КАЗАЧЕСТВО КАК ВОИНСТВО
Владимир ЛЕОНТЬЕВ,
г.Новосибирск.
Весь западноевропейский мир
дивился казачьей удали и небывалой
находчивости...
Многие, я думаю, согласятся с тем, что роль казаков, этого
особого и весьма примечательного сословия Руси, всегда была в
высокой степени значительна, как в древности, так и в тяжелейший
период 1914--1917 гг. -- в пору великого противостояния классов в
годы гражданской войны, всколыхнувшей все пространства России, до
самых крайних ее уголков.
Данная тема множество раз выносилась на суд истории, мировой и
российской: в течение многих лет давались всевозможные и
разноречивые объяснения огромному, мало затронутому
исследователями материалу. При этом проводились многочисленные,
часто несовместимые, параллели и аналогии, оценивалась роль
выдающихся личностей и отдельных групп казачьего населения,
крайне неравномерно определившегося в территориальных границах и
приграничье русского государства.
Становится ясным, что без серьезной подготовительной работы
многих ученых подойти к разрешению отдельных проблем будет делом
весьма затруднительным, ибо требуется исчерпывающее знание
истоков, образа жизни, проведение тщательного
историко-сравнительного анализа в процессе изучения
морально-нравственных черт и политико-экономической, социальной
ориентации казаков в рамках русской ранней и поздней
государственности.
Правда, в этом направлении сумели крупно, а до некоторой степени
даже и многопланово, выделиться писатели -- М.Шолохов и Ф.Крюков,
боевые генералы Л.Ригельман и П.Краснов, вынесшие впечатления
прямо из горнила 1-й Мировой войны, войсковые старшины, есаулы,
подъесаулы и хорунжие -- И.Прянишников, М.Свечин, В.Толстов,
И.Быкадоров, официальный придворный историограф Н.Шильдер и
многие другие.
Но все равно, так обильно и неисчерпаемо была наполнена
содержанием, бесценным для памяти русских, внутренняя и внешняя
жизнь казачества, что выдающимся умам и талантам удалось из
великого моря сведений выловить лишь самое главное, что
характеризует особый казачий характер и широчайшую многоцветную
палитру всей его бурной жизни.
Мы не можем задержать внимание на многом, что хотелось бы
представить чуткому читателю, прежде всего, любителю старой Руси,
но конечно, важнее всего сейчас вглядеться в истоки этого
удивительного и глубоко жизненного явления.
Само зарождение казаков никак не могло оторваться от их древней
праматери -- сначала Руси, а затем России. Еще на территории
древней Руси, на линии ее порубежности, казачье присутствие
отмечено летописцами, писателями, путешественниками и
полководцами задолго до прихода в эти степные, почти необитаемые
просторы монголов. Казаки мало и неохотно подчинялись удельным и
даже великим князьям, но уже во времена Ивана III и, особенно, в
царствование воинственного Грозного, они легко, без особых
осложнений и споров входили в соглашение с правительством по
общей защите русских границ, требуя за то совершенно немногое:
периодической дачи "государственными" приказами оружия и
провианта.
Так постепенно создалась многовековая, особенная по своей
специфике и предметному выражению казачья сторожевая служба.
Собственно, с почина этого -- выраженного властно всеми
московскими царями-государями и пошло небывало быстрое укрепление
и укрупнение сил крайне сжатой в своих ранних пределах
Запорожской Сечи. И все началось с вещей довольно прозаических!
Лицезрея казни отдельных "воров" (а ворами в ту пору именовали
простых людей, и как правило, из низших сословий, т.е. крестьян,
холопов, по разным причинам поднявших руку на своих господ), царь
Иван IV отметил, что большая часть их, перекрестившись, подходит
к "смертной плахе" молча, но с гордо поднятой головой, а временем
даже и с тенью улыбки. Человек мудрый и дальновидный, он ощутил
это и оценил по-своему, и извлек, как то будет показано ниже,
существенно великую пользу для государства.
Совершенно неожиданно для всего боярско-дворянского окружения и
особых "разбойных" приставов своей "государьской" волей дал
возможность приговоренным к смертной казни спасать свою жизнь
бегством на "Низ" -- в места широкие, степные и безлюдные, ближе
к югу сходящие к днепровским плавням и к самой еще и не
знаменитой в тот период Сечи.
Однако немало пришлось и претерпеть таковым разрозненным группам
и наспех сбившимся малым ватагам, прежде чем они достигли
желанных вольных просторов! Их, почти невооруженных, многократно
перехватывали конные отряды польской "загоновой" шляхты, а также
передовые разведывательные заслоны татарских орд, беспрестанно
шныряющие вдоль и поперек по безграничной степи. И множество
несчастных погибало, едва обретши волю. Но не было лучше, когда
вдруг попадали в плен и определялись в гребцы на неуклюжие и
страшные, как плавучие гробы, турецкие корабли -- "каторги" и
"корчемны"... Побег оттуда мог выпасть на долю немногих
счастливцев!
Зато и показывали они потом себя в полной силе и ярости -- как
вольных наездников дикопольного порубежья, так и мореходов в
далеких походах к чуждым азиатским берегам. Весь тогдашний
западноевропейский мир дивился казачьей удали и небывалой
находчивости.
Из уст в уста, со всеми подробностями передавались, а затем
попадали в хроники Запада, а также к книжникам Польши и
Московского государства сообщения и события -- равно
красноречивые и правдивые. Повествовали же они о том, например,
как казаки, подобно соколиной стае, -- выносясь на своих "чайках"
из гирл Дона, Днестра, Дуная, -- нападают на проходившие турецкие
боевые корабли и мгновенно берут их на абордаж. Как огромное
татаро-турецкое войско в панике уходило от них -- невесть откуда
взявшихся в голом, без былинки, поле -- под защиту мощных
каменных стен Кизикермена. Наконец, как всего несколько куреней,
прорыв за ночь глубокий ров, рано утром подошли вплотную к
высоким башням неприступнейшей из цитаделей в Европе, и избегнув,
таким образом, губительного огня пушек и ружей, с полнейшим
хладнокровием и присутствием духа закрепивши приставленные к
отвесным стенам лестницы, уже на гребне сошлись "грудь с грудью"
с многочисленными защитниками и, опрокинув их, ворвались в город.
Бывало и так, что окруженные со всех сторон превосходящими
силами, запорожцы оказывались в почти безвыходном положении. Но и
тогда -- это хорошо знали поляки, татары и янычары султана --
мужественные казаки отвергали напрочь любое предложение о сдаче,
в т.ч. и на почетных условиях, т.е. отпуск с оружием и бунчуками.
Раз и навсегда воспринятая "сичовая честь" ни в коей мере не
позволяла пойти на это! Кроме того, они свято верили, что их
товарищи -- верные братству -- не оставят своих витязей в беде.
Еще во времена легендарного Сагайдачного, осажденные в
непроходимых болотах, бившиеся несколько дней и ночей всем, что
только могли держать в руках, питомцы славной Сечи гордо заявили
самому коронному гетману Речи Посполитой: "Нам жизнь не дорога, а
милостью врагов мы гнушаемся!".
Так, поистине титанически (по средневековым меркам) действуя, они
постепенно, век за веком, довольно крепко освоили
пространственную и широкую приграничную полосу, отделявшую
Московское государство от татар и Турции, а отчасти также и
Польши.
На местах когда-то временных поселений быстро выросли постоянные,
с налаженным бытом и крепким хозяйством станицы, где иногда
сосредотачивалось населения больше, чем в некоторых русских
городках. Так возникли Донской войсковой круг, Кубанский,
Терско-Гребенской, матерью коих всех была старинная Сечь ("Сичь")
Запорожская. Позже появился Уральский круг, вобравший в себя
поначалу вольноприходцев из вышеотмеченных войск.
В 18--19 вв. пограничная линия казачьих областей, как в
европейской, так и в азиатской части России обрела
значительнейшее расширение: от пестро-восточной Астрахани до
глухой, уже на краю материка, реки Уссури, вышедшей к Охотскому
морю.
Наконец, окончательно были образованы: в 1737 г. -- Астраханское
войско, в 1740 -- Оренбургские Сибирские казаки, а легендарно
прославившиеся соратники Ермака послужили ядром для создания
Сибирского Войска, полностью узаконенного, со всеми истекающими
отсюда правилами и привилегиями, при Петре Великом, в 1725 году.
Как братья-близнецы, плечом к плечу в нехоженных дебрях вековой
тайги встали Забайкальское, Семиреченское, Иркутское и Енисейское
войска -- в 1867 году. И, в довершение, Амурское -- в 1879, а
Уссурийское -- в 1888.
И в плавнях Днепра, в приюте седой матери Сечи, на берегах
далекой Уссури и Амура казак не мыслил своей боевой и мирной
жизни без коня, верного друга и спутника в походах. По старинному
казачьему присловью "где казак, там и конь" особую гордость
отдельных образований (войск) представляли косяки и табуны
отборных, специально выведенных пород лошадей (например,
знаменитая донская).
Таким образом, переходя из века в век, казачество, сохраняя в
общей жизни России свое особое устройство, и в составе русских
войск выделилось в отдельный разряд легкой конницы, отличавшейся,
прежде всего, мобильностью и стремительностью -- качествами, без
которых нельзя победить в наступательном бою.
Еще задолго до революционных потрясений на всех территориях
каждому войску отводились в его узаконенную собственность
значительные по размерам плодородные земли, кои распределялись в
виде наделов. К ним, соответственно, сопричислялись воды, леса,
пастбищные и пахотные поля и т.д. За это любой из округов обязан
был, в соответствии с численностью населения, дать на службу по
специальной разверстке определенное количество казаков, согласно
призывным возрастам. Из них формировались и создавались войсковые
соединения.
В первом десятилетии XX века общее число всего мужского населения
в казачьих областях насчитывало до 3 млн человек и даже в мирное
время в полках на действительной службе состояло 23--25 тысяч.
Находясь дома и по призыву на войну, казак обмундировывался и
вооружался сам, или с помощью казны Войска, что также составляло
нерушимую обязанность в обмен на вышеотмеченные привилегии.
На самом деле, после первых же залпов орудий врага, ворвавшегося
в пределы России, все призывные возраста молниеносно давали в
несколько раз большее число бойцов, преимущественно в виде конных
полков. А уже с началом дальнейших военных действий на фронт
следовали непрерывно полки второй, третьей очереди, а затем и
внеочередные запасные части, так что общее количество достигало
внушительнейшей цифры и позволяло в оперативном отношении
чрезвычайно подвижно и неожиданно для противника применять
казачьи части в различных операциях.
В ходе первой мировой войны и в соответствии с небывалым
развитием военного искусства обученье казачьих войск велось по
уставам, установленным для кавалерийских частей, за исключением
отдельных приемов в тактике формирования других видов русской
кавалерии.
Примечательно, что казачьи полки, корпуса, войска с самых азов
создавались в полном соответствии с территориальным выходом
призываемых на военную службу (данное правило строго соблюдалось,
как это видно из документальных материалов по отдельным округам).
Даже пополнение частей осуществлялось все в той же системе
(исключение, когда подбор шел по одной определенной масти
лошадей, как в частности, и обстояло дело с лейб-гвардии
Атаманским полком).
Такая издавна привившаяся система была по-своему весьма полезной
и в боевом, и в нравственно-моральном отношении: в боевых
условиях крепли боевая спайка, товарищеская взаимопомощь. С
другой стороны, там, в далеком краю, имея широкую общественную
известность, росла гордость за успехи-достижения не только своего
"служивого" (сына, отца, брата), но и за его
погодков-сослуживцев. А все вместе содействовало строительству и
поддержанию на нужном уровне крепкого национально-патриотического
духа в казачьих армиях, даже в периоды ослабления его в других
частях.
1-я мировая война, столь отличная от всех предшествующих, стала
великим испытанием для разбросанных по полям Галиции, Польши,
Румынии казачьих войск. Беспрерывная и проходящая в тяжелейших
условиях мобилизация потребовала огромного напряжения все
армейских воинских соединений, в т.ч. и от казаков. От начала и
до конца этого всемирного катаклизма всеми казачьими округами
было выставлено до 180 полков, что со специальными
артиллерийскими подразделениями (преимущественно на конной тяге)
и приданными в целях прикрытия пехотными бригадами, составляло
мощнейшую ударную и сдерживающую силу как в наступлении, так и в
обороне.
При этом надо указать, что и в крайне тяжелых обстоятельствах
конница на восточном русско-австро-германском фронте, по мнению и
оценке выдающихся военных специалистов Отечества, выполняла
поставленные перед ней задачи лучше, в сравнении с подобными
частями западного франко-германского фронта. Целый ряд известных
военных теоретиков Запада оценили ее действия выше всех возможных
при данной обстановке.
Все это, бесспорно и неукоснительно, означает только одно, --
казак, именно он, русский фронтовик-казак со своим боевым
товарищем-конем, должен быть вписан золотыми буквами в страницы
отечественной истории.
В кровопролитнейших сражениях, участвуя в Луцком, Ковельском,
Перемышльском, Стоходском и других прорывах, многие и многие
казачьи части понесли огромные потери нередко до половины, а
иногда и до двух третей состава. Но несмотря на тяжелые потери,
казачьи элитные и номерные армейские полки прошли мужественно
через все выпавшие им испытания и, опаленные огнем величайшей
войны, подошли (не имея ни малейшей передышки) к порогу кровавой
и трагичной для дальнейших судеб России гражданской войне.
стр.
|
