БОЛЬШОЕ КОЧЕВЬЕ
Куда только не забрасывает судьба людей разоренной российской
науки. Кто оказался в министерском кресле, кто в торговой
палатке, а мой герой, эвенк по национальности, вернулся из мира
конференций и диссертаций в родную деревню на краю света, к
своему терпящему бедствие народу.
Типичный интеллигент, ироничный умница Борис Иннокентьевич
Леханов посвятил жизнь изучению северных оленей. Работал в
норильском НИИ сельского хозяйства, защитил кандидатскую
диссертацию. Теперь сфера его научных интересов - социальные
преобразования в жизни коренных народностей Севера.
Ирина САМАХОВА.
г. Новосибирск.
- Я уже сыну Женьке местечко указал, где поставить памятник
первому эвенкийскому доктору социологии, - сам над собой
подшучивает Леханов.
Эту диссертацию приходится не писать, а созидать из ежедневных
головоломок реальной жизни, встающих перед ученым, избранным
главой погрязшего в проблемах национального поселения. Леханов
понимает, что люди доверили ему роль руководителя, чтобы он нашел
для них новый путь. Как совместить национальный уклад жизни с
жесткими требованиями рыночной экономики - вот вопрос, над
которым бьется человек науки, неожиданно для себя ставший
управленцем-практиком.
* * *
...Конец света в отдельно взятом эвенкийском селе случился как
раз при мне. На подстанции в Тынде решительно повернули
рубильник, и неплатежеспособная Иенгра погрузилась во тьму.
Всхлипнув, остановились насосы на скважине и в котельной, потом
онемел телефон, перекисло тесто в пекарне, а колючие морозные
звезды опустились над крышами, кажется, на расстояние вытянутой
руки.
Похолодело внутри: дело-то происходит хоть и в южной, но Якутии,
где уже в середине сентября устойчиво ложится снег.
Впрочем, ощущуние конца света было навеяно не столько перекрытым
электричеством, сколько встречами и разговорами долгого
прошедшего дня.
- Иенгра - наша ахиллесова пята, и, честно говоря, я не
представляю, что с нею делать, - с несвойственной чиновникам
прямотой признался глава администрации промышленного
Нерюнгринского улуса Василий Васильевич Старцев.
Оленеводческий совхоз "Золотинка" с центральной усадьбой в Иенгре
с некоторых пор производит только колоссальные долги. Скажем,
вертолетчики нерюнгринского авиаотряда налетались сюда бесплатно
аж на 5 миллиардов рублей.
...Деревенский умелец-косторез Виталий Максимов средь бела дня
сидел, свесив руки, на низкой лавочке в собственной кухне и уныло
цедил сквозь зубы:
- Художеством заниматься неохота, потому что жить неохота. Вот,
лисичек на звероферме мы сегодня накормили последним комбикормом
- как им завтра в глаза смотреть? Мне давно пора в тайгу на
промысел, а ехать не на чем. Вездехода, говорят, нет, и когда
будет - не говорят.
...Молодые пастухи из 11-й бригады добрались в село верхом на
оленях, привезли вышедшую из строя рацию, а назад возвращались ни
с чем. Нету новой рации, старую починить невозможно.
- Мы не так далеко стоим, в-о-о-н за той горой, - показали мне
ребята. До их стойбища пятьдесят километров, а самая дальняя
бригада кочует почти за шестьсот километров от Иенгры. Как без
рации? У парней в тайге молодые жены и маленькие дети.
- У меня жена русская, - беспечно похвастался Витя Семенов. -
Вместе выросли в интернате, а теперь она лучше наших девчонок
управляется и с оленями, и с готовкой, и с шитьем.
- А вам бы не хотелось жить, как люди - работать в тепле под
крышей, а вечер коротать перед телевизором на диване? -
интересуюсь.
- Вы что, нас куда-то вербовать приехали? - сразу насторожились
ребята. - Не, нам в тайге хорошо, без нее скучаем и пьем от
этого. В тайге не пьем - там водки нет, да и некогда.
...- Не дай Бог, закроется совхоз, и эти молодцы на мою шею
свалятся, - так среагировала на пересказанный разговор с
оленеводами здешняя хлопотунья и заботница, заместитель главы
администрации Иенгры Альбина Завьялова. - И так в селе уже 27
молодых мужиков без работы, не говоря про прочие категории. Я
избегалась по окрестным золотодобывающим артелям, пытаясь их хоть
на время пристроить, а они там не задерживаются - бездельничают
и пьют. Да что говорить - прошу в селе поработать по договору на
общественных работах - никто не пошевелится. Знают только день,
когда в очередь ко мне становиться за "безработицей" и пособиями
на детей. Получат - пропьют. В Нерюнгри из-за полного краха с
бюджетом уже давно никому пособий не платят, но для Иенгры делают
исключение. Мы ведь малый народ, люди из "Красной книги" - вот и
привыкли, что каждому с рождения что-то положено. Я даже не могу
постращать тюрьмой зарвавшегося хулигана - он усвоил, что эвенка
ни за что не посадят. Доходит до смешного: пришли ко мне на днях
родители наших студентов и требуют командировочные, за то что
возили собственных детей на вступительные экзамены в Якутск...
Только чур без обид - про "Красную книгу" и доведенное до
абсурда иждивенчество говорю не я, а эвенкийка Альбина - плоть
от плоти Иенгры. Вообще, ни в какой-то там национальной
неполноценности дело - ненавижу такие намеки. Вон, коренные
русские села на Белом море приходят в упадок, там тоже мужики
сидят, свесив руки, перестали даже огороды сажать и скотину
держать. Причину этой странной апатии обнаружил побывавший там
новосибирский социолог Юрий Плюснин: беломорские колхозы
полностью переключились на доходный морской рыбный промысел, при
этом руководители хозяйств предпочитают нанимать на сейнера
рыбаков из Прибалтики, а своим колхозничкам платят "ренту" до
миллиона рублей в месяц. Только нету счастья в краю вечных
каникул - люди словно потеряли содержание жизни и стали до
изумления беспомощны. Хором жаловались гостю, что мерзнут зимой,
потому что колхоз перестал подвозить дрова - это посреди
тайги-то! Что ж говорить об эвенках, которых неустанно опекают
уже три четверти века...
- Наш народ задушили в объятиях, - горько заметил по этому
поводу глава администрации Иенгры Борис Иннокентьевич Леханов.
В его ученых записках я обнаружила рассуждение о двух
разновидностях патернализма - когда людей просто берут на
содержание и когда за них все до последней мелочи решают...
Если у Иенгры и есть какой-то шанс выжить в суровых условиях
рынка, то он состоит в том, чтобы преодолеть иждивенчество и
беспомощность.
Лучше всех это понимает Леханов. Свое недавнее возвращение в
Иенгру он объясняет просто:
- Мой род Пуягир всегда кочевал в этих местах. Наши земли
обозначены на карте 1630 года, составленной казаками для русского
царя - я видел ее в библиотеке. Тогда эвенки населяли
практически все территории Сибири, пригодные для выпаса оленей.
Мы жили мирно и независимо, кормились около оленей, а русские
купцы снабжали нас всем необходимым в обмен на драгоценную
пушнину.
Леханов не видит для эвенков другого выхода, кроме как вернуться
к родовой кочевой жизни предков. Иначе народ исчезнет - причем
не просто растворится, а вымрет физически. Но разве можно
повернуть время вспять?
- Это раньше кочевое скотоводство считалось отсталым и
бесперспективным образом жизни. А теперь весь мир задумался над
проблемой рационального природопользования и устойчивого
развития, - принялся объяснять Леханов. - Олени, в отличие от
прочего скота, не уничтожают пастбища и отдают себя людям без
остатка: про мясо и шкуры известно всем, а есть еще целебные
панты, кровь и некоторые железы, высоко ценимые в медицине.
Аборигены Аляски, к которым я недавно ездил на учебу, сейчас
локти кусают, что не сохранили свое кочевое оленеводство. При
нынешних технических возможностях по части вездеходного
транспорта и организации быта свободная жизнь в природе уже не
кажется каким-то недостойным человека существованием. Можно
поставить дело так, чтобы в каждой кочующей общине был свой
медик, учитель и культурный работник. Конечно, многие достижения
цивилизации будут для кочевников недоступны, но надо еще
посмотреть, являются ли они такими уж неоспоримыми благами.
- Но разве может быть оленеводство выгодным экономически? Вы же
сами говорили, что нынче один вертолетный час обходится в 11
миллионов рублей, а без авиации, видимо не обойтись.
- Да, было время, в дальние бригады гоняли вертолет с
каким-нибудь ящиком гвоздей. Нормальному хозяину такое
расточительство ни к чему. Во времена моего детства олень был в
наших местах основным транспортным средством, я еще пацаном
неплохо зарабатывал, сопровождая каюром геологические экспедиции.
Потом, уже в семидесятых годах, когда работал здесь в совхозе
ветеринаром, мы пешим ходом гоняли оленей за сотни километров на
убойную площадку и отправляли диетическое мясо в Германию. Так
что был бы ум - будет и выгода. Моему американскому другу
Дагласу Драму, у которого я практиковался в Анкоридже, выгодно
оказалось перерабатывать в деликатесы мясо диких оленей и лосей,
которое охотники со всей Аляски доставляют к нему на фабрику на
своих маленьких гидросамолетах.
- Одного ума тут, пожалуй, будет мало...
- Конечно, нужны еще некоторые первоначальные условия: право на
частную собственность, право на личную свободу, право на развитие
через механизм свободного рынка. Все это предусмотрено российской
Конституцией и законодательством. В Республике Саха принят и
специальный пакет законов, защищающих права коренных народов на
традиционное хозяйствование. По этим законам наши родовые общины
получили землю в бессрочное пользование, имеют большие налоговые
льготы и гарантии помощи от государства. Но это на бумаге, а
фактически всем в Иенгре и окрестностях владеет давно
обанкротившийся совхоз.
По поводу совхоза я беседовала в Нерюнгри с начальником
управления сельского хозяйства Сталиком Дерягиным. Он считает,
что сохранение совхоза - единственный способ спасения эвенков.
Говорит, что любыми путями будет добиваться хоть каких-то
дотаций, если не денежных, то ресурсных. Еще он мне сообщил, что
в северных улусах оленей передали общинам, но ничего хорошего из
этого не вышло - их просто поели.
- Конечно, порезали оленей - а что еще оставалось делать, если
в тех районах был сорван северный завоз? Между прочим, есть
места, где не эвенки, а русское население держится на том, что
доедает гнилой комбикорм...
Возможно, кое-кто уцепился за совхоз, потому что иначе нечем
будет распоряжаться. Сейчас от хозяйства уже почти ничего не
осталось, а не так давно было, например, триста единиц мощной
техники. Пока что, хоть и хилым ручейком, текут в Иенгру наличные
деньги, продукты, охотничьи боеприпасы для оленеводов. Но что к
ним реально попадает - другой вопрос.
Если говорить о собственности, то в тайге вместе с совхозными
пасутся и частные олени. Как бывший ветврач, я прекрасно знаю,
что к ним и отношение другое. Никто без крайности не зарежет
собственного оленя.
- Да уж, при встрече с посланцами одиннадцатой бригады даже я
угадала, какие олени у них свои, а какие совхозные... Помню,
пастух Гриша тогда сказал, что был бы не прочь завести
собственное большое стадо, а его напарник Миша засомневался,
смогут ли они сами со всем справиться.
- Верно, наши ребята еще не готовы стать хозяевами. Пока в
Иенгре только один предприниматель-эвенк - Костя Александров. Он
возглавляет родовую общину, купил пилораму и снабжает все село
дровами и пиломатериалами. Конечно, ему далеко до нашей
оборотистой землячки Ларисы Церукян, которая буквально на ровном
месте устроила в Иенгре такое симпатичное кафе, что люди из
города ездят к нам скоротать вечерок. Но и эвенки научатся
предпринимательству, если их правильно учить. Мы уже провели в
селе один семинар по основам рыночной экономики с помощью
Саха-мериканского бизнес-центра. Они обещали и дальше помогать
во всем, например - в составлении бизнес-планов для малых
предприятий Иенгры.
- Но у вас ведь денег нет даже на дырокол - не то что на
организацию предприятия...
- Это не совсем так. Сейчас в районе зарегистрировано уже
несколько родовых общин, которые имеют право на любые разрешенные
законом виды деятельности. В Америке, например, индейское племя
Черноногих основало свою авиакомпанию. Нам до этого далеко. Я в
своей общине Куртак пока что предполагаю заняться
мясопереработкой, сбором живицы и лекарственных трав, чуть позже
- охотничьим туризмом. У меня теперь есть заместитель по бизнесу
- предприниматель из Нерюнгри Михаил Яковенко, мой старый друг
по совместным охотам. Недавно мы с общинными бизнес-планами
победили на первой в Нерюнгри промышленной ярмарке. В качестве
приза был обещан льготный кредит, но что-то с тех пор о нем
ничего не слышно. Неужели государству выгоднее содержать эвенков,
будто немощных инвалидов, чем дать нам возможность самим встать
на ноги?
- Вы что же, хотите в принципе отказаться от государственной
поддержки?
- Я от терминологии этой хотел бы отказаться. Нам нужна не
милостыня, а плата за выводимые из строя природные ресурсы. Там,
где зияет нерюнгринский угольный разрез еще недавно были наши
лучшие оленьи пастбища. Золотодобывающие артели разворотили почти
все реки в округе, нанесен непоправимый урон природе и
традиционному хозяйству, а настоящей компенсации за это нет. Мы
знаем, что артели что-то платят за экологический ущерб, но до
эвенков эти деньги практически не доходят.
Сейчас я уже вообще про деньги не говорю. Пусть нам выделят уголь
или акции угольных предприятий - мы сумеем ими распорядиться и
раскрутить хоть какие-то свои производства. Пока еще надеюсь на
понимание - как-никак продолжается объявленное ООН десятилетие
коренных народов.
...Хорошо все-таки быть эвенком. Есть колдовское обаяние в
нелегкой скитальческой жизни среди лесистых холмов, рассеченных
бесчисленными речными долинами, в древних обычаях и легендах
лесного народа. В этом со мной согласятся и старый петербуржец
Борис Кронгауз, когда-то приехавший сюда изучать язык и навсегда
осевший в Иенгре, и молодая ученая парижанка Александра
Мусина-Пушкина, сумевшая сделаться своим человеком в таежных
становищах. Но даже природному эвенку нелегко нынче стать
эвенком. В старенькой покосившейся школе образованные
учителя-языковеды, ученицы подвижника Кронгауза, учат ребятишек
эвенкийскому языку как иностранному - по передовой методике
Китайгородской. Еще недавно только малая часть эвенкийского
народа, разбросанного по всей Сибири, владела родным языком, а
сейчас все школьники Иенгры, включая и русских ребят говорят,
пишут, поют по эвенкийски. Скоро каникулы, и старшие мальчики с
нетерпением ждут поездки в "таежную школу", организованную
Лехановым на базе своей общины. Там преподают особенные предметы
- искусство выслеживать соболя, арканить оленя, заводить на
морозе вездеход и слушать старших. Право, есть что послушать,
когда Борис Иннокентьевич затевает бесконечные охотничьи байки.
- Вот, - говорит, - гонялся я по тайге несколько дней и не
встретил ни единого следа диких оленей. Вообще, ни одной живой
души вокруг, только ворон все время кружится рядом со мной,
словно зовет куда-то. Я и решил пойти за ним. Птица
целеустремленно полетела за горку и вскоре вывела меня на
небольшое стадо оленей. Я выстрелил, и не успел развеяться дымок,
как ворон спланировал на убитого оленя. Он был очень голоден и
придумал такой интересный способ добыть еду. Учитесь у ворона,
ребята - мы, эвенки, тоже должны надеяться только на себя...
Послесловие
Недавно в Иенгре побывал ведущий экономист-аграрник
новосибирского НИИ экономики и организации промышленного
производства Василий Дмитриевич Смирнов - не скрою, что по моей
наводке. В последние годы этот уже немолодой человек пользуется
большой популярностью как специалист по поиску и внедрению
индивидуальных управленческих решений. Кто не хочет работать -
устраивает вселенский плач по сельскому хозяйству, а кто хочет -
призывает к себе на помощь науку.
По заказу нерюнгринской администрации, Василий Дмитриевич изучил
ситуацию в Иенгре и сформулировал некоторые принципиальные
предложения. Главное из них такое: ныне существующие бригады
оленеводов нужно слить с родовыми общинами, постепенно перевести
их на полный хозрасчет, а совхоз со всеми специалистами, техникой
и инфраструктурой преобразовать в объединение кооперативов по
обслуживанию производственной деятельности оленеводов. Большое
достоинство этого плана состоит в его эволюционности и учете
интересов всех ныне действующих групп и сил. Смирнов готов и
дальше консультировать северян, если они прислушаются к его
рекомендациям.
Материал подготовлен при финансовой поддержке Института "Открытое
общество" (Фонд Сороса).
стр.
|
