей типа адсорбентов, полукокса.
Правда, работы делаются не в таком объеме, как раньше.
Для угольщиков мы еще разработали интересную технологию
извлечения редкоземельных металлов из зольношлаковых отходов от
сжигания углей. В частности, на углях Бородинского месторождения.
Геологами было обнаружено аномальное содержание редкоземельных
металлов -- скандия, иттрия, иттербия -- в угольных пластах
Бородинского разреза. Нас это очень заинтересовало, потому что
это металлы-спутники. Скандий, например, частый спутник
титанового производства. И вот мы разработали абсорбционную
технологию их извлечения из золошлаковых отходов сжигания углей
Бородинского разреза с получением индивидуальных оксидов скандия,
иттрия, иттербия. Эта технология сейчас проходит экспертизу у
производственников, с тем, чтобы далее инвестиционный проект и
бизнес-план составить. Думается, что наша технология привлечет
внимание инвесторов.
-- Мы все говорим о, так сказать, макротехнологиях, а
микротехнологии вы, наверно, тоже разрабатываете?
-- Да, занимаемся. Есть такое направление -- по ультрадисперсным
алмазам -- гордость Сибирского отделения. Мы в последнее время
развиваем получение коллоидов из этих ультрадисперсных алмазов.
Можем получать образования типа дифракционных решеток из этих
ультрадисперсных алмазов, используя коллоидные растворы.
Фактически -- это новая область использования ультрадисперсных
алмазов, не только для режущих или абразивных инструментов...
Коллоидный раствор определяет новые свойства, новое качество этих
ультрадисперсных алмазов.
-- И как, для каких задач можно использовать это новое качество?
-- Для методов спектрального анализа, например. Здесь может быть
обеспечена высокая разрешающая способность. В принципе, мы сейчас
занимаемся исследованием этих свойств на фундаментальном уровне.
-- Очень надеюсь, что это впервые в мировой практике...
-- В определенном отношении -- да. Хотя из специальной литературы
очевидно, что ультрадисперсными алмазами в мире занимаются, как и
коллоидными растворами тоже, но именно в нашем институте впервые
получен коллоидный раствор ультрадисперсных алмазов.
Если продолжить разговор о микротехнологиях, как вы выразились,
то можно назвать получение высокочистого диоксида марганца для
химических источников тока. Это электродная масса. Для батареек,
например. Сегодняшним производителям химических источников тока
не хватает отечественного диоксида марганца. Раньше он поступал
из Грузии, а сейчас поставки только импортные. И мы научились
сегодня производить любую модификацию диоксида марганца
электрохимическими методами из руд месторождений Сибири.
-- То есть, фактически вы выполнили социальный заказ
промышленности?
-- Да, Кузбасский и Ангарский заводы заинтересовались этой
разработкой. Мы сделали небольшую установку и передаем
наработанный диоксид марганца непосредственно на заводы. Для
российского потребления необходимо в год где-то около десяти
тонн. И не только для химических источников тока, но и для
производства ферромарганцевых сплавов.
-- Вам имеет смысл создать свой завод...
-- Нужен инвестор.
-- Когда есть гарантированный спрос, инвестор вполне может
объявиться.
-- У нас есть еще одна тонкая технология -- извлечение брома из
природных вод и рассолов. В частности, из хлор-кальциевых
рассолов. При определенных параметрах мы извлекаем
кальций-брома-2 около пятисот-шестисот граммов на литр, а хлорида
ионов -- 5-7 граммов на литр.
-- Для каких целей они могут использоваться?
-- Для получения тяжелых жидкостей для буровых работ -- чтобы
вытеснять породу, нужны тяжелые жидкости с плотностью 1,7-1,8.
Они могут быть использованы в литиевых насосах ... Вообще,
сегодня бром -- в дефиците.
-- Скажите, а вот идея интеграционных проектов как вам нравится?
Получила ли она у вас развитие?
-- Я считаю, что это очень серьезный шаг вперед, сделанный
Сибирским отделением. Некоторый период мы все были в роли
каких-то кусочников -- каждый хотел где-то свой грант получить, в
результате чего стимулировалось мелкотемье. Все, так сказать,
толпились у кормушки и стремились наперебой что-нибудь из нее
выхватить. Интеграционные проекты открывают возможности серьезных
междисциплинарных исследований. А то ведь как бывало? Скажем,
химики с химиками еще могли как-то дружить. А вот химики с
физиками или с биологами -- плохо получалось. А сейчас, например,
мы с И.Гительзоном обсуждаем создание биотехнологии извлечения
золота из золотосодержащих минералов. Для того, чтобы золото
перевести в удобную растворенную форму, нам надо раскрыть сам
минерал, пирит, допустим. А "развалить" этот сульфидный минерал
можно с помощью микроорганизмов. После бактериального окисления
оставшийся продукт пойдет на следующую операцию. А потом мы уже
переведем его в раствор, и далее -- в концентрат...
-- Замечательный проект у вас получится. А с финансированием как?
-- Включимся в грантовый конкурс. Ценно то, что открываются
возможности очень интересного сотрудничества химиков с
биофизиками.
-- Геннадий Леонидович, ваш институт, как и все другие, тоже,
видимо, находится в трудном положении. Но все-таки у вас всегда
были более тесные связи с промышленностью, чем у тех же биологов
или гуманитариев. Как сегодня выглядят эти связи?
-- Что касается работ по минеральному сырью -- есть хоздоговорные
работы. А вот в области лесохимии... тут мы дополнительного
источника финансирования пока не нашли, потому что у леспромхозов
дела тоже плохи. Промышленные предприятия могут хотя бы какими-то
материальными ценностями рассчитываться, вплоть до компьютеров.
Взаиморасчеты различного рода, одним словом.
-- А федеральные программы? Помнится, была такая -- по освоению
Нижнего Приангарья...
-- Это еще в программу "Сибирь" было включено.
Горнометаллургический блок разрабатывал наш институт. Сейчас мы
непосредственно отвечаем за научное сопровождение этого блока в
федеральной программе. При дирекции программы "Нижнее Приангарье"
создан научно-технический совет, в работе которого активно
участвуют сотрудники нашего института. Все то, что обсуждается на
этом научно-техническом совете, очень хорошо проводится в жизнь
администрацией программы во главе с вице-губернатором края
Сергеем Александровичем Аринчиным. Он сам ведет эти советы, и
фактически все то, что делается в крае по минеральному сырью,
осуществляется как бы по интегральному проекту, в котором
участвуют почти все химические институты Сибирского отделения, а
также институты наук о Земле и экономические. Федеральные
программы по сути -- проводники интеграции.
-- Если в целом посмотреть, чего от вас ждут в крае? Новых
технологий, идей, кадров для промышленности?
-- Во-первых, администрация края и руководство федеральной
программы до стадии принятия решений хотела бы обладать
определенной информацией. Эту информацию мы готовим и формулируем
свое мнение.
-- То есть, экспертно-консультативные функции отданы науке?
-- Администрация края прислушивается к мнению науки. Собирается
целая информационная база данных, чтобы в итоге принять
рациональное решение. Особенно это касается минерально-сырьевых
ресурсов. Кроме того, когда речь идет о новых предприятиях,
всегда встает вопрос -- что же закладывать в такой проект? Ведь
не только наш институт имеет предложения. Они есть у институтов
Уральского и Дальневосточного отделений, у московских институтов,
у отраслевиков. Мнение нашего института здесь имеет свое
значение. Проводится экспертиза с привлечением независимых
экспертов... Ну, и, конечно, от нас ждут и наших конкретных
разработок и предложений.
-- Как у вас с кадрами -- институт пережил сильные сокращения?
-- Если смотреть на результат после всех разъединений и
объединений, то в целом -- нет. Мы сохранили потенциал. Но очень
трудно идет омоложение. Зарплата стажера-исследователя всего 300
рублей. Многие уходят на производство.
-- Геннадий Леонидович, время у нас, сегодня, конечно, трудное и
достаточно неопределенное, но все-таки -- как вы оцениваете
перспективы развития института и науки в целом?
-- Понимаете, в науке не могут работать пессимисты. Настоящие
исследователи, настоящие ученые -- это всегда оптимисты. А у
нашего института, я считаю, впереди большое будущее. Это
определяется прежде всего достаточно высоким научным потенциалом.
Я верю в то, что появится востребованность наших разработок,
потому что промышленность будет подниматься. Был такой известный
немецкий предприниматель и чл.-корр. Петербургской АН --
Сименс... Он как-то сказал: "Когда промышленность начинает
отставать или перестает развиваться, наступает время вкладывать
деньги в науку." Это время у нас уже на подходе.
Интервью взяла Ольга УШАКОВА.
На фото:
Образцы игольчатых и призматических структур, образующихся из
раствора коллоидного алмаза. Коллоидный алмаз выделен из
промышленных порошков ультрадисперсного алмаза взрывного синтеза.
стр.
| 
