РОССИЙСКОЕ ГОСУДАРСТВО
И АКАДЕМИЯ НАУК --
ИСТОРИЯ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ
(1720--1915 гг.)
Т.Н.Грановский сказал: "Наука есть прихотливое растение. Она
зреет не на всякой почве и требует тщательного ухода за собой".
Это растение дало свои всходы и на российской земле. Созданная в
начале 18 века в Петербурге Императорская Академия наук была
главным научным учреждением России, средоточием научной мысли
страны. Ее процветание или нищенское существование зависели от
власть держащих. Так было всегда.
Академия наук -- детище Петра Первого. Намерение Петра учредить
Академию наук в Петербурге следует отнести не позднее 1720 года,
поскольку в январе 1721 года германский мыслитель Вольф писал
Л.Блюментросту: "Его императорское Величество имеет намерение
учредить Академию наук и при ней другое заведение, где бы могли
знатные лица изучать необходимые науки, а вместе с тем водворить
художества и ремесла, о чем и писал ко мне несколько недель перед
тем..." А в 1721 году за границу был послан занимавший должность
библиотекаря И.Д.Шумахер с инструкцией о подборе кадров "для
сочинения социетета наук, подобно как в Париже, Лондоне, Берлине
и прочих местах".
Проект Л.Блюментроста, который был принят Петром, предполагал
создание Академии и Университета. Академики обязывались, кроме
своей прямой должности "Об усовершенствовании наук" , читать
публичные лекции. Проект не был официально принят (Петр I не
успел его подписать), но до Регламента 1747 года был единственным
положением об Академии. В положении оговаривался вопрос о
средствах Академии.
"Параграф 19. Ученые люди, которые о произведении наук стараются,
обычайно мало думают на собственное свое содержание, того ради
потребно есть, чтоб Академии кураторы непременные определены
были, которые бы на оную смотрели, о благосостоятельстве их и
надобном приуготовлении старались, нужду их императору при всех
оказиях предлагали и доходы в своем ведении имели.
Параграф 20. Но надлежит, чтоб они доходы достаточны, верны и
неоспоримы были, дабы оные люди не принуждены больше о своем и
фамилии своей содержании старатися, нежели о возвращении наук
наипаче, понеже все такие люди суть, которым жалованьем своим
жить надобно, ибо трудно поверить, чтобы кто охоту имел к службе
чужого Государя то прожить, что он в своем Отечестве имеет."
На содержание Академии Петр повелел "определить доходы, которые
сбираются с городов Нарвы, Дерпта, Пернова и Аренсбурга
таможенных и лицентных, 24912 рублей". Эта сумма была назначена
самим Петром (в проекте первоначально указывалось 20000 рублей
которые рукой Петра 1 исправлены на 24912), и рассматривалась им
"только для начатия Академии".
Начался поиск будущих Российских академиков за границей.
Завязалась длительная переписка. Но вскоре Петр Первый умер.
Наступил период неопределенности. Однако сменившая великого
реформатора Екатерина 1 подтвердила намерение учредить в
Петербурге Академию наук, и приглашенные Петром 1 ученые стали
съезжаться в Россию.
Лаврентий Блюментрост, назначенный Екатериной Президентом
Академии, в одном из докладов императрице писал: "Блаженныя и
вечнодостойныя памяти его Императорское Величество именно
приказал, чтоб дом Академический домашними потребами удостачить и
академиков недели с три или с месяц не взачет кушаньем
довольствовать, а потом подрядить за настоящую цену, наняв от
Академии эконома, кормить его в том же доме, дабы, ходя в
трактиры и другие мелкие дома, с непотребными обращающись, не
обучились их непотребных обычаев, и в других забавах времени не
теряли бездельно, понеже суть образцы такие: которые в отечестве
своем добронравны, бывши с пьяницами, в бездельнечестве пропали и
государственного убытку больше, нежели пользы учинили..."
Прибывших ученых разместили в доме Шафирова, конфискованном в
казну, а также сняли несколько частных домов. Академики были
приняты императрицей в ее летнем дворце, а 27 декабря 1725 года
состоялось первое торжественное заседание Академии, которое стало
ее первым заявлением о себе перед русским обществом. В
разосланных приглашениях Академия была представлена как
Российская. Это было единственное до недавних пор упоминание
такого сочетания. Позднее Академия всегда именовалась
Императорской или Петербургской.
С кончиной Екатерины I, 6 мая 1727 года, изменилось то значение,
которое императрица хотела придать Академии. Правда, в первые
месяцы правления Петра II в Академии еще не замечалось перемен к
худшему. Представители Академии еще являлись ко двору, и не было
помину о тех враждебных отношениях между ними и правителями
Академии, которые существовали потом.
С отъездом Петра II со своим двором в Москву Академия была
оставлена на произвол судьбы. В Москву последовал и Блюментрост
(тогдашний президент Академии), оставив научное общество на
попечении усердного, но деспотичного секретаря президента
Шумахера.
Первым последствием такого положения был недостаток в деньгах.
Проходили месяцы, а назначенная Академии сумма не выдавалась.
Следовательно, не выдавалось жалованье и не производилась уплата
необходимых расходов. Еще в августе 1728 года Академия не
получила ни копейки из денег, следовавших на тот год. Академики
стали получать деньги только в ноябре. И такие задержки были все
время пребывания двора в Москве. Чтобы хоть частично уплатить
жалованье, канцелярия Академии однажды заняла железо у
Берг-коллегии под предлогом надобности его на академические
постройки, а потом продавала его в частные руки.
Но была и другая невзгода: с первого года существования у
Академии ежегодно оказывался дефицит, который рос все больше и
больше и в 1732 году составил 35 818 рублей 39 1/3 копейки.
Академики видели главную причину такого расстройства финансов в
том, что при Академии были заведены типография со словолитнею,
стоившая больших расходов, переплетная, мастерская резьбы на
камнях, образовались гравировальная и рисовальная палаты. Поэтому
ученые постоянно встречали отказы в покупке нужных инструментов,
в учреждении лабораторий и т.д. Но в создании таких мастерских
был определенный смысл: в Петербурге тогда не было достаточно
искусных мастеров, которые, между тем, требовались для Академии.
Кроме того, существование таких мастерских влияло на
распространение ремесел не только в Петербурге, но и по всей
России. Однако ученые люди при каждом удобном случае восставали
против основателя и покровителя этих мастерских Шумахера. В 1729
году они подают прошение на имя императора Петра II, где
предлагают выбрать из их числа директора и ходатайствуют об
учреждении академического регламента. Однако прошение осталось
без внимания. Ничего не изменилось для Академии и с воцарением
Анны Иоановны. Чтобы хоть как--то поправить положение,
Блюментрост решает предпринять следующее: он отправляет Шумахеру
письмо с предложением направить в Москву ходатайство к Бирону,
чтобы тот принял звание протектора Академии. Шумахер, уверенный,
что академики не посмеют отказаться от такого предложения,
"поспешил уведомить Президента, что академики в восторге от
такого славного и выгодного предприятия". В следующем же письме
Шумахер уверял президента, будто бы просительное письмо к Бирону
не подписано из-за споров о старшинстве, а потому лучше
ходатайствовать одному Блюментросту от имени Академии о
протекторе, потому что, прибавлял Шумахер, "господа профессора не
спрашивают особенно кто им покровительствует, лишь бы только
давали деньги!"
Историограф Миллер, рассказывая об этом предложении, говорил, что
оно не состоялось, так как академики не одобрили письма к Бирону.
Блюментрост подал императрице представление, в котором указывал,
что было бы справедливо на 1732 год выдать дважды назначенные
Петром Великим на содержание Академии деньги. Последняя же статья
представления предусматривала прибавление к отпускаемым на
Академию 24 912 рублям еще 10 618 рублей. Но и это представление
осталось без осуществления, ибо 18 июля 1733 года в Академию наук
был назначен новый президент -- барон Герман Кейзерлинг.
В представленной в сентябре того же года записке новый Президент
указал, что хозяйственные затруднения произошли из-за учреждения
Академии художеств, он писал: "Но принужден я Ваше Императорское
Величество о состоящей в 30 тысячах рублей сумме всенижайше
просить, дабы всякому подлежащее жалованье выдано было, и поныне
происходящие жалобы пресечены были". Поскольку Кейзерлинг
пользовался при дворе императрицы Анны большим влиянием, то на
его докладе государыня написала: "Вышеозначенную сумму 30 000
рублей отпустить из штатс-конторы".
Вскоре Кейзерлинг получил новое назначение и оставил Петербург.
Его место занял барон Корф с титулом Главного командира Академии.
Он, как и его предшественники, пытался привести в лучшее
состояние хозяйственную часть Академии. По исчислению барона
Корфа, на содержание Академии было необходимо 64 086 рублей.
Сенат, рассмотрев представление, сократил эту сумму до 48 900
рублей в год, которые впрочем, тоже не были получены. И снова
обращается начальник Академии с прошением на высочайшее имя,
объясняя, что "ежели Академия скорой помощи не получит и не
приведена будет в надлежащее и определенное состояние, то имеет
она без сомнения разрушиться..." После чего Академии было выдано
10 000 рублей, что, однако, не поправило положение. После
очередного представления барона Корфа в императорский кабинет
Академия получила единовременно еще 20 000 рублей. Такие подачки
не могли удовлетворить ученое общество. Требовалось принять
академический штат.
В апреле 1740 года барон Корф перестал быть начальником Академии,
так и не дождавшись утверждения составленного при нем устава.
Сменившему его Бреверну было предписано "потребовать мнения об
академическом уставе от академиков". Вполне понятно, что
сложившаяся ситуация, когда правители Академии исповедовали
канцелярские взгляды на науку и ее представителей, не встречала
одобрения у ученых. Ученое общество должно быть свободно от оков
бюрократизма, которое охотно благоприятствует бездарности и
посредственности и враждебно смотрит на дарования и заслуги, как
на качества, дающие право стоять выше притязаний самовластия и
произвола.
Отзыв об академическом уставе и положении дел в Академии от
академиков предоставил Хрисиан Гольдбах, исполнявший обязанности
конференц-секретаря: "Не могу не сознаться, что Академия наук в
1726 и 1727 годах была также хорошо устроена, если не лучше, чем
ныне, а что касается наук то могла она славиться столь же много,
если не более, чем теперь, несмотря на то, что число лиц и
расходы со временем увеличились гораздо более". "Я не отрицаю,
что можно выискать из множества бедных студентов в немецких
университетах довольное количество не совсем бездарных людей, и в
их числе найдутся по качествам здешних студентов, способные
читать хорошо лекции, и каждый из них согласится сделаться
профессором за 200 рублей ежегодного жалованья (жалованье
академиков в это время составляло примерно 2000 рублей в год. --
авт.), и так за 20 000 рублей можно было бы получить сто
профессоров, но как об этом будут думать разумные люди, которым
небезызвестно, что требуется для Академии, то угадать легко."
Бреверн оставил без внимания мнение Гольдбаха, и в своем
представлении красноречиво доказывал, что на содержание Академии
требуется ассигновать не более 50 000 рублей в год и, сверх того,
20 000 рублей единовременно для уплаты долгов. Впрочем, Академия
не получила и эту сумму. Вскоре Бреверн был уволен. А несколько
месяцев спустя на престол вступила императрица Елизавета
Петровна.
Имевшее место всеобщее недовольство иноземцами не миновало и
Академию. Посыпались доношения на академического советника
Шумахера. Он обвинялся в казнокрадстве, превышении власти,
гонении на русских ученых и русскую учащуюся молодежь, в
покровительстве иноземцам и т.д. Особую роль в судьбе Шумахера и
Академии в целом сыграло доношение Нартова, который состоял при
инструментальной мастерской Академии наук. 30 сентября 1742 г.
Елизавета повелела удалить Шумахера с должности и предать суду.
Правление дел в Академии было поручено Нартову.
При Петре Первом Нартов был известен как искусный токарь. В 1712
году его перевели из Москвы, где он заведовал токарными
инструментами на Сухаревой башне, в Петербург к царю. По
собственному рассказу Нартова, 8 июня 1718 года он был отправлен
сначала в Берлин, где был принят самим прусским королем, а затем
в Париж и Лондон "ради того, дабы приобрел он вящие успехи в
механике и математике, а при том, чтоб сделал там для
собственного упражнения Его Величества токарные махины, которые
поныне в сохранении находятся в Санкт-Петербургской Кунсткамере".
После смерти Петра Великого Екатерина I приказала Нартову
"сделать триумфальный столб, на котором будут изображены Его
вечно достойные блаженной памяти Императорского Величества
баталии". Подготовительные работы для создания памятника
действительно были начаты, но он никогда не был окончен.
Императрица Анна в 1735 году словесно приказала передать в
Академию наук оставшиеся после Петра Великого токарные
инструменты и разные недоделанные на них вещи. Среди них был этот
неоконченный триумфальный столб. Тогдашний начальник Академии
барон Корф решил, что этот памятник "без ассессора Нартова в
совершенство приведен быть не может", почему ходатайствовал об
определении Нартова при Академии "к токарным станкам". Так
петровский токарь и механик стал состоять при ученом учреждении.
Тогда--то и возник конфликт между ним и академическим секретарем
Шумахером. В 1741 году Нартову было назначено годовое жалованье в
1 200 рублей и единовременная награда в 1 500 рублей "за
оказанное в сверлении пушек полезное искусство" Шумахер же
отвечал, что нельзя делать никаких новых назначений о жалованьи
до утверждения нового штата. В следующем году Шумахер
распорядился вовсе не выдавать Нартову жалованье, поскольку
полученнoй Академией суммы не хватало на удовлетворение нужд
академиков. Шумахер припомнил также и неоконченный столб: "Сего
великого и важного дела не только не окончил, но и через шесть
лет оного не начинал". Доказывал также, что Нартов определен не в
ученое учреждение, "ибо не зная чужестранных языков и свободных
наук в Академии быть не можно". Но Нартов опередил это донесение
Шумахера, поскольку сам поехал в Москву, где в это время
находился двор, и, пользуясь недовольством иноземцами, завершил
дела в свою пользу, заняв место Шумахера.
Ясно, что Нартов не мог удержаться во главе Академии. Граф
Головин, председатель следственной комиссии, занимавшейся делом
Шумахера, докладывал 1 ноября 1742 года императрице: "Оному
советнику Нартову Ваше Императорское Величество всемилостивейше
повелели помянутую Академию вместо арестованного советника
Шумахера поручить, но понеже он, Нартов, в знании чужестранных
языков необыкновенен, а писать и читать не умеет и в пристойны к
оной Академии учениях не был, ибо кроме токарного художеств не
знает. А при такой Академии надлежит командиру быть, который бы в
некоторых к оной Академии принадлежащих учениях, а паче в
чужестранных языках знающ был, без чего над оною Академией у
содержания команды одному советнику Нартову быть весьма
недовольно. К тому же обретающиеся при оной Академии профессоры
почитают все командою и поступками его, Нартова, недовольны ж,
отчего в правлении оной Академией может происходить
помешательство и упущение".
Хозяйственные дела Академии находились в жалком состоянии. 11
ноября 1742 года Нартов сообщил в контору правительствующего
Сената, что все служащие при Академии лица "с самого их
вступления в академическую службу" всегда получали жалованье с
большими задержками, а иногда за неимением денег оно выдавалось
им книгами, "отчего служившие в Академии терпели с семействами
большие убытки и пришли в убожество". Ко второй половине 1743
года недостаток был уже столь велик, что служащие и мастеровые
сами стали просить о выдаче им причитавшегося жалованья книгами.
Даровитые иностранные ученые стремились как можно скорее покинуть
Россию. Не было никакой надежды вызвать новых, способных занять
свободные кафедры.
Существование в Петербурге Академии наук, продолжение ее
деятельности и после смерти Петра Первого, было своего рода
гарантией, порукой продолжения умственного общения с Европой.
Едва ли не по этой причине Академия наук не была упразднена в
начале царствования Елизаветы Петровны.
5 декабря 1743 года Нартов был отстранен от управления академией.
А Шумахер вновь приступил к своим прежним обязанностям. Но это не
прибавило тепла в отношения между канцелярией и академиками.
Высказанная профессором Вейтбрехтом формула: "Канцелярия --
хвост, а конференция академиков -- глава Академии наук ", -- увы,
не оказалась истинной. Взаимные пререкания продолжались и до 1746
года, когда состоялось назначение Президентом Академии графа
Кирилла Разумовского. Таким назначением Елизавета хотела показать
свое расположение к Академии, ибо граф был человеком знатным и
влиятельным в государстве, но этого оказалось недостаточно:
Президенту Академии наук необходимы также знания, склонность к
наукам. Графу было лишь 22 года, когда он получил это назначение.
Только со вступлением на престол Елизаветы его брат, Алексей
Разумовский, стал хлопотать о его образовании и отправил своего
родственника учиться за границу. Здесь Кирилл Разумовский выучил
французский и немецкий так, что мог свободно на них изъясняться,
но не приобрел особенной охоты не только к наукам, но и к чтению.
Во время заграничного путешествия он был поручен "в смотрение и
предводительство" Григорию Теплову. С этих пор Теплов пользовался
неограниченным влиянием на молодого вельможу и практически
управлял за него делами. Понятно, что Президент Академии был ее
начальником лишь формально. На деле все нити управления были в
руках Теплова. При этом Шумахер, находившийся в дружеских
отношениях с любимцем Президента, от дел не отошел. Горе было тем
ученым, кто осмеливался тогда думать, что может заниматься
избранной им наукой, не имея милости и покровительства членов
академической канцелярии.
24 июля 1747 года Елизавета подписала "Регламент Академии наук и
художеств". Это был первый устав ученого общества, который все с
нетерпением ждали. Однако новый устав не принес академикам
ожидаемой свободы. По этому документу возросла роль академической
канцелярии, по-прежнему возглавляемой Шумахером.
По Регламенту на содержание Академии отводилось 53 298 рублей в
год. "Понеже свыше сей суммы держать не позволяется, а в иной год
некоторой остаток быть может, то из оного делать прибавки или
награждения тем, которые как в наставлении молодых людей
российского народа, так и в сочинении и переводе на российский
язык полезных книг и изобретений всяких машин перед прочими свои
труды и прилежание окажут".
"А дабы ученым людям в заплате их жалованья никогда остановки не
было, то всемилостивейше наше соизволение есть, дабы оная сумма
без задержания отпускаема была".
Но для выросшей за 20 лет Академии эта сумма была мала. Кроме
того, был введен совершенно огромный штат письмоводителей, их
помощников, канцеляристов, подканцеляристов, копиистов.
Произвол канцелярии доходил до абсурда. В 1748 году Шумахер
сочинил расписание, где указывалось, в какие часы "господам
членам Академии наук и художеств, господам профессорам
исторического и географического собрания и прочим академическим
служителям к своему делу приходить и от оного отходить в нынешнем
1748 году мая с 1 числа, кроме воскресных и праздничных дней, в
календаре предписанных". За нарушение расписания вводился штраф,
для чего разные лица должны были записывать отсутствующих, от
которых никакие оправдания не принимались, если они не
предупредили о причинах заранее. В следующем году Шумахер
распорядился все получаемые Академией журналы доставлять сначала
к академикам и адъюнктам, а потом уже к профессорам.
Между тем, время президентсва графа Разумовского было
замечательно тем, что начали появляться академики из русских.
Кроме Ломоносова и Тредиаковского академиками и адъюнктами были
Крашенинников, Никита Попов, Котельников, Румовский, Софронов,
Красильников, Козицкий. Это объясняется еще и стремлением
императрицы Елизаветы при каждом удобном случае высказать особое
расположение ко всему русскому.
Когда президентами Академии были люди, обладавшие серьезным
влиянием при дворе, то ни Сенат, ни коллегии не решались
придираться к ученому учреждению, но едва оно лишалось такого
президента, а то и вовсе оставалось без него, то подъячие
стремились показать ученым свою силу и значение, а также то, как
мало их заботили успехи наук.
В последние годы правления Елизаветы в академическую канцелярию
были назначены преемник Шумахера Тауберт, по выражению Ломоносова
"зять его, и имения, и дела, и чуть не Академии наследник",
академик Штелин и Ломоносов. Тауберт и Ломоносов питали друг к
другу непримиримую вражду много лет. Все это отразилось и на
деятельности Академии. Подобные препирательства отнимали массу
сил и времени у ученых.
Незаметно прошло для Академии недолгое правление Петра III.
Правда, император грозился навести порядок в учреждении, но не
успел.
Екатерина II, благосклонная к наукам и литературе, уже в первые
годы своего правления не упускала случая, чтобы выразить особое
внимание ученому обществу.
После кончины Ломоносова 4 апреля 1765 года Тауберт остался
властителем Академии. Впрочем, это продолжалось недолго. 5
октября 1766 года Екатерина II назначила директором Григория
Орлова. 30 октября того же года была учреждена особая комиссия из
академиков для управления делами. Нелюбимая академическая
канцелярия рушилась.
Своего расцвета Академия достигла в годы руководства княгини
Дашковой. Этому предшествовала борьба академиков с директором
Домашневым, который прославился своим стремлением к ограничениям
и установлением регламента. Домашнев был отстранен от дел, а
"дирекция над Академией" поручена высочайшим указом от 24 января
1783 года княгине Екатерине Романовне Дашковой.
Вот как описывала сама княгиня состояние финансов в Академии к
моменту ее вступления в должность. "Денежные дела были
чрезвычайно запутаны вследствие небрежности, с какою
разграничивались так называемые суммы от экономических
(специальных); штатные заключали в себе деньги, отпускаемые
ежегодно казной на содержание Академии; специальные суммы
составлялись из денег, вырученных от продажи книг, и из других
сбережений. Эти суммы оказались перепутанными между собой. У
Академии было несколько должников, и сама она задолжала как в
России, так и за границей, не выдавала жалованья профессорам и
другим чиновникам, не платила за помещение для книжного магазина,
за бумагу и т.п. Вследствие этого, что ни один из должников не
платил Академии, она сама не могла ликвидировать свои долги". При
Дашковой финансовое положение в Академии заметно улучшилось. Были
уплачены все долги, заметно выросла экономическая сумма (в 1793
году она составила 161 000 рублей, притом, что на штатную сумму
по Регламенту отводилось 53 298 рублей), из которых академики
стали получать ежегодные прибавки.
Такая экономия позволила Дашковой просить у императрицы
разрешения открыть общедоступные курсы по основным отраслям наук.
"А как чтение лекций на российском языке не только для студентов
и гимназистов, но и для всех посторонних слушателей, кои допущены
будут, кажется мне тем паче полезны, что науки перенесутся на наш
язык и просвещение распространится..." Успех курсов был велик.
Кроме того, Дашкова возглавила и созданную в 1783 году Российскую
Академию, которая была задумана как центр гуманитарных наук,
тогда как Петербургская Академия объединила в основном
представителей точных наук.
В 1794 году Дашкова ушла в двухлетний отпуск, после которого в
Академию она уже не вернулась. Эти два года исполняющим
обязанности директора Академии был назначен Павел Петрович
Бакунин. Своими диктаторскими замашками он довел Академию
практически до полного финансового краха. Он потратил не только
те суммы, которые оставила Дашкова, но и, благодаря ему, Академия
вновь залезла в долги. Павел Первый уволил Бакунина, упразднив
одновременно директорскую должность. В 1800 году в штате академии
появилась должность вице-президента. Павел практически лично
решал все вопросы в Академии. Академики теперь назначались лично
императором, все хозяйственные вопросы решались тоже им.
Надежды академиков на создание нового Устава возродились с
приходом к власти нового императора Александра I. Академики
отправили ему письмо, где явственно пытались внушить тому, к кому
обращались, что они являются силой, с которой должны считаться. И
когда верховная власть перестает делать это, тогда наука приходит
в упадок, но и верховная власть от этого не выигрывает.
В 1803 году был принят новый Устав. В нем обращалось внимание
академиков на "изыскание средств к умножению народной
промышленности и торговли". Особый параграф требовал, чтобы
Академия сообщала правительству обо всех научных открытиях,
могущих иметь значение для здравоохранения и народного хозяйства.
Академия рассматривалась как центр разработки теоретических
вопросов науки. При этом штатная сумма увеличивалась до 120 000
рублей. В Академии возродились публичные лекции, которые опять
стали пользоваться огромным успехом.
У руководства Академией с 1802 по 1810 год стоял граф
Новосильцев, который не особенно интересовался ее делами. После
его ухода с этого поста президентское кресло оставалось пустым до
1818 года, когда его занял министр просвещения граф С.С. Уваров.
Он возглавлял Академию до 1855 года.
При графе Уварове в 1836 году был принят новый Устав Академии. По
нему издания Академии освобождались от цензуры, Академия могла
беспошлинно выписывать из-за границы инструменты и приборы, а
получаемые книги и журналы освобождались от цензуры. На
содержание Академии по штату отводилось 239 400 рублей ежегодно.
При этом жалованье чиновникам Академии отпускалось из
экономических сумм. Этот устав определял положение Академии весь
XIX и начало ХХ века. Новый Устав был принят в 1927 году.
В 1841 году произошло еще одно важное событие в жизни ученого
общества: созданная в 1738 году Российская Академия была
присоединена к Императорской Академии наук в виде особого
Отделения русского языка и словесности. На финансирование
Отделения определялись отдельные суммы, которые не присоединялись
к суммам Академии. На вознаграждение академиков отпускалось 8500
рублей серебром в год, на напечатание трудов Отделения -- 4000 и
1000 рублей серебром ежегодно "на поощрение и путешествия молодых
русских ученых, посвятивших себя изучению славянской литературы".
В 1831 году положено начало Демидовским премиям, присуждаемым
Академией. П.Н.Демидов обязался вносить в Академию ежегодно 20
тыс. рублей на присуждение четырех наград по 5 000 рублей. После
его смерти деньги должны вноситься его наследниками в течение 25
лет (он умер в 1840 году, то есть до 1865 года). За годы
существования этих премий на конкурс было представлено 903
сочинения. Большинство работ, удостоенных наград, относились к
гуманитарной области. В 1858 году Общее Собрание Академии наук
одобрило положение об Уваровских наградах, учрежденных
член-корреспондентом Академии графом А.С.Уваровым в память о
своем отце С.С.Уварове. Для награждения ежегодно выделялась сумма
в 3 тыс. рублей. (1 премия -- 1500 рублей и 3 по 500 рублей). Из
частных фондов отпускались деньги и на издание рукописей.
Назначенный после смерти графа Уварова в 1855 году президентом
граф Д.Н.Блудов предложил Общему Собранию Академии наук избрать
комиссию для написания нового Устава. К 1857 году Проект был
готов. Но он требовал значительного увеличения ассигнований, а
страна была финансово обескровлена после Крымской войны. Поэтому
проект не встретил поддержки. К нему вернулись в 1863 году.
Академики пытались убрать статьи о приспособлении теорий,
результатов опытов и ученых экспериментов к практическому
применению. Они стремились разрабатывать чистую науку.
Начало ХХ века вновь поставило вопрос о новом Уставе. Академия
испытывала постоянный недостаток средств, что было серьезным
тормозом ее работы. Бюджетная комиссия Государственной Думы,
рассматривая статью расходов Министерства просвещения на 1908
год, не могла не обратить внимание на то, что Академия наук,
"высшее в России ученое учреждение, существующее более 150 лет,
не имеет определенного и установленного штата на все ее нужды".
Лишь весной 1912 года законопроект о новых штатах после
неоднократного обращения в Государственный Совет был им принят, а
5 июля подписан царем и получил силу закона. Бюджет Академии был
определен в 1 007 159 рублей в год. Из них большая часть шла на
оплату ученого персонала, а на финансирование научных предприятий
отпускалось только 47 000 рублей ежегодно. В годы Первой мировой
войны Комиссии по изучению естественных производительных сил
(КЕПС) было отказано в 500 рублях, которые требовались для
освоения месторождений вольфрама. Так на одном ученом заседании
после оглашения отказа правительства в отпуске кредитов академик
А.Н.Крылов вынул из кармана 500 рублей "для спасения армии,
погибающей от отсутствия снарядов". Только в декабре 1915 года
был утвержден бюджет КЕПСа. Он составил 14 700 рублей. Деньги
отпускались в основном направлениям, связанным с военными
нуждами. "Чистая" наука никого не интересовала.
Слова о том, что наука нуждается в поддержке государства, что
нужны деньги на ее спасение вряд ли станут открытием. Но это так.
Наука -- это наше будущее. Думая только о настоящем нельзя
достичь вершин. Так пускай же те, от кого зависят решения, помнят
об этом.
Б. Елепов, профессор, д.т.н., директор ГПНТБ СО РАН.
стр.
|
