УСПЕТЬ ПОНЯТЬ
СВОИХ ОТЦОВ
Галина Киселева, г. Иркутск
Мой отец воевал в штрафном батальоне. «Вы лучше лес рубите на гробы — в прорыв идут штрафные батальоны...» Когда слышу эту песню, сердце замирает, и представляю его — маленького, упорного (горяч был в любом деле), бегущего под пулями на пули. Он был ранен и вернулся домой. Когда постучался в дверь построенного его руками дома: «Милочка, открой» (так звали дочку), сынишка, на год постарше, шести лет, грозно ответил: «Уходи, мы милостыню не подаем!» Время было такое — чужого в дом впустить боялись.
Он не дожил до того времени, когда участников войны стали осыпать наградами, окружать вниманием, реабилитировать осуждённых. Умер от ран и болезни, и провожал его в последний путь весь наш железнодорожный посёлок, который в народе именовали Порт-Артуром. Люди его любили, говорили, каким он честным и работящим был, как откликался на каждую просьбу о помощи. Тогда я узнала, что отец родом из сибирского села, в молодости слыл запевалой и активистом многих дел. Избрали даже комсомольским вожаком, но когда началось раскулачивание, отказался в нём участвовать, бросил комсомольский билет, и спасло его от репрессий лишь то, что друзья помогли уехать в город. На старых снимках он среди каменщиков, строивших вагонное депо Порт-Артура.
А отец об этом всем, также как и о войне, никогда не рассказывал. Он был вообще человек сдержанный, да и время было не располагающее к откровениям. Говорят, что арестовали его за булку хлеба, которую нес из хлебопекарни, где работал. И сразу направили в штрафной батальон. Никоим образом не допускаю, что он мог украсть хлеб. Примеров его честности можно привести множество. Он был нетерпим к воровству, обману, жадности, любого рода спекуляции. «Вышел с куском хлеба на улицу, поделись с друзьями», «Остался должен, хоть копеечку, верни при первом же случае», «Никогда не занимайся торговлей — влипнешь, как муха в паутину обмана» — его заветы. Помню, мама всё-таки уговорила его продать мешок картошки. Мы с ним долго добирались до рынка, через железнодорожные пути, под вагонами, а когда, наконец, добрались, он посмотрел на шумных торговок и даром им свой мешок отдал. Ох, и попало нам тогда от мамы.
Родину он любил. Хотя и говорил: «На свете много несправедливости», не позволял её хулить, и когда пел «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой...», на глазах его появлялись слезы, как, впрочем, и у слушателей. Пел он очень хорошо — в любой компании был запевалой. И военные песни были его любимыми. Особенно «Синенький скромный платочек».
О многом мы с отцом не говорили. Может, потому, что я была тогда ещё очень юна... Но я чувствовала его, ощущала родственную душу и ждала — вот-вот, и он мне всё расскажет, а я — ему. И мы всё друг о друге поймем. Но не довелось...
стр. 9
|
