НЕТТО-ЭНЕРГИЯ ПРОФЕССОРА БУРДУКОВА
Юбилейный год для профессора Анатолия Бурдукова оказался
«энергетическим». Его доклад, прочитанный на первом Сибирском
энергетическом конгрессе, может быть, прозвучал не так громко, но
определенно выразил основную цель — объединение проблем
энергетики, «большой» и «малой», экономики и экологии.
Галина Шпак
Доклад, представленный в соавторстве с директором Института
теплофизики СО РАН член-корр. РАН С. Алексеенко, назывался
просто — «Новые технологии в энергетике», В докладе обращалось внимание
на состояние реальных объектов энергетики в России и в Сибири в
сравнении с мировыми тенденциями. Известно ведь, что энергетика,
энергия — это реальный механизм контроля всех систем жизни и
деятельности людей и государств. И, кстати, наш ум, мышление — также
энергетический процесс. В этом смысле наука развивается за
счет использования высококачественной формы энергии ее носителей.
Нетто-энергия (полезная энергия) научного работника определяется
не только количеством опубликованных статей и монографий, но и
приложениями, предлагаемыми наукой, в конечном итоге, для
улучшения качества жизни и работы людей.
Ученые, занимающиеся прикладной наукой, называют себя
многостаночниками. Во всяком случае, это слово промелькнуло в
разговоре с Анатолием Петровичем Бурдуковым — ведь он всю жизнь
связан и с академической, и с отраслевой «энергетической» наукой.
Недавний конгресс, который проводился в новосибирском
Академгородке — хороший повод для разговора.
— К сожалению, о большой энергетике говорилось мало, — честно
признался А. Бурдуков. — На мой взгляд, конгресс имел сырьевую
направленность. Все разговоры шли о том, как надо хорошо добывать
нефть и газ, транспортировать и продавать. Тем не менее, конгресс
был полезен — специалисты разобрались в том, что у нас
происходит с ресурсами и проблемами топливно-энергетического
комплекса страны и Сибири, какие задачи стоят перед
геологоразведкой. Серьезные разговоры шли об угольной
промышленности. По сравнению с нефтегазовыми ресурсами, угля раз
в десять больше. И, на мой взгляд, надо больше внимания уделять
энергетике, основанной на угле, учитывая, что сибирская
энергетика, не считая Тюменский регион, на 90 % именно угольная.
— В своем докладе вы доказали это?
— В докладе проанализированы мировые тенденции развития
энергетики и дана оценка существующих в мире технологий, в т.ч. в
России. Технологии существуют. Вопрос не в том, что надо
придумывать нечто новое — вопрос в освоении существующих
технологий. В нашей стране не занимаются этим. Как и вся
отечественная промышленность, «большая» и «малая» энергетика
далека от совершенства. По техническому и технологическому уровню
это 60-70-е гг. прошлого столетия. Тогда в стране запускали
примерно 10 млн квт установленной мощности в год. А за все
перестроечные годы мы не выполнили даже годовой нормы. И новые
технологии не развиваются.
Единственная в стране Северо-Западная парогазовая станция,
запущенная в Ленинградской области, не спасает положения.
На опытной станции РАО ЕЭС России Несветай ГРЭС в Ростовской
области, где должны были развиваться технологии циркулирующего
кипящего слоя и сжигания в шлаковом расплаве, до сих пор ничего
не сделано.
Оборудование приходит в упадок. Это и обычное энергетическое
оборудование, и оборудование для производства тепла в
коммунальном хозяйстве. Ситуация достаточно напряженная.
— Немного грустно даже.
— Так оно и есть. Все эти разговоры о промышленном росте… На
том же конгрессе комментировались показатели роста ВВП за прошлый
год — приблизительно 7 %! Но из них 4 % — за счет
информационных технологий. Полезная, необходимая вещь. Такой бы
прорыв в обновлении и развитии обычных энергетических технологий
в той же теплоэнергетике, в интересах которой мы работаем! Наша
лаборатория экологических проблем теплоэнергетики ориентирована
на совершенствование угольной энергетики. Уголь — наиболее
перспективное топливо в мире и в России, конечно.
— Раньше считалось наоборот — уголь загрязняет атмосферу, лучше
использовать экологически более чистый газ. Углю в чистом виде
отводилась второстепенная роль в энергетике XXI века.
— Американцы любят чистую атмосферу? У них почти 60 %
теплоэнергетики — это уголь.
— Значит, нужны хорошие технологии.
— Технологии сжигания угля, хорошие системы очистки дымовых
газов, надежные системы управления процессом сжигания топлива.
Чтобы эти технологии были экономически выгодны и экологически
безопасны.
— Вы стремитесь использовать результаты исследований для
создания экологически чистой тепловой электростанции?
— Да. Например, мы занимаемся новыми технологиями сжигания угля
в виде микропомола. Это совместная разработка с научной группой
Института химии твердого тела и механохимии. В лабораторном
корпусе нашего института построен довольно мощный стенд в один
мегаватт, на котором и проводятся эксперименты.
— Это что? У вас котел стоит, как на ТЭЦ?
— Котелок небольшой, на котором уголь перед сжиганием доводится
до состояния помола размера частиц примерно 30 микрон, против 80
микрон в современных действующих котлах на станциях, что
позволяет создавать факел, который горит так же, как мазутный.
— И это выгодно?
— Мазут в пять раз дороже, чем уголь. В объектах промэнергетики
это серьезная проблема, и мы эту проблему в состоянии решить. У
нас ведь беда в том, что в стране всего много. Сейчас много газа.
Цены на газ ниже, чем на уголь. Пока. Там, где есть газовая
труба, сжигают газ. Тем не менее, в Сибири основная энергетика — угольная.
В этом году, надеюсь, на котельном Бийском заводе мы
поставим и запустим газомазутный котел производительностью 6,5 т
пара в час.
— Прямо на заводе переоборудовать котлы и проводить испытания?
— Конечно. В объеме газомазутного котла будем замещать эти
продукты углем микропомола. Это позволит решить проблему
замещения мазута в котлах промэнергетики, как я уже говорил. Все
сибирские регионы довольно сильно подвержены влиянию цен на
мазут. Словом, стоимость тепловой энергии очень высока.
Региональные бюджеты не выдерживают.
— Бюджеты не выдерживают, а новые технологии никто не берет?
— Массово пока — нет. Сейчас наша задача — провести пилотные
испытания на промышленных установках в Бийске и Барнауле. Мы
думаем, что наши технологии будут иметь большой спрос. В Барнауле
мы работаем с Алтайэнерго на ТЭЦ-2. Устанавливаем систему розжига
и стабилизации горения факела в обычных энергетических котлах за
счет угля микропомола. И там же испытываем плазменные технологии,
используя практический опыт специалистов Плазменного центра РАО
«ЕС России» в г. Гусиноозерске, где расположена одноименная
ГРЭС.Сотрудники центра работают вместе с Институтом теплофизики.
И эту технологию планируем запустить до конца года. Кроме того,
разработаны новые системы улавливания золы после сжигания
топлива. Для малой энергетики используются сухие способы. КПД
достигает 95 %. А для объектов большой энергетики предназначены
газожидкостные системы — вихревые скруберы, иначе -
центробежно-барботажные аппараты, которые очищают до 50 тыс.
кубометров газа в час на один модуль. Такие модули установлены на
новосибирской ТЭЦ-4, где общий объем улавливающих систем — 800 тыс. кубов
газа в час.
Еще в лаборатории разрабатываются системы контроля уровня
концентрации различных газов, выходящих после сжигания угля, газа
и мазута.
— Анатолию Петровичу в институте удалось создать и оборудовать
уникальный экспериментальный стенд, — вступает в разговор
сотрудница института, которая принесла некоторые документы. — Такой
установки нигде в России нет. У нас проводятся эксперименты
для широкой гаммы углей, начиная с антрацита. Но для
промышленности, чтобы она использовала разработки ученых в
реконструкции или вводила бы новые технологии, обязательно
необходимы опытно-промышленные испытания применительно к реальным
условиям. И основная проблема в том, что на завершающей стадии
НИОКР никто не может или не хочет взять на себя ответственность.
Из-за высокого риска не хотят вкладывать деньги. Один проект
институту удалось реализовать через Фонд Бортника. Средств,
конечно, недостаточно, но с помощью этой поддержки, возможно,
удастся ускорить работу на Барнаульской ТЭЦ-2.
— Дело в том, — добавляет А. Бурдуков, — что когда-то
существовали такие соотношения по объемам финансирования работ:
академическая наука — примерно единица затрат, отраслевая наука — десять,
а промышленность — сто. А сейчас хотят всю эту работу
взвалить на академическую науку, поскольку промышленность в
упадочном состоянии, а многие отраслевые институты и вовсе
прекратили свое существование.
Мы, как и все ученые, наверное, стараемся свое дело делать
хорошо, хотя отношение к науке и востребованность ее очень мала.
Все знают, что наука — это будущее любой страны. Мне приходилось
бывать на фирме «Сименс» в Германии. Затраты на науку этой
известной фирмы больше, чем финансирование всей науки в нашей
стране. Ситуация сложная. Хотя сейчас в Сибирском отделении
принимаются меры по материальному обеспечению науки, пополняется,
насколько возможно, приборный парк, институты консолидируются,
выполняются интеграционные проекты. И мы в том числе работаем не
только в пределах Новосибирского научного центра, но и с
институтами Иркутска, Красноярска, Кемерова, Якутска,
Могу назвать для примера интеграционный проект «Экологически
чистая угольная энергетика», который продолжается уже шестой год.
В проекте участвуют, кроме нас, институты Систем энергетики,
Химии твердого тела и механохимии, Угля и углехимии, Экономики и
промышленного производства.
— Разработки Сибирского отделения исчисляются сотнями. Наука
затоварилась — грустная шутка.
— И по этой причине — ситуация не из легких. Несмотря на то,
что случаются, и довольно часто, правительственные награждения
ученых и других деятелей культуры высокими наградами и премиями.
Премии и награды, конечно, всегда приятны, но и поддержка науки
государством на данном этапе развития страны, ради ее блага,
крайне необходима. Мы еще как-то справляемся с трудностями,
стараемся работать широко для того, чтобы заработать деньги для
себя и для тех, кто рядом. Но формально и фактически у молодежи
почти нет стимулов для работы в науке. Раньше было хотя бы
почетно, да и материально намного лучше.
— Молодых надо как-то подбадривать.
— Стараемся, но обманывать неприлично.
— У вас в лаборатории есть молодые?
— Мало. Самые энергичные уходят.
— Но преемника вы себе готовите?
— Молодого? Надеялся на одного парня, но жизнь есть жизнь… Мои
ребята с готовыми диссертациями работают сейчас на заводе. И что
может чувствовать российский профессор, у которого к тому же
доходы меньше, чем у кондуктора автобуса? Поэтому и отношение к
науке таково.
— А лекции вы читаете сейчас?
— Читаю, но только в Институте повышения квалификации
энергетиков. Петербургский филиал находится в Новосибирске.
— Ну, тогда мы не останемся без тепла.
Наша невольная собеседница, экономист Галина Чернова очень
эмоционально говорила мне о профессоре — что он душа
институтских семинаров по энергетике, «горнилище и чистилище»,
все идут к нему при подготовке к защите диссертаций, особенно
если предлагаются прорывные идеи в энергетике, а такое случается
в институте. Все идут к Анатолию Петровичу, потому что он
специалист широкого диапазона; он образцовый семьянин, у него
прекрасная жена и сыновья. Сильный человек силен во всем — и в
земных делах он талантлив: рыбак, охотник, в своей деревенской
усадьбе выращивает дыни и арбузы. Анатолий Петрович — поклонник
оперного театра и нашего симфонического оркестра, а иногда и сам
садится за рояль.
— Анатолий Петрович, кто вам больше по душе из композиторов?
— Шопен, Бетховен. Когда-то я мог почти профессионально
играть. Дома хороший инструмент. Но давно не открывал крышку.
— Что ж, «черное золото» и наука требуют жертв и полезной энергии
от человека.
Фото В. Новикова
стр. 5
| 
