ТИПИЧНЫЙ ВТОРНИК
Тысячи выпускников НГУ, высококвалифицированных научных
сотрудников, работаю в крупнейших научных центрах и компаниях по
всему миру. Несколько месяцев назад мы публиковали мини-интервью
с некоторыми из них. Сегодня предлагаем вашему вниманию рассказ
программиста Алексея Гибадулина о славных временах его работы
в компании «Самсунг».
Теперь мое утро начинается в 6-30, когда глаза открываются в один
момент от назойливого жужжания будильника. В это время я уже не
хочу спать — это придет попозже. Ранним утром у моей головы
ничем не объяснимая бодрость, хотя нет, объяснимая: человек
привыкает ко всему…
Умывание нисколько не приводит в чувство. Возле прихожей рука
тянется к пульту управления кондиционером и выключает его. Тот
облегченно вздыхает «Ну наконец-то!». Прошуршав всю ночь, он
успокаивается и прячется у себя в домике. Продукты его
жизнедеятельности наполняли комнаты хотя бы небольшой прохладой,
от чего складывается ощущение, что и на улице тоже терпимо. Как
только открывается балкон, сие заблуждение улетучивается вместе с
холодным воздухом, который моментально превращается в ветер и
улетает в неизвестном направлении, теребя полотнище моего флага
на балконе. Древко, снятое со столба во время Дня конституции, и
привязанный к нему триколор, который я купил на Итевоне
(популярный у иностранцев район Сеула. — Прим. ред.), хотя бы
создают видимость моего отпора враждебному окружению. Еще один
шаг на балконе, и глаза слепит утреннее солнце. Оно, гадство, уже
успело взойти и нагреть воздух градусов до 24-25. Что-то будет
днем… Смотрю на небо с целью увидеть хоть одно облачко.
Облом — придется опять надевать брюки в такую жару.
Десять минут на улице, и я уже покрываюсь потом, а марширующим
рядами корейцам хоть бы хны. На работу нельзя в шортах, в
футболке без рукавов, для женщин еще, кажется, есть ограничение
на длину юбки и декольте. Если твоя рубашка белая или
хотя бы c намеком на прозрачность, ты обязан надеть под нее майку. А
если ты еще и работаешь с клиентами, сверху в виде дополнения
должен быть пиджак. В 30-градусную жару и влажность под 100
процентов! Мужская часть семьи под названием «Самсунг» никогда не
носит босоножек — все в тех же климатических условиях. Они могут
нарядиться или в кроссовки (10% индивидуумов), или в черные
ботинки (85%), остальную нишу в 5 процентов занимают иностранцы
или инакомыслящие, которые могут придумать обувку попроще.
До автобусной остановки пешком минут 15. Поймать такси утром я
уже потерял всякую надежду. А когда мне на работе посоветовали
садиться именно в маршрутный автобус, а не ловить мотор (для
экономии средств мегамонстра холдинга «Самсунг»), я перестал
смотреть на проходящие машины с шашечками вовсе.
Первое, что надо сделать, зайдя в автобус и заплатив
за проезд, — занять круговую оборону. Жизненно необходимо укрепить себя и
все перевозимые с собой пожитки как можно крепче. Камикадзе,
которых тут набирают на должность водителей, разгоняются с такой
скоростью, как будто идут на свой последний в жизни таран, но за
секунду до этого, опомнившись, еще резче жмут на тормоза. В
течение 20 минут на двух километрах в пробках тело начинает
немного приходить в себя. Все-таки есть польза от таких
автобусов! Время 7-10. Выскочив на остановке, я что есть мочи
бегу к кассам: ближайший поезд в 7-14, следующий в 7-18, а потом
только в 7-40. Уже мокрый и в чуток взвинченном состоянии, сую
голову к кассиру:
— Чонан хана чусае! (Один билет до Чанана)
…Перед дверьми на перрон выстраивается очередь человек в 30,
сидячих мест точно не будет. Ладно уж, 40 минут можно и постоять.
Может быть, утреннее полусонное состояние не располагает к
наслаждению достопримечательностями, но ничего за окнами вагона,
на чем можно было бы остановить свой взгляд, я не нахожу.
Смотреть на поголовно спящих корейцев сил нет. Вообще, смотреть
на любых корейцев силы скоро пропадут. Глаза закрываются сами
собой, был бы рядом шест, я пристегнул бы себя к нему ремнем,
чтобы не качаться и вздремнуть хоть несколько минут. Мозг,
пожалуйста, не проспи станцию!
— In a few minutes … (Через несколько минут…)
Сон прерывает голос, говорящий явно на неродном языке о
приближении Чанан ек (станция Чанан). Строго следую тому
маршруту, который показал мне мой кореец в первую поездку на
завод. Шаг влево или вправо могут привести к непоправимым
последствиям, я даже не проверял, к каким. Не хочу. Слава богу,
хоть такси стоят прямо у выхода с вокзала.
— Тангджон, Самон, ЭлСиДи, путак хамнида. (Мне на завод
«Самсунга» в Тангджоне, пжлста)
— Ээээ! (Даа!) — весело отвечают мне и везут на завод
«Самсунга» в Чанане.
Я же специально громко сказал Тангджон и сделал многозначительную
паузу, чтобы это слово записалось ему в память, после чего
выпалил оставшиеся слова. Почему таксисты могут запомнить только
два последних слова! Ну почему? Дальше он выливает на меня
тираду на родном для себя языке, из которой я понимаю только
Самсон, Чанан, Тангджон. Вот и поговорили. В первую мою
самостоятельную поездку один такой молодчик завез меня прямо к
проходной завода в Чанане, а я был в наушниках и наслаждался
прекрасным, когда меня поставили перед фактом, что пора вылезать,
а местность — не в зуб ногой! На секунду даже страшно стало. С
того раза я контролирую водил, чтобы они не свернули вправо там,
где не надо. («А у вас брата в Москве нет?»)
Время 8-30, подъезжаем к заводу ЖК мониторов компании «Самсунг»,
где я уже 5 месяцев и 4 дня несу службу рядовым. Начинается самое
интересное. Правилам безопасности холдинга я, может быть позже,
посвящу отдельный рукописный труд, а сейчас надо не забыть
продекларировать все магнитные носители информации: CD,
флеш-карты, мемори-стики, все! Если не продекларировать сейчас,
вынести их будет невозможно. Это я знаю по себе. Несколько дней
назад, когда мой предательский мозг успел всхрапнуть в такси, я
забыл выложить из плеера свой личный диск. Вечером, проходя
досмотр на проходной, я весело открываю волкмен перед охранником
и слышу, как мое сердце ударяется о пятки! Охраннику из плеера
подмигивает мой диск. Где-то зазвучала сирена, я моментально
оказался мордой на полу, даже не смог вскрикнуть от того, что
чья-то коленка уперлась в спину, а чьи-то потные руки застегивают
на мне наручники. Именно это пронеслось за полсекунды у меня в
голове, пока челюсть спадала вниз, чтобы показать, что я не
виноват.
Корейские цапалки в белых перчатках берут меня под белы рученьки
и отводят в сторону, чтобы не задерживать поток честно
оттрудившихся рабочих, которые ничего не воруют со своего родного
предприятия. Пока он вел мое обвисшее тело к столику, все время
нашептывал мне на ухо какие-то странные звуки, большинство из
которых были «ё» и «ы». То, что охранники не говорят по-английски
ничего кроме «CD» и «no» я понял сразу. Так что пришлось звонить
своему корейцу-надсмотрщику, через которого я общаюсь с внешним
миром. Через пять минут он появился на проходной, весело
улыбаясь. В момент были составлены объяснительная, заявление и
еще пара бумаг, с помощью которых я теоретически могу (и до сих
пор могу) претендовать на возвращение моего диска со всеми
альбомами де Бурга… Короче говоря, вышел я с проходной минут
через 40 после того, как туда зашел, когда уже стемнело. С того
дня прошло шесть суток, а диск и ныне там. До сих пор собираю
подписи по всем инстанциям с доказательствами, что я не верблюд,
не японский лазутчик, не привлекался, не пил на рабочем месте, ел
достаточно риса…
Блок-пост преодолен с грехом пополам, осталось дойти до рабочего
места и приступить к нехитрым операциям.
На часах 8-45, более двух часов в пути, а в 17-45 заканчивается
мой восьмичасовой рабочий день. Тангджонское рабочее место в
действительности похоже на келью. Квадратная комната без окон и с
одной дверью разбита на семь камер. «КПЗ», к которой приписан
сувонский корпус из четырех корейцев и меня плюс еще один местный
архаровец, размещена на площади в 28 квадратных метров. Сказать,
что мы сидим плечом к плечу — это не сказать ничего. Любое
движение кресла назад сопряжено с натыканием на соседа. Хорошо,
что они по-русски не читают.
Пока поднимаются виндоуз, и загружается программка «Инкопс»,
которая следит за всем, что происходит на твоем компьютере и
которая может позволить администратору на расстоянии управлять
твоим писюком, краем глаза смотрю в календарь. Вторник, 5 июля.
сентября. До выходных еще четыре рабочих дня, до зарплаты ровно
две недели, до Чусока (праздники в конце сентября) — почти три
недели, до конца контракта — чуть меньше семи месяцев. Где-то к
10-30, когда газеты с российскими, американскими и осетинскими
новостями пролистаны, пара дисков Аврил Лавин прослушаны еще на
круг, чувствую, что меня толкают в спину.
— Алексей, ти! (Алексей, чай!)
Ну, чай, так чай. Идем в ближайшую комнату отдыха, где команда
садится за круглый стол и начинается неформальный треп на
корейском языке. Уже перестал обращать внимание, когда слышу, что
говорят обо мне. Сначала живо интересовался, но качество перевода
меня, мягко говоря, не устраивало. Кто смотрел «Трудности
перевода», поймет. Так что, слово «ал-лэк-сэ-и» (именно так по
слогам оно пишется на их языке) стало еще одним иностранным.
Примерно в это же время желудок начинает просыпаться и чего-то
требовать, но ничего кроме риса ему не светит по определению. Но
это только через час, обед начинается в 12 и длится ровно час. На
поясе вибрирует телефон — в Новосибирске начинается рабочий
день.
У корейцев странное отношение к еде. Как сказал классик: «Шура,
не делайте из еды культа». Местные жители сделали. Они едят рис
три раза в день, семь дней в неделю, 365, а иногда даже 366 дней
в году. Слово «пап» означает как «рис», так и «еду». Те, кто
говорили, что рис для корейцев, как для русских хлеб,
ошибаются — это нечто на порядок большее. Как быстро бы я ни ел, я
заканчиваю постоянно последним. Пару раз специально понаблюдал за
тем, как происходит эта процедура. Попробуйте как-нибудь пожарить
небольшую рыбку типа окуня целиком, положите ее на тарелку,
возьмите в руку палочки и сумейте съесть ее, не прикасаясь к ней
пальцами. Хангуки в состоянии сделать это за три минуты, оставив
на тарелке только скелет… Как и в наших столовых, тут всегда
можно найти солонку и перечницу. При таком количестве красного
перца, который они кладут в еду, перечница может вызвать только
истерический смех. И ведь ей же кто-то пользуется! На днях нам
подали пик корейской кулинарии: мелко нарезанные зеленые
кисленькие яблочки, обильно сдобренные соусом из красного перца.
Сосед справа заявил: «Но ведь это же все равно яблоки!», уплетая
мою порцию. Я не нашел что ответить: и правда же это яблоки…
Обед завершается, пожалуй, самым примечательным действом. Каждый
подходит к конструкции, которая похожа на поилку, где пьют воду
курицы на птицефабрике. Каждый выпивает свою порцию жидкости —
то ли по привычке, то ли чтобы залить перцовый пожар внутри. Если
посмотреть на это со стороны, на ум приходит только сцена
вечерней раздачи пилюль в больнице для умалишенных.
После обеда можно немного расслабиться, слава богу, на него
отведены 60 минут. Сон находит тебя сам. В этом нет ничего
удивительного, если вспомнить, во сколько здесь просыпаются. Я
как-то креплюсь, посещая Интернет или занимаясь своими делами.
Местные же жители предпочитают вздремнуть. Устроившись в кресле
или просто положив голову рядом с клавиатурой, они, как Штирлиц,
спят установленное количество минут. Когда пробьет час с момента
начала обеда, они проснутся и, как зомби, начнут делать то, на
чем остановились.
Но прежде чем прикорнуть после обеда, все (все!) идут чистить
зубы. Это происходит после каждого приема пищи. Мой логичный
вопрос «почему вы так часто бегаете с зубной щеткой», парирует
вполне логичный ответ: «Это же полезно для здоровья!» Почему
никто перед едой не моет руки, я не спрашивал. Боюсь узнать, что
это тоже забота о психическом и нравственном состоянии человека.
Вообще в этой стране меня больше всего поражают противоречия, с
которыми сталкивается привыкший к советским реалиям человек. В
«Самсунге» и многих более или менее крупных компаниях действуют
ограничения на одежду, например, в шортах ходить нельзя. За то,
что в помещении для игры в теннис, где стоит только один стол
и играют два иностранца, которых никто не видит, а один снял
футболку, их могут засадить за решетку то ли за хулиганство,
то ли за сексуальное домогательство. Однако, в любом уважающем себя
микрорайоне всегда можно найти кучу лав-мотелей, предназначенных
для уединения персон разного пола для совместного досуга. Если
город побольше, то там обязательно найдутся бордели или улица
«красных фонарей», где можно прицениться и повыбирать. Почему с
завода «Самсунга» секьюрити не разрешает выносить ни одной
бумажки со штампом «секретно», а если ты выезжаешь оттуда же на
машине, то проверяют только багажник? Все, что размером меньше
стиральной машины поддается вывозу на раз-два. Почему работу
контрактника оценивает не непосредственный начальник, который
дает ему задачи, а вышестоящий руководитель, вплоть до директора
института, который разве что запомнил сотрудника в лицо?
Откровенно говоря, в Корее вообще отсутствует ответ на вопрос
«почему», кроме «это правило» или «так сказал босс». Может быть,
именно это не заставляет рабочих задумываться над приказами
сверху, а только лечь костьми на выполнение задания командира.
Отступление закончено, пора работать…
Самый быстрый способ добраться до Сувона
(город в 30 км от Сеула. — Прим. ред.) —
это автобус компании, который идет от завода в
Тангджоне до Ентонга — района, где я живу. Вот только расписание
у него странное: в 17-30, 19-30 и 20-30. Исходя из того, что я
прибыл на место дислокации сегодня позже 8-30, попасть на первый
автобус мне не суждено. Желание украсть у «Самсунга» 20 минут
рабочего времени в голову уже не приходит. Как-то недавно, придя
в районе десяти на работу и вставая со своего места в 17-15,
чтобы успеть выпить пива в Сувоне, я заметил на себе удивленные
глаза англоговорящего коллеги, который в течение 10-ти минут
объяснял мне, что я еще должен работать — раз пришел позже
обычного, то и уйти должен тоже попозже. Я пытался выжать из него
слезу, напоминая, что сей прецедент первый в истории, что я хочу
домой, что меня ждут, что я устал и что я каждый день раньше семи
не ухожу, но — тщетно, порядок есть порядок. И только умолив его
сделать для меня исключение один раз, я сумел попасть на нужный
мне автобус.
С грехом пополам, дождавшись сумерек, я выхожу из здания. Кругом
горы, природа, справа виден закат — алое полоса покрывает кусок
неба между горой и высотным зданием из металла и стекла. Легкие
наполняются относительно свежим воздухом, по лицу расползается
улыбка. Иду не спеша к проходной, наблюдая, как местные грузчики
сидят на асфальте, сняв каски, кто-то устроился на лавочке возле
фонтана с закрытыми глазами. Секьюрити. Автобус.
— Сувон, Ентонг?
— Эээээ
Кресло. Наушники. Глаза сами закрываются… Проносятся пейзажи
далекой Калифорнии, небесная гладь озера Тахо, морские котики
Монтерея, 101-я дорога от Саннивейла до Санта-Клары, выезд на
улицу Монтегю, которая почти разделяет Санта-Клару и Сан-Хосе,
проезд по Нетворк секл, мексиканские охранники «Сан
Майкросистемз». Туда на территорию можно было въехать в любое
время дня и ночи, принести и вынести все, что заблагорассудится,
тебя никто не спрашивал, почему ты не на рабочем месте… Может
быть именно поэтому «Сан» в глубоком кризисе, а «Самсунг» до сих
пор процветает? Эта мысль бьет по голове гаечным ключом, и я
дергаюсь в кресле. Подъезжаем к Сувону.
— Еги (здесь), — показываю водителю рукой, где мне надо выйти.
Время 21-10. Небольшая прогулка, и здание с гигантскими цифрами
8-35, готовящееся ко сну, встречает меня. Дом! Родной дом! Рюкзак
сам выпадает из рук, не буду разбирать его сегодня. Завтра, все
завтра. Сейчас съесть что-нибудь без кимчи
(национальная еда — острая квашенная капуста — Прим. ред.)
и риса и спать. Все
остальное остается на утро. Будет день, будет и песня.
стр. 11
|
