ЛЕСНОЙ ЗОДЧИЙ
На днях исполняется 80 лет главному научному сотруднику ЦСБС,
доктору биологических наук, профессору Ивану Варфоломеевичу
Тарану.
В Сибирском отделении он работает без малого 40 лет, заведовал
Лесозащитной опытной станцией, был зам.директора ЦСБС, создал
лабораторию лесных эколого-рекреационных исследований, школу
лесоводов-рекреаторов. В душе — поэт. Своими впечатлениями о
прожитых годах юбиляр поделился с нашим корреспондентом
Валентиной Садыковой.
— В далеком 1951 году после окончания лесного института я был
направлен лесничим в Сибирь, в Антоновское лесничество Ордынского
лесхоза Новосибирской области. Лесничество было небольшое,
расположенное в ценном ленточном бору — Алеутском, на границе с
Алтайским краем. Население маленького лесозаготовительного
поселка составляли, в основном, женщины — вдовы с детьми. Я
обошел все дворы, познакомился со всеми. Представляете,
послевоенные годы, жуткая нищета, да еще и засуха в этот год
случилась. Зима приближается, на семью — одни валенки,
в доме — ни крошки хлеба, одна картошка. До сельсовета 10 км,
до больницы — 15, до райцентра — 35. Лесничий — единственное официальное
лицо в поселке, и на нем вся ответственность. А я — молодой
специалист, опыта никакого. И я понимал, что задача, которую надо
решить в первую очередь — социальная! От своей матери,
пережившей не один голод, я знал, чтобы выжить, человеку нужно
минимум 20 кг зерна или муки. Начались поиски. У лесничего была
возможность продать дрова, и я договорился с одной из алтайских
пекарен о покупке муки — Алтай получил фонды лично от т. Сталина
(там засуха была еще сильнее, чем у нас).
Привезли муку, разделили, все было расписано по едокам. Это было
накануне октябрьских праздников. Боже мой, как мы встречали этот
праздник! Это был настоящий коллективизм. Жили, как одна семья,
все делили — и радость, и горе. Хотя, конечно, случались и
ссоры. Мне сильно не нравилось, что женщины разговаривали в
основном на матерном языке. Я их созвал и начал убеждать, что так
разговаривать нельзя, тем более женщинам, тем более таким
красивым. И знаете, они стали как-то сдерживаться, по крайней
мере при мне.
А когда сейчас я включаю телевизор и с экрана несется такая
похабщина, что я думаю, боже мой, зачем же я 50 лет назад учил
тех женщин в лесу чистому русскому языку?!
Перезимовал наш поселок хорошо, но весной приехал следователь из
Барнаульской прокуратуры — на работников пекарни, у которой мы
купили муку, было заведено дело о злоупотреблениях. Начали
допрашивать и меня, и вы знаете, все женщины лесничества (голос у
Ивана Варфоломеевича прерывается, видимо, он заново переживает те
давние события) встали на мою защиту. В результате меня даже в
качестве свидетеля в прокуратуру не вызвали.
Через год меня, как молодого специалиста, подающего надежды,
перевели в Тогучинский лесхоз главным лесничим. Там я проработал
больше 5 лет. Работа была интересная, да и жизнь в городе была
полегче. Коллектив был дружным, мы получили звание
образцово-показательного и стали участниками первой выставки
ВДНХ.
Следующие 8 лет я проработал главным лесничим Управления лесного
хозяйства Новосибирской области. Работы было много, но работать
было интересно. В области 70 лесничеств, я побывал в большинстве
из них. Больше всего во время поездок меня поразили заброшенные
деревни, лебеда в рост человека и колодезные шесты-рогатины, как
руки, с мольбой поднятые к небу, к Господу Богу. И сами собой
родились строки:
Почему, почему
Умирают деревни России?
Почему, почему
Сиротеют луга и поля?
Горько плачет по ним
Небо Родины нашей красивой,
Да справляет поминки
Политая кровью земля…
Наряду с работой в лесном хозяйстве области, я занимался научными
исследованиями, закончил заочно аспирантуру НИИ лесоводства.
После защиты кандидатской диссертации мне предложили перейти на
работу в Ботанический сад, заведовать Лесной опытной станцией.
Так, в 1965 году я оказался в Академгородке.
Коллектив, в который я пришел, был женский, очень хороший и
грамотный. Перед нами была поставлена цель — сделать
Академгородок образцовым с точки зрения зеленого строительства.
Тогда у меня и возникла идея заняться рекреационным
лесопользованием.
У основателя Академгородка академика М. А. Лаврентьева была
идея — построить город, сохранив живую природу, чтобы был город в лесу
или лес в городе, короче говоря, академическая деревня. Мы
подготовили генеральную схему лесопаркового устройства, ее
утвердили на Президиуме. Сам М. А. Лаврентьев с помощью своей
супруги Веры Евгеньевны контролировал ее исполнение.
Вот такая задача была перед нами поставлена, и мы начали под нее
подводить фундамент научных обоснований. Имеющийся в России опыт
был отрицательный — деревья в городе не выживали. Надо было
узнать, как их сохранить. Все — строители, архитекторы,
ландшафтные архитекторы, лесоводы — вкладывали в оформление
Академгородка свое умение, опыт, душу, наконец. Хотелось, чтобы
каждая улица имела свое собственное неповторимое зеленое лицо.
Если сейчас вы пройдете по Академгородку, то не найдете двух
схожих по зеленому наряду улиц. Мы использовали только для
аллейных посадок более 15 пород деревьев и множество ценных
кустарников. Улица Золотодолинская, например, даже в каждом
квартале имеет свою форму озеленения.
Кроме того, наши специалисты занимались интерьерным озеленением
институтов, административных и культурных учреждений. Специалист
по оранжерейным растениям Евгения Львовна Кузьмина-Медова внесла
неоценимый вклад в создание зимнего сада Дома ученых.
— Иван Варфоломеевич, что за яблони цветут на Золотодолинской
необыкновенным розово-оранжевым цветом? Каждую весну аллея
становится местом паломничества: даже самые занятые люди находят
несколько минут, чтобы полюбоваться яблонями, художники,
фотографы спешат запечатлеть это чудо природы.
— Это яблоня Нездвецкого. Посадить ее была идея Марии
Пантелеевны Барычевой, она заведовала работами по зеленому
строительству. Там уже была посажена яблоня ягодная, и чтобы
жители не возмущались по поводу пересадки, она организовала
работы ночью. Никто из близлежащих домов ничего не заметил. А
когда весной яблоня зацвела — это была сказка.
— А сиреневая аллея по ул. Мальцева, это чья была инициатива?
— Это было предложение Тамары Никифоровны Кармачевой, одного из
ландшафтных архитекторов.
— А елки — стайками?
— Это коллективное решение. Мы вместе с Анной Михайловной
Агаповой, ландшафтным архитектором, развили идею и написали книгу
«Пейзажные группы для рекреационного строительства». Ель играет
доминирующую роль во многих наших пейзажных группах. Считается,
что ель как бы грусть навевает, но нашему веселому лесу нота
задумчивости, которую вносит это дерево, не вредит.
Если посмотреть сейчас внутриквартальные посадки, видно, как
много было найдено интересных решений: территория каждого
детского сада, по сути, образец ландшафтного искусства! А улицы:
на Ильича — черемуха Маака, на Пирогова — липы, на Морском
проспекте — сосны и березы. Кроме того, в верхней зоне было
сохранено много коренных деревьев. Это был пример того, как можно
использовать естественные насаждения в создании города-сада.
Новосибирск — самый богатый лесами город Сибири: в Сибири всего
15 тысяч гектаров городских лесов, из них 10 тысяч в
Новосибирске. (Но мы не умеем беречь это богатство. За последние
10 лет многое уже потеряно.) Всем известно, что биологическая или
ботаническая защита городской среды — самая эффективная и
дешевая. Но ведь лес нужен человеку не только для утилитарных
целей, он дает эмоциональный заряд. Выходишь из дома, и:
Сегодня воздух
Пахнет свежим снегом,
За облаками спряталась луна,
Между землею и высоким небом,
Как в колыбели спала тишина.
Человек не может без леса, он же дитя природы. Сам М. А. Лаврентьев
20 лет прожил в лесном кордоне, на окраине Академгородка и никуда
уходить не хотел. Больше всего он любил сосны и нам наказывал:
«Сосны берегите», и мы его наказ выполняли. Когда я подарил ему
ключи от ботсадовского шлагбаума и сказал, что он теперь в любое
время может заехать на территорию Ботанического сада, он
радовался, как дитя…
— В последние годы сосны болеют, и после каждого сильного ветра
появляется все больше вывороченных с корнем исполинов…
— В городе техногенная, антропогенная нагрузка на деревья
больше, потому и век у них короче. Ботанический сад в свое время
много делал для сохранения леса в Академгородке, и пока Лесная
опытная станция была в составе Ботсада, сотрудники много сил
отдавали лесному хозяйству, иногда в ущерб научной работе. Хотя
это еще вопрос, что важнее — практическое дело или теоретические
исследования. Ведь критерием истины является практика! Сейчас
лесозащитная служба ослабла, средств не хватает, и город-сад
Лаврентьева стал терять свое величественное лицо.
— А разве подбор пород, наблюдение за лесом в условиях города не
научная работа?
— Мы ее так рассматривали. Академгородок — это был эксперимент.
За 40 лет было заложено 100 пробных лесных площадей, в том числе
в самом Новосибирске, и все эти годы мы осуществляли мониторинг
за ними. Результаты опубликованы в статьях и монографиях.
Это — важнейший материал, который отражает состояние городских лесов.
Мы подготовили книгу по этим материалам — «Городские леса», но,
к сожалению, мэрия не нашла денег на ее издание. Сейчас дирекция
института обещает ее опубликовать.
Скоро Сибирскому отделению 50 лет, надо оглянуться и оценить все,
что было сделано за полвека. Каждый институт имеет достижения,
которыми он гордится, а в целом Академгородок может гордиться
своим неповторимым обликом, природой, тем, что человеку в нем
комфортно жить. И было бы правомерно поставить вопрос об
установлении для Академгородка статуса памятника ландшафтного
природоохранного зодчества в Сибири.
Такой статус был бы лучшей памятью М. А. Лаврентьеву, всем тем, кто
создавал Академгородок, кроме того, он позволил бы сберечь
зеленый фонд для будущих поколений.
Фото Г. Малышева.
стр. 3
|
