«МЫ ВСЕ РВАЛИСЬ НА ФРОНТ,
А КАК ЖЕ ИНАЧЕ?»
В.Л. Соскин, главный научный сотрудник
Института истории СО РАН,
д.и.н., профессор НГУ
Я не считаю себя героем или человеком, который внес большой вклад в победу — я был на войне только в последний год. Есть люди, которые заслуживают большего внимания, потому что воевали гораздо дольше.
Мы все рвались на войну. Сейчас это кажется странным, многие молодые люди стараются от армии увильнуть, а я тогда думал — как же я буду жить, если после войны мне кто-нибудь скажет: «А отчего же ты на войне-то не был?» И мне стыдно станет. Мой папа погиб на фронте в 1941 году, все мужчины нашей семьи, все мои родные воевали — как же можно было иначе?
...На фронт я попал после артиллерийского училища, в 1944 году, и в боевых действиях участвовал меньше, чем лежал в госпиталях. Меня госпитали и спасли — если бы я не был дважды ранен, я бы, наверное, не выжил, потому что хоть пробыл на войне и недолго, но в самом пекле. Я командовал взводом сорокопяток. Это небольшие пушки с узким стволом и маленьким снарядом. Они находились в пехоте, и нашей задачей было поддерживать пехоту огнем и колесами. Когда я приехал на фронт, и начальство нам сказало, что мы пойдем воевать на сорокопятках, я был даже удивлен — зачем я столько учился в училище, если приходится воевать на лошадях, которые тянули наши орудия во время переходов? Мы-то думали, что нашим уделом станет тяжелая артиллерия. А тут — лошади. Я был городской мальчик, коней видел только на улицах, но так на них и провоевал до конца войны. Привык, научился ездить верхом.
Надо сказать, однако, что в тяжелой артиллерии потерь было не столь много, а в сорокопятках командир взвода больше месяца не служил — убьют или ранят.
В битве за Данциг — самой большой битве, которая выпала на долю Второй ударной армии, где я служил, в 1945 году, когда началось наступление, приведшее к концу войны — я не участвовал, потому что лежал с ранением в госпитале. Эта битва осталась незамеченной историками, потому что была не самой удачной. Мы победили, но так долго и тяжело брали Данциг и несли такие потери...
После войны, уже работая в Сибирском отделении, как-то раз я сказал академику Окладникову, что всё пытаюсь найти следы моего отца и хочу поехать в главный военный архив в Подольске. Он сказал: «Поезжайте», и я приехал в Подольск. Такого в моей жизни никогда не было. Я проработал там две недели, приходил самым первым и уходил последним. Но ничего не нашел, материалов не сохранилось никаких. Погибла вся армия, в которой воевал мой отец, штаб, командующие — но материалов не было.
И тут меня осенило, я спросил, нет ли у них материалов по Второй ударной армии, которой когда-то командовал генерал Власов. Эта армия на Волховском фронте в 1942 году пыталась прорвать блокаду Ленинграда, однако вся полегла, Власова взяли в плен, а потом была сформирована новая Вторая ударная, которой командовал И. И. Федюнинский, как раз в неё я и попал.
Я с такой страстью работал, нашел все документы вплоть до зачисления меня на военный паек, схемы артиллерийских позиций, которые сам и рисовал. Таким образом, я собрал материал не только о тех событиях, в которых сам принимал участие, но и нашел информацию о том времени, когда лежал в госпитале. Я узнал судьбу некоторых людей, в том числе моего преемника, которому я сдавал командование, когда меня увозили с ранением. Он, помню, на фронте учил меня уму-разуму — я был молоденький офицерик, лез во все дырки. И вот я нашел материалы и выяснил, что тот человек погиб.
Тогда я понял, какими усилиями брали Данциг. Почти два месяца, четыре раза Рокоссовский отдавал приказ: «Взять город!» И я написал об этом статью.
Хочется сказать относительно темы зверств нашей армии в Германии, которую ныне некоторые активно муссируют. Могу сказать за себя — я лично их не совершал, не совершал и мой взвод. Случалось, наверное, кое-что, но тут я готов заступиться за Красную Армию — массовым это не было.
стр. 7
|
