ЯРКИЕ МОМЕНТЫ МИНУВШЕГО ГОДА
«Желаю всем сотрудникам Сибирского отделения мужества и оптимизма, успехов в занятиях любимой наукой. Нам есть чем гордиться и ради чего работать!» — такими словами председатель СО РАН академик Николай Добрецов начал свое традиционное предновогоднее интервью газете «Наука в Сибири».
В минувшем году было много запоминающихся событий. Прежде всего, завершены многие научные программы. В ноябре в Новосибирске состоялась научная сессия по итогам базовых проектов Сибирского отделения РАН. Была представлена широчайшая панорама исследований и много вдохновляющих результатов. Вдохновляющих потому, что научная жизнь в СО РАН продолжается и много интересного нас ждет впереди.
А 22 декабря прошла сессия, посвященная новым направлениям, связанным с нанотехнологиями. Этим понятием сегодня объединяется связка из четырех направлений: нанофизики, информационных технологий, биотехнологий и материаловедения. А нанотехнологии как бы пронизывают их, выводя на новый этап развития. Поэтому можно выделять нанотехнологии отдельно, а можно говорить, что нас ждут прорывы в этих четырех областях.
Где состоятся главные прорывы, предсказать не может никто. Я вспоминаю пример, когда в 1939 году, перед самым началом Второй мировой войны, было опрошено полторы тысячи ведущих ученых, включая всех нобелевских лауреатов, живших в то время, чтобы они предсказали, какие открытия и достижения произойдут в ближайшие 30 лет. И почти ничего не было угадано: ни освоение ядерной энергии, ни развитие ракетной техники, тем более компьютеризация и бурное развитие телекоммуникаций… Говорили о том, что на виду. А вот что должно появиться принципиально нового, даже нобелевские лауреаты не угадали. Так что и сегодня дать прогноз на столь длительный срок практически невозможно.
Запомнятся надолго и перипетии, связанные с реорганизацией научной жизни в стране. Принятие новой версии закона о науке и научно-технической политике достаточно сильно изменяет статус Российской академии наук. Отмечу три главных момента. Первый: президента Академии наук, избранного Общим собранием, утверждает президент страны. Это не просто формальная процедура, а некая защита Академии наук со стороны высшего лица государства. Кто только не критиковал нас за последние годы! Теперь, буквально сразу после принятия закона, тон многих публикаций об Академии наук резко изменился.
Второй момент: устав, также принятый Общим собранием РАН, будет утверждаться правительством России. По поручению, подписанному председателем правительства Михаилом Фрадковым, Академия наук должна представить свой утвержденный вариант устава к 1 апреля. Поэтому, чтобы успеть к назначенному сроку, Общее собрание РАН перенесено с мая на март. Ориентировочно к июню, в течение двух-двух с половиной месяцев обсуждение устава в министерствах закончится. И тогда на основе принятого устава будут назначены выборы нового президента и президиума РАН с уже новыми полномочиями. Поскольку выборы должны быть объявлены за четыре месяца, пройдут они, скорее всего, в ноябре-декабре 2007 года.
Третье, и это будет записано в уставе напрямую: появилась возможность создавать высшие учебные заведения в составе Академии наук. Таким образом, включение Новосибирского государственного университета и, быть может, некоторых других вузов в состав Академии наук станет реальным. Раньше это упиралось по преимуществу в юридические препятствия.
Четвертое. Я думаю, что в самом уставе, уже независимо от поправок в закон, будет целый ряд уточнений, касающихся инновационной деятельности в Академии наук, в частности, возможности создания в ее составе автономных учреждений, закон о которых также принят. Опасно, если нас будут заставлять преобразовывать в автономные учреждения академические институты — это путь к приватизации. Но создавать автономные учреждения при институтах Академии наук допустимо: если нужно, такие организации можно превращать в фирмы, если не нужно, сохранять или возвращать в состав институтов. Мне кажется, это будет гибкий механизм для участия Академии наук в инновационной деятельности.
Важнейший этап развития этой деятельности — создание технико-внедренческой зоны в Томске и решение о строительстве технопарка в новосибирском Академгородке. Я все-таки считаю, что это решение принято, поскольку 26 июля подписано инвестиционное соглашение между четырьмя участниками проекта: администрацией области, мэрией Новосибирска, Сибирским отделением РАН и инвестором, который обещает вложить 15 млрд руб при условии, что государство в лице федеральных органов, властей области и города вложит не менее 2 млрд, в основном на инфраструктуру. Вокруг этого в минувшем году было много горячих споров и обсуждений, которые, хотя и несколько задержали реализацию проекта, но все-таки принесли и немало пользы. Прежде всего, позволили уточнить, где и как лучше размещать технопарк, где-то сблизили, где-то поляризовали позиции, но все-таки прояснили отношение к технопарку и внутри научного сообщества, и вокруг него.
Вот, пожалуй, главные тенденции, которые обозначились в 2006 году.
— Николай Леонтьевич, довольны ли вы ходом первого этапа реорганизации Академии наук?
— Это, конечно, существенный момент нашей жизни, хотя все остальные его немного заслонили. Пилотный проект повышения заработной платы научным сотрудникам с одновременным сокращением их численности остро обсуждался в конце 2005 года, а реально начал осуществляться с 1 мая 2006-го. Я думаю, что результаты этого проекта в целом положительны. В нашем Институте геологии и минералогии вместе с доплатой за степень за последние два месяца доктора наук получали 46-47 тыс. руб. в месяц, а кандидаты наук — 18-20 тыс. руб. Почему такая разница? Много различных надбавок, разная доля доплат по грантам РФФИ и пр. Зарплата научных сотрудников без степени довольно сильно колеблется — от 12 до 18 — в зависимости от участия в других проектах. С учетом того, что в течение двух следующих лет зарплата вырастет еще в два раза, я надеюсь, что заниматься наукой вновь станет престижно. Хотя бы с точки зрения материального положения.
— А с точки зрения исследовательских амбиций, возможности работать на переднем крае науки?
— Для их реализации необходимо, в первую очередь, современное оборудование, в том числе уникальное. Это направление сегодня называют «Megascience» — крупные установки, на которых можно добиваться результатов не просто на современном мировом уровне, но обгонять его.
В свое время создание ускорителей ВЭПП на встречных электрон-позитронных пучках сразу выдвинуло Институт ядерной физики и всю нашу физику в целом на передовые позиции. Долгое время эти ускорители были единственными в своем роде. Теперь такая техника стала всеобщим достоянием, и сегодня реально тут «быть впереди планеты всей» не получается.
А вот лазер на свободных электронах — это опять рывок вперед, поскольку ни у кого в мире другого такого пока нет. И не скоро появится. Мы будем также стремиться создать, хотя это и дорого, новый специализированный источник синхротронного излучения в качестве центра коллективного пользования. Это важно не только для физиков, но и для биологов, и для других наук. Та же наноэлектроника требует более современного и мощного источника синхротронного излучения. Создается ускорительный масс-спектрометр для нового ЦКП «Геохронология кайнозоя».
Из той же серии — новый виварий, оборудованный по последнему слову техники, который позволит выводить и поддерживать длительное время генерацию чистых линий мышей и крыс. Причем некоторые из этих линий абсолютно иммунно не защищены. Их можно содержать только в виварии — они погибнут в любой другой обстановке. Абсолютно «раздетый» организм в чистом виде, без иммунной защиты. На таком организме можно проверять то, что при действующей иммунной защите не проверишь. Потому новый виварий — не просто вклад в поддержку биологических наук, но еще одно из прорывных направлений. Точнее, без него прорыв в биологии и биотехнологиях невозможен.
— Сегодня многие ученые с тревогой говорят о дефиците специалистов для новых перспективных направлений. Как и где их готовить?
— У нас принципиальные возможности для подготовки таких кадров лучше, чем где бы то ни было. Потому что у нас есть «собственный» университет. Формально Новосибирский государственный университет Сибирскому отделению не передан, но я считаю его собственным, потому что мы можем открывать новые кафедры, новые специальности, писать новые программы — нас никто в этом не лимитирует. Все эти годы нас сдерживало отсутствие помещений. Поэтому строительство нового корпуса университета я бы поставил даже выше, чем технопарк. Вернее, наравне, потому что если университет не будет развиваться, то и технопарк не особенно нужен. Университет нужно развивать, прежде всего, для подготовки специалистов, которых еще нет. Немного нужно увеличивать и традиционные специальности по перспективным направлениям, но в первую очередь новые. А как их готовить? Когда есть технопарк, там создаются технологии, и тут же на них студент учится, аспирант уже делает работу и вместе с кем-то из преподавателей открывает фирму, чтобы на основе того, что они только что исследовали и изобрели, развивать новое производство. Это должен быть двусторонний процесс. Но часть нужных кадров, я думаю, мы можем с учетом прицела на новые технологии и новую науку готовить уже сегодня, перестраивая факультеты и открывая новые специальности. Причем зависеть это будет в большой степени от академических институтов.
Конечно, быстро это не сделать. Проблема образования — инерционность. Специалисты, которые нужны уже сейчас, появятся только через пять-шесть лет. Но можно заниматься переподготовкой. Я думаю, наш университет должен в основном прирастать не первокурсниками, а магистрантами: набирать лучших из других университетов и за два года их переподготавливать. Об этом говорили на заседании Совета по науке и новым технологиям при Президенте России в Зеленограде многие бизнесмены (Евтушенков и другие). Пять-шесть лет для высокотехнологичного бизнеса — слишком долго. Новые технологии за это время уйдут далеко вперед или устареют. Им нужны максимум два года. А два года — это магистратура. Поэтому образование у нас должно принципиально измениться. Четырехлетнее базовое образование должно остаться для всех, а потом поштучно, но быстро готовить конкретных специалистов для науки или бизнеса. В дальнейшем мы должны максимально ориентироваться на магистратуру. Пока у нас магистрантов меньше. Мы не можем даже всех лучших студентов взять в магистратуру: не хватает ни общежитий, ни рабочих мест, ни денег. А нужно, допустим, на 2 тысячи аспирантов иметь 10 тысяч магистрантов. Условные цифры, конечно. Точный баланс пока никто не назовет. Но Новосибирский университет должен состоять, скажем, из 5 тысяч четверокурсников и 10-15 тысяч магистрантов: 5 тысяч собственных, а еще 5-10 тысяч собрать по всей Сибири. Пусть не получится сразу… Как говорят китайцы, «чтобы выпрямить, нужно перегнуть». Поэтому полезно немного преувеличить в этих задачах. Тогда будет понятно, куда стремиться.
— Два-три неожиданных научных результата последнего года, самых ярких, на ваш взгляд.
— На научной сессии по нанотехнологиям большое впечатление на всех произвел доклад профессора В. Принца, особенно продемонстрированное им вещество с отрицательным показателем преломления. Оно уже реально создано, но в ничтожных количествах. С его помощью можно предметы делать невидимыми (правда, пока в СВЧ-диапазоне). Для простого человека это звучит фантастически. Но за этим стоит очень большое открытие. У этого вещества ведь не только показатель преломления другой, но и остальные свойства, основанные на квантовых эффектах, проявляющихся в трехмерных наноструктурах. Появилась трехмерность — появилось новое качество. И еще появится много нового.
Второе — это, конечно, разделение биологических молекул терагерцевым излучением лазера на свободных электронах. После того, как в Новосибирске вошла в строй первая очередь ЛСЭ с терагерцевым диапазоном (от 100 до 200 микрон), перед биологами открылись новые перспективы. Поскольку частота терагерцевого излучения близка частоте собственных колебаний биомолекул, они как бы начинают вибрировать и «отваливаются», сохраняя жизнеспособность. Это открывает совершенно новые возможности для их исследования. Вы можете отделять любые биологические молекулы, а далее работать с ними как нанотехнологи: с помощью магнитных наночастиц к этим отчлененным молекулам «пришивать» любые новые участки. Возникают принципиально новые пути конструирования новых биологических молекул.
Еще одно открытие, которое тоже, по-видимому, даст выход в биологию, сделано геологами в содружестве с микробиологами. На поверхности железо-марганцевых конкреций со дна океана наши минералоги обнаружили тоненькую корочку кобальта. Предположили, что он откладывается под воздействием бактерий, которые на поверхности конкреции живут и с удовольствием питаются железом и марганцем. Известно, что для многих бактерий железо и марганец — главные активные центры ферментативных белков. Такие бактерии удалось найти и выделить. Но попутно выяснилось, что кобальтовая корочка еще и платиной обогащена — оказалось, что эти бактерии с большой скоростью концентрируют платину из морской воды.
И сразу возникла мысль. Почему так здорово устроена жизнь? Потому что самые мощные каталитические реакторы — это ферменты, т.е. белки с активными частицами, которые осуществляют многие реакции при комнатной температуре, тогда как в промышленных реакторах для этого требуются сотни градусов. И все за счет каталитической активности. Обычные каталитические центры: железо, марганец, цинк и медь. Сегодня лидируют железо и марганец. В частности, кислород в нашей крови переносит именно железо, потому что у него переменная валентность. Но самый сильный катализатор — это платина, и организмы с удовольствием бы ее использовали, но ее очень мало в природе. Тем не менее, где возможно, они стараются ее концентрировать. Надо только понять, в каких центрах каких белков она локализуется, какие реакции осуществляет. Отсюда следует и обратный вариант: возможны биотехнологии извлечения платины. Пусть не из воды (слишком неэффективно), но из каких-нибудь бедных руд, которые традиционным способам обогащения не поддаются. Вот еще одно интересное открытие.
Заодно меня поразило проявление наносвойств золота. Золото инертно — не реагирует ни с кислородом, ни с другими веществами. Но маленькие его частицы (менее 5 нанометров) начинают активно взаимодействовать с кислородом и становятся великолепным катализатором. Кстати, те бактерии, о которых шла речь, и золото осаживают. А в морской воде золота больше, чем во всех месторождениях на суше. Просто извлекать его из воды слишком дорого. Но кто знает, может быть с помощью бактерий и удастся придумать технологии, позволяющие извлекать его в разумных концентрациях и достаточно дешево.
Смысл нанотехнологий — вовсе не в миниатюризации. При переходе от микронных размеров к нанометровым вступают в силу принципиально новые свойства и качества вещества, которые на других размерах не проявляются. Именно здесь возможны самые неожиданные открытия.
Подготовил Юрий Плотников
Фото Владимира Новикова
стр. 2
|
