ГРОЗНЫЙ
В. Харук, д.б.н., Институт леса, Красноярск
 |
|
На стрелке Большой Мурожной, где обосновалась наша экспедиция, меня встретил черный, с желтыми подпалинами, Грозный. Внимательно обнюхал, шевельнул хвостом. Я шагнул к нему. Пес, глядя куда-то вбок, негромко зарычал. И остался стоять на узенькой тропинке к избушке. Познакомились мы с ним давно, и я числился в его приятелях. Но дорогу он мне не уступил. Как не уступал никому. В нем было врожденное достоинство сильного зверя, не допускавшего панибратства. Я обошел его по густой росистой траве. Пес снисходительно глянул вслед, потянулся и широко зевнул, чуть взлаяв в конце «зевка». Грозный, зверовая лайка, прибыл на Мурожную одним из первых, когда еще вместо домиков стояли палатки. И жестко отстаивал право «первородства» перед пришельцами. Иногда он позволял себя погладить и даже снисходил до игр. Однако стоило мне, заигравшись, наступить на лапу, как он мгновенно прокусил сапог. Обитатели лагеря пса уважали и даже заискивали. Если ему и доставалось, так это от змей: укусы гадюк превращали его грозную морду в слюнявую подушку. Донимали и клещи. Грозный безропотно терпел, когда Хозяин отдирал раздувшихся, с крупный горох, кровососов от самых чувствительных мест собачьего тела. Временами он с Хозяином уходил в тайгу. И после удачной охоты над ширью Ангары до утра разносилось: «Меж высоких хлебов затерялося...» А еще Грозный любил, горделиво восседая на носу глиссирующей лодки, «прошвырнуться» до ближайшего поселка. Пока Хозяин закупал провиант, Грозный пускался во все тяжкие. Возвращался к лодке запоздно, нередко зализывая раны. Хозяин его обычно не бранил: он и сам, случалось, припозднялся.
Выше нашего лагеря в Ангару впадала Малая Мурожная. Обе Мурожные текли, размывая золотые россыпи. На Большой уже сотню лет «мыла золотишко» драга. Налимы, которых мы ловили в устье речки, отличались от ангарских собратьев белесым цветом: сказалось, вероятно, обитание в «дражной» воде. Берег между Мурожными изгибался поросшей соснами дугой. Скалы дальнего берега виднелись километра за два; между ними Ангара бурлила мелководьем шиверы. Бакенщик Гоша, живший напротив, на спор брался перейти Ангару вброд по шивере. А июльскими ночами, когда над Ангарой зависала луна, из прибрежных осинников появлялись сохатые. Прислушиваясь, забредали в реку, лакомились водорослями. Там их и караулили охотники — кто на лодке, кто — укрывшись на берегу. Грозного на такую охоту не брали.
Обиды Грозный помнил и мстил. Чем-то ему не угодил Игнат, местный рыбинспектор. Может быть, своей гордыней. Или лапу когда-то безнаказанно отдавил. Злопамятство Грозного распространялось и на его помощника Федю по прозвищу «Запчасть». В те стародавние времена рыбнадзор ладил с ангарцами: понимали, что жить у реки и красной рыбы не попробовать — не по-людски. И, соблюдая таежное право, своих не трогали. Ну, разве что зарвавшихся, да и то много не «накручивали». Доставалось преимущественно «залетным». Но Игната ангарцы недолюбливали. И даже раза два стреляли по его лодке из прибрежного тальника.
Однажды дождливым вечером послышался рев «вихря»: к нам в гости пожаловали Игнат с Федей. Эти ребята умели «читать» воду и в любое ненастье проходили там, где другие рвали шпонки и ломали винты. Угостили стерлядкой. На столе появились окуни горячего копчения, малосольные ельчики, котлеты из налимов. И, конечно, спирт пополам с апельсиновым соком. Игнат сполоснул свою кружку, открыл дверь, плеснул содержимое в августовскую темень. И — взвыл от боли: Грозный, поджидавший своего недруга за дверью, вонзил зубы в его запястье. Рана оказалась неглубокой: спас брезент штормовки. «Это он лишь обозначил», — хмуро оправдывал пса Хозяин. После этого случая Грозный и Игнат, казалось, помирились: пес получил «сатисфакцию» за какую-то старую обиду.
Несчастье случилось недели через три. После очередного застолья Игнат и Федя, слегка навеселе, собрались восвояси. Попрощались. Грозный сидел невдалеке на берегу. Игнат залез в «казанку», Федя оттолкнул ее от берега... Но прежде чем Федя вскочил в лодку, его в прыжке настиг Грозный и сомкнул клыки на лодыжке. Рана была страшной; не помогли и резиновые сапоги.
На следующий день, ближе к вечеру, Хозяин с Грозным ушли в тайгу. Вернулся Хозяин один. На его седеющую бороду скатывались слезы.
Фото А. Киселева
стр. 8
|
