ЯПОНИЯ:
УСКОЛЬЗАЮЩАЯ КРАСОТА
В Доме учёных СО РАН проходит совместная выставка Елизаветы Малининой и Владимира Юделевича. Елизавета — филолог, специалист по японской литературе и искусству, известная своими акварелями, картинами из бересты, флористикой. Владимир — художник-керамист, много лет преподающий искусство керамики детям.
Мария Горынцева, «НВС»
Елизавета выставила цикл фотографий, которые были сделаны ею во время последней поездки в Японию, и небольшое количество акварелей. В гармоничном ансамбле с ними выступают деревца-бонсаи и керамические сосуды Владимира.
— Елизавета, что это была за поездка, оставившая такой богатый след в вашем творчестве?
Е.М.: Так же, как десять лет назад, это была научная стажировка в Киото. Меня пригласил Научно-исследовательский институт дзэн-буддизма и Университет дзэн-буддизма. Я провела в Японии целый год, вернулась домой лишь полгода назад.
В течение всего года Елизавета фотографировала лики Японии. Пейзажное фото — неблагодарный жанр: слишком легко впасть в банальную красивость или в монотонность. Здесь, несмотря на то, что зрителю «сделано красиво», этого нет. Работы, представленные на выставке, требуют медитативного, неспешного вглядывания. Такое предполагалось в былые времена при обряде ханами, привычно трактуемом нами как «любование цветами», тогда как в действительности долгое рассматривание цветущих деревьев в священных рощах должно было показать присутствующим души предков в цветах. Тот, кто оставит спешку и суету хоть ненадолго, может увидеть, как душа Японии смотрит на него из цветных картинок. Неторопливые прогулки в узких, старых улочках Киото, по которым, будто яркая тень эпохи Токугава, шагает гейша в традиционном кимоно; или в горах, неправдоподобно, нерукотворно прекрасных — где среди совершенно диких пейзажей вдруг высятся ворота-тории, предупреждающие о синтоистском храме или кумирне; замирание сердца в крошечных, уютных садиках при святилищах и монастырях; умиротворение при виде знаменитых «садов камней» (почти белые цветы сакуры над белой галькой) — изображения затягивают, уводят всё глубже от привычного мира.
— Вы специально расположили фотографии по временам года, так, что они образуют практически годовой круг?
Е.М.: Нет, так получилось. Но это ведь наиболее естественное расположение. Я пришла, развесила фотографии, посмотрела вечером — и поняла, что они не могут висеть иначе.
Помимо фото, Елизавета представила на выставке и свои пейзажные акварели: сочетающие традиции китайской и японской живописи, мягкие, типично «иньские» — недаром она так любит пейзажи с водой, и они ей прекрасно удаются. Эта дымка и ощущение влаги образуют контраст к живой яркости фоторабот.
— Елизавета, а как вам пришла в голову мысль сделать совместную выставку с Владимиром Юделевичем?
Е.М.: Мы давно знакомы, я консультировала его, когда он заинтересовался японским искусством, так что это длительное сотрудничество.
 |
|
Действительно, работы Владимира отличает то брутальное изящество (да простят мне этот оксюморон), которое характерно для подлинной японской керамики. В основном выставлены предметы для чайной церемонии — чаши, сосуды для хранения чая, небольшие блюда. Некоторая «неправильность» форм — вовсе не свидетельство плохого владения гончарным кругом и инструментами, но умышленное отклонение от совершенной регулярности, подчёркивающее рукотворность вещи, показывающее живое взаимодействие мастера и материала. Декор вещей очень скуп. Владимир работает в жанре «э-ута» — «поэзия для живописи», представляющем синтез поэзии и прикладного искусства. Дерево, цветок, птица, бабочка и известнейшие хайку известнейших поэтов в каллиграфическом написании — вот что украшает или, точнее, продолжает и дополняет сосуды из глины. При этом изображение не иллюстрирует стихи, ибо основной принцип
э-ута — «то, что написано, не изображается, о том, что изображено, не пишут». Так, на одном из сосудов для хранения чая мы видим знаменитое стихотворение Басё (воспроизведён каллиграфический автограф поэта):
На голой ветке
Ворон сидит одиноко.
Осенний вечер, —
и голая ветка есть, а ворона на ней нет. — Он, устав от четырёхсотлетнего разглядывания, которое пришлось на его долю с лёгкой руки поэта, улетел, оставив нас домысливать его присутствие.
— Елизавета, а какова была концепция выставки? Почему именно фото, акварели, керамика и бонсаи?
Е.М.: Концепция — это Япония, ностальгирующая по самой себе. Всё, что я снимала — все эти храмы, улицы, сады, костюмы — всё это есть, всё это любимо и ещё живёт, но всё равно уходит, уходит, уходит... Десять лет назад моё узнавание Японии шло, можно сказать, по горизонтали. А в этот раз — по вертикали, я погружалась в такие глубины, мне открывались такие двери... И в этот раз я очень много ходила по садам. Одна из моих следующих книг будет посвящена им.
Я не стала спрашивать, какие двери открылись. Тот, кто знает, не говорит, а тот, кто говорит, не знает. Лучше остановиться и увидеть. Вот она, ускользающая красота души Ямато, в сочетании женственного моно-но аварэ, печального очарования вещей, смотрящего с фотографий и картин, и мужественного сибуй, простоты и очарования естественности, в глиняных сосудах. Звук от прыжка лягушки в старый пруд, хлопок одной ладонью.
В рамках выставочного проекта Е. Е. Малинина читает курс лекций по японской культуре «Путь японской души». Ежедневно с 16 до 18 час. в выставочном зале показ её же слайд-фильмов «Сады и храмы Японии» и «Синто — путь японских богов». Каждую среду, пока длится выставка, Елизавета Евгеньевна отвечает на вопросы посетителей с 16 до 18 час. в выставочном зале.
стр. 12
|
