БЕЗ ВОСТОРГА
Весенний разговор с директором Института автоматики и электрометрии СО РАН, можно сказать, продолжается летом, когда поугасли страсти годичных региональных собраний и Общего собрания Российской академии наук. И все-таки «большие страсти» еще впереди, и связаны они с финансированием науки и касаются лично каждого научного сотрудника.
Галина Шпак, «НВС»
Интеллект и деньги
Член-корр. РАН Анатолий Шалагин напомнил, что уже длительное время Российская академия наук находится под дамокловым мечом реформ, что отнюдь не способствует ее эффективной деятельности. Директор ИАиЭ СО РАН поделился своим мнением на этот счет.
— После длительных затяжек (более года) правительство в конце мая приняло, наконец, постановление о переходе на новую систему оплаты труда в РАН, по которому в этом году в два раза увеличены существовавшие ранее оклады научным сотрудникам, и предполагается доплата примерно еще в пол-оклада в виде надбавок. Новые оклады мало у кого вызовут зависть (например, у ведущего научного сотрудника он составит 6300 руб., у младшего научного сотрудника — 4100 руб.). Со своей стороны, институты РАН должны на 7,14% сократить численность работников на бюджетных ставках, а в следующие два года довести сокращение до 20%. Это — серьезная акция, и безболезненно она пройти не может.
Постановление вступит в силу полностью только после проведения всеобщей внеочередной аттестации научных работников, а ее проведение задерживается до согласования с двумя министерствами положения об аттестации и квалификационных требованиях. Кроме того, с Минобрнауки должно быть согласовано положение о надбавках. Зная по опыту, как долго и с каким трудом проходят подобные согласования, можно полагать, что все это затянется до конца года. А до того научные сотрудники не имеют права получать стимулирующие надбавки из бюджета.
По ряду позиций новые подходы, заложенные в постановлении правительства, воспринимаются в институтах, мягко говоря, без восторга. Главное, на мой взгляд, что вызывает озабоченность, это вопросы о пенсионерах и молодежи. Они между собой связаны, представляя две стороны проблемы омоложения кадров. Проблема пенсионеров постановлением не решена: предписывается переводить их на часть ставки и доплачивать из внебюджетных средств. Далеко не везде это возможно осуществить. Что касается молодых, то ранее существовала повсеместная практика оформлять студентов и аспирантов в институт на часть ставки с возможностью выплачивать им надбавки. Сейчас это категорически запрещается (нельзя на это тратить бюджетные средства). Я уже не говорю о жилищной проблеме для молодежи. Таким образом, государство самоустранилось от проблем молодых и пенсионеров в науке. Вряд ли что-то хорошее из этого получится.
Можно было бы затронуть и многие другие детали процесса реформирования в научной сфере. Например, так называемое разделение финансовых потоков на бюджетные и внебюджетные, что будет осуществлено к концу 2008 г. Смысл его в том, что научные работники не будут иметь права одновременно получать деньги по бюджету и по хоздоговорам. Академия боролась за то, чтобы эти потоки не разделять. Ведь четкого разграничения между фундаментальными и прикладными исследованиями не существует. Для науки это неоспоримо, а для конкретного научного работника переход с бюджетной оплаты труда на внебюджетную (за счет хоздоговоров) — это и понижение статуса, и неопределенность: хоздоговор сегодня есть, а завтра его может не быть. Такое новшество резко ослабит энтузиазм заниматься инновационной деятельностью. Если характеризовать в целом процесс реформирования, то у меня часто возникает ощущение, что «реформаторы» выполняют чей-то заказ по разрушению науки в стране.
— Действует ли закон об интеллектуальной собственности?
— В той мере, в какой он должен существовать, его нет. Все это связывает руки и нашему институту, в частности.
В нашей стране привыкли относиться к интеллектуальной собственности как к чему-то бесплатному. К сожалению, это и нас касается. С прежних времен мы привыкли работать по схеме хоздоговоров. Если есть какая-то продвинутая разработка в институте и есть заинтересованный в ней заказчик, институт делает для него соответствующее изделие или мелкую серию и получает за это деньги. Это, конечно, хорошо, и такой возможностью внедрения наукоемких технологий не надо пренебрегать. Однако, по большому счету, это не есть инновационный процесс.
Должен развиваться и такой путь: у института есть некая новая разработка, находится предприятие, способное наладить ее серийное производство. Это предприятие разрабатывает вместе с институтом исчерпывающую техническую документацию, получает соответствующую квалифицированную помощь в налаживании производства и далее самостоятельно выпускает продукцию, гарантируя институту участие в прибыли от продаж. Увы, сейчас такая схема практически не работает именно из-за несовершенства закона об интеллектуальной собственности. Разработчики сейчас опасаются отчуждать от себя интеллектуальный продукт, ибо достойное вознаграждение не гарантировано. Уж лучше по привычной схеме: сделаем сами для конкретного заказчика. При этом, конечно, о серийном производстве говорить не приходится.
В последнее время распространение получает третий путь: создание малых предприятий по производству мелких (а по мере развития — уже и не очень мелких) серий. Эти предприятия организуются рядом с соответствующим институтом с использованием «портфеля» его разработок. Как правило, предприятие создается сотрудником института (автором или соавтором разработки) и в нем по совместительству работает еще ряд сотрудников института. На мой взгляд, это один из перспективных путей инновационного процесса. Однако здесь тоже возникают проблемы, связанные с интеллектуальной собственностью: интеллектуальный продукт создан в институте и передача его малому предприятию должна быть чем-то компенсирована.
— И в науке фундаментальной так бывает. Идея реализована, но автора как бы не существует.
— В случае фундаментальной науки о деньгах речь не идет. Там главное — признание авторства и приоритета.
— Об этом и поговорим.
Естественные связи
— Анатолий Михайлович, в этом году ваш институт прославился разработкой искусственного хрусталика глаза. Как вы в этом случае разделяете славу и деньги?
— Ну, насчет денег все просто — мы отнюдь не озолотились на этом. Основная деятельность в данном направлении проводилась за счет внутренних резервов, из осознания благородства цели. Лишь в последнее время оказывалась поддержка со стороны Фонда Бортника и в рамках интеграционного проекта СО РАН. Насчет славы — пока еще не вечер. Ясно одно — это дело надо продолжать и развивать. Надо, чтобы операции были поставлены на поток, ведь потребность в таких хрусталиках практически безгранична
— Этот бы хрусталик да нашему правительству! Анатолий Михайлович, вы сказали, что ваш институт разноплановый, но связи внутри какие-то существуют?
— Да, наш институт принято считать разноплановым. В каком-то смысле он и задуман был таким во времена Ю. Е. Нестерихина. Например, фундаментальные физические исследования в институте развивались не в последнюю очередь для того, чтобы важнейшая в ту пору тематика — автоматизация научных исследований — могла проходить тестирование прямо на месте. Прикладные разработки института (в частности, и по оптической тематике) также немыслимы без современных систем автоматизации. Взаимное влияние и связи между направлениями и отдельными темами, безусловно, есть, и наша политика направлена на их углубление и расширение. При этом сохраняется широкий ассортимент конкретных разработок, и они востребованы, о чем свидетельствует привлечение нашего института ко многим интеграционным проектам, заинтересованность многих внешних организаций, в том числе Секции прикладных проблем РАН и СО РАН. С последними тесно контактирует, например, лаборатория Э. Косцова со своей разработкой оригинальных микродвигателей на основе сегнетоэлектрических пленок (двигатели без вращающихся частей). На этой же основе разработаны миниатюрные накопители энергии типа конденсаторов.
В качестве удачной интеграции с институтами СО РАН по части фундаментальных исследований и их приложений можно назвать лабораторию А. Плеханова. Есть так называемые молекулярные J-агрегаты (длинные молекулы), которые умеют создавать в Институте органической химии. Эти агрегаты обладают уникальными оптическими свойствами — гигантской нелинейностью, как говорят физики. Эти свойства обнаружены и изучаются в лаборатории А. Плеханова, видны перспективы использования их в практике, например, в качестве нелинейных фильтров. В частности, J-агрегаты могут быть встроены в так называемые фотонные кристаллы, в результате чего появляются новые возможности управления излучением. Фотонные кристаллы изготавливаются в Институте минералогии, а дальнейшая манипуляция с ними происходит в нашем институте. По фотонным кристаллам существует интеграционный проект под руководством академика В. Шабанова (КНЦ СО РАН), в котором и мы участвуем. Это относительно новое направление считается перспективным и у многих на устах.
— А сама наука как называется? Фотоника?
 |
| В Центре коллективного пользования «Высокоразрешающая спектроскопия газов и конденсированных сред»: д.ф.-м.н. Николай Суровцев (ИАиЭ СО РАН) и к.ф.-м.н. Александр Милехин (ИФП СО РАН) занимаются исследованием комбинационного рассеяния света полупроводниковыми структурами с квантовыми точками.
|
— Фотонные кристаллы вписываются в такое понятие, но, помимо них, многое еще сюда включается. Кстати, у нас недавно организована лаборатория фотоники (зав. лаб. Д. Шапиро). Хороший коллектив, много молодежи. Во-первых, здесь занимаются теоретическими разработками по нелинейной спектроскопии, нелинейным процессам в фоторефрактивных средах и оптических волокнах. Кроме того, отдельная группа лаборатории фотоники занимается волоконной оптикой и различными устройствами на основе оптоволокна, в том числе лазерами. Группа в последние годы легко переориентировалась. Раньше сотрудники занимались аргоновыми лазерами. Даже создали малое предприятие при институте. Руководит научной группой и малым предприятием С. Бабин. Лазеры нашей марки где только не продавались — и в США, и в Канаде, и в Германии. И до сих пор производство не свернуто. Наши лазерщики контактируют с университетской командой НГУ во главе с С. Кобцевым. Развернулись хорошо. Для производства построили пристройку к зданию нашего лабораторного модуля.
 |
Пристройка к зданию института, возведенная малым предприятием «Инверсия-файбер».
|
— Сколько у вас подобных предприятий?
— Некоторые считают, что их даже много. На заседаниях Президиума СО РАН нас постоянно «подкалывают» на этот счет, потому что некоторые фирмы тематически слабо связаны с институтом. Есть и торговые фирмы, арендующие помещения. Одна из них создана бывшими сотрудниками нашего института и торгует вычислительной техникой. Большинство же фирм тематически связаны с институтом. Всего таких фирм восемь.
— А как выглядит лазер на оптоволокне?
— Могу показать, — Анатолий Михайлович демонстрирует мне незамысловатый предмет.
— Кусочек шнура? И в таком виде выпускается?
— Обычно его на катушку наматывают. Само волокно микронных размеров и чтобы оно не сломалось, обеспечивают ту или иную защиту. На концах — специальные сочленения. Ввод и вывод излучения осуществляют через микролинзы. Этот кусочек волокна и есть лазер, причем способный давать приличную мощность — ватты и десятки ватт. У волоконных лазеров большое будущее, в том числе и для линий связи.
 |
| Молодой доктор наук Николай Суровцев проводит эксперимент с использованием аргонового лазера производства фирмы «Инверсия-файбер». |
На основе оптоволокна можно создавать не только лазеры, но и другие оптические устройства. Например, датчики температуры, давления, механических напряжений. Для этого в волокне с помощью ультрафиолетового лазера записывается так называемая брэгговская решетка. Ее параметры очень чувствительны к внешним условиям (температуре, давлению, механическому напряжению). Как следствие, характеристики излучения, распространяющегося по волокну и отражающегося от решетки, также чувствительны к соответствующим изменениям. На этом и основана работа оптоволоконных датчиков. Разработку таких датчиков лаборатория фотоники ведет сейчас в кооперации с Институтом автоматики и процессов управления ДВО РАН.
А вообще в настоящее время институт участвует в 24 интеграционных проектах. В этом году начался новый трехлетний цикл. Среди них один — по заказу Президиума СО РАН (совместно с институтами Теплофизики, Физики полупроводников, Теоретической и прикладной механики). Участвуем также в проектах Президиума и отделений РАН. Есть проекты, содержащие чисто фундаментальные исследования по физике. В частности, проект по магнито-оптическим ловушкам (П. Чаповский) — когда атомы охлаждаются и локализуются в маленьком объеме.
— Что-то знакомое.
— Не так давно (1997 г.) за лазерное охлаждение и локализацию атомов получена Нобелевская премия (S. Chu, C. Cohen-Tannoudji, W. D. Phillips). Разумеется, выполняются проекты по автоматизации, по анализу изображений. А также по системам и установкам, которые позволяют изготавливать элементы дифракционной оптики (тот же бифокальный хрусталик, например).
— Уточните, какими проектами руководите вы?
— Во-первых, проект по оптоволоконным датчикам. Второй — с группой С. Бабина по оптоволоконным лазерам. В нем участвуют китайские специалисты. Далее, проект, связанный с молекулярными J-агрегатами. Об этой работе я уже говорил.
— Напомню о вашем открытии — светоиндуцированном дрейфе (СИД). Это еще в прошлом веке было. Развивается ли эта интересная работа?
— Здесь можно поплакаться. Помните мою публикацию в «НВС» лет шесть назад о последнем лазере, который сгорел? Оборудование устарело и морально, и физически. Но главное — специалисты разбежались: кто за рубеж, кто в бизнес ушел. Времена были тяжелые.
— Но сам по себе эффект существует!
— Считаю, что нужно обязательно возрождать работы. Сейчас лазерная техника развивается довольно динамично. И мы обзаводимся новым экспериментальным оборудованием. А сам эффект СИД с точки зрения физики интересен как неожиданная реализация «демона» Максвелла.
В роли «демона» Максвелла
— Лет сто физики пытались справиться с «демоном», и я считаю, что удалось это сделать нам, — улыбается А. Шалагин. — В виде «демона» Максвелл, как известно, представлял некий «субъект», который без затрат энергии может отделить холодные частицы от горячих или разделить частицы разных сортов — из беспорядка сделать своеобразный порядок и то, что возникло бы, использовать в качестве тепловой машины для получения энергии. В наших экспериментах в роли «демона» Максвелла выступало лазерное излучение. Оно и осуществляет разделение компонентов газовой смеси разного химического или изотопного состава. По поводу СИД есть статьи в нескольких энциклопедиях.
— Но конкретно открытие используется?
— Астрофизики используют СИД для объяснения некоторых процессов в звездах, а именно для описания сепарации элементов и их изотопов в атмосферах так называемых химически пекулярных звезд. Далее, буквально недавно в журнале «Сайнс» опубликованы две статьи в одном номере с похвалами СИДу в связи с тем, что с его помощью разделялись ядерные изомеры молекул. Может быть, вы слышали о параводороде и ортоводороде — это модификации молекулы водорода, у которых спины ядер либо параллельные, либо антипараллельные. Такого рода модификации существуют и у более сложных молекул.
— Так, имею представление о существовании изомерии…
— Сотрудник нашей лаборатории нелинейной спектроскопии газов П. Чаповский в свое время работал в Голландии, занимался разделением спиновых модификаций молекул с помощью СИД и изучал механизм их обратной конверсии. Им получено множество неожиданных и очень интересных результатов по механизму конверсии. В последнее время эта деятельность подхвачена и развивается за рубежом.
— Сейчас вы чем занимаетесь?
— Все время я занимался нелинейной спектроскопией. Оттуда-то мы к СИДу и пришли, исследуя влияние разного рода релаксационных процессов на формирование нелинейных спектров в интенсивных лазерных полях. В частности, исследовали роль столкновений, происходящих в газе, с чем и связан эффект СИД.
Из последних достижений: удалось показать, что один закон, к которому все привыкли, начиная с Эйнштейна, нарушается. Раньше считалось, что при столкновениях вероятности поглощения излучения и вынужденного его испускания одинаковы. Но оказалось, что есть условия, при которых эти процессы не равновероятны. В итоге при поглощении излучения может формироваться инверсия заселенностей. Как следствие, возникает самопроизвольная генерация излучения в новой области частот. Все это ярко проявляется в эксперименте.
— В чью голову это пришло?
— В мою (смеется).
Повседневные директорские дела
Мы говорили и о приоритетах академического института. Казалось бы, и сегодня на первом плане фундаментальные исследования, а на втором — «отходы науки». Но все-таки получается наоборот. Жизнь заставляет, так скажем, заниматься конкретными делами.
— Я всегда занимался чисто фундаментальными задачами, а в институте достаточно много прикладных разработок, — рассказывает Анатолий Михайлович. — На посту директора приходится вникать во все дела. Честно признаюсь, для меня это не очень просто. Есть, однако, в нашем институте примеры, когда сотрудник равно «дружит» и с фундаментальной наукой, и с прикладными разработками, и с маркетингом. Взять опять-таки лабораторию фотоники, которой горжусь. Лучше не придумаешь. В лаборатории идеальное сочетание фундаментальной и прикладной тематики. И главное, все любят физику как таковую, а также умеют ее претворить в продукт. И еще умеют торговать. При этом часть заработанных средств вкладывают в развитие фундаментальных задач. Прикладники уже готовятся к новоселью в своей пристройке.
— Кстати, молодежи у вас много?
— У нас 48 аспирантов и человек тридцать молодых научных сотрудников. Беда в том, что средний возраст почти не представлен. И в университете трудности. У нас три кафедры в НГУ, и уже грядет проблема с преподавателями. Сейчас в университете работают в основном энтузиасты. А их количество не растет.
— Что вы в эти годы ставите себе в заслугу как директор?
— Что не сумел институт развалить!
— Не шутите так.
— А я почти серьезно. Те задачи, над которыми работает институт, вполне достойны, и если специально не культивировать в институте дрязг, то он будет работать успешно и устойчиво. В институте есть направления, которые сформировались давно и актуальны по сей день. Например, деятельность по синтезу реальной обстановки (то, что сейчас модно называть виртуальной реальностью) — лаборатории Б. Долговесова и М. Лаврентьева. Это создание разного рода тренажеров и родственные задачи (вплоть до мультимедиа и дистанционного обучения). Установившиеся более 25 лет назад тесные контакты с Центром подготовки космонавтов процветают и сейчас.
Другое традиционное направление — анализ изображений (лаборатория В. Киричука). Здесь у нас также многолетнее сотрудничество с Росавиакосмосом по обработке визуальной информации со спутников наблюдения — задачи восстановления трехмерного изображения, да еще в движении. Традиционны работы в области автоматизации и управления различного рода технологическими и производственными процессами (лаборатории О. Потатуркина и А. Лубкова). К традиционным можно отнести направления оптической записи информации (лаборатория П. Твердохлеба), оптических технологий (создания элементов дифракционной оптики — основоположник В. Коронкевич, зав. лаб. А. Полещук), лазерной графики (лаборатория В. Бессмельцева).
В лаборатории А. Полещука за последние годы, кроме упомянутого уже бифокального хрусталика, получен еще один результат, которым мы гордимся. С помощью дифракционного элемента, созданного в ИАиЭ, в США изготовлено самое большое зеркало для телескопа, установленного в штате Аризона. То же самое сделано, но для еще большего зеркала, составляемого из нескольких сегментов, для телескопа, который монтируется в Чили. С помощью дифракционного элемента формировался параболический фронт излучения, по которому контролировалась поверхность зеркала при его изготовлении. Американцы сами такого делать не могут, да и никто в мире тоже.
Лаборатория В. Бессмельцева, похоже, будет участвовать в изготовлении новых российских паспортов в части их защиты от подделок.
Ю. Золотухин, занимавшийся в свое время проблемами автоматизации и создания известного стандарта КАМАК, в последние годы сформировал новое направление в институте — направление нечетких технологий.
— Интересно, парадоксально звучит.
— Забавно звучит, но отражает суть дела. Лаборатория занимается так называемой нечеткой логикой. Каков предмет этой науки? Допустим, есть какой-то набор сведений о некотором процессе. По обычным канонам этих сведений не хватает для принятия однозначного решения по управлению процессом. А принимать решение все равно надо. Так вот, задача в рамках нечеткой логики состоит в выработке наиболее правильного решения в условиях недостатка информации. Оказывается, такие задачи возникают в разных областях человеческой деятельности. В частности, лаборатория Ю. Золотухина обеспечила диспетчерское управление движением электропоездов на нескольких станциях новосибирского метро.
Фото Владимира Новикова.
стр. 6-7
| 
