«Наука в Сибири» № 3 (2439) 23 января 2004 г. ПЕРВОЕ ЗАПОЛЯРНОЕ Открытие 40 лет назад Тазовского месторождения газа, первого в заполярье Западной Сибири, явилось эпохальным событием. Этим месторождением в полный голос заявила о себе уникальная нефтегазоносная провинция с гигантскими запасами и супергигантскими, крупнейшими в мире месторождениями. Ю. Карогодин, профессор, Лауреат Государственной премии РФ 1999 года за «Прогноз, освоение и разработку газовых месторождений севера Сибири» Я давно собирался написать об этом открытии. Несколько раз начинал, но так и не закончил. Прошедний год — год 40-летия получения первого управляемого фонтана газа на Тазовском месторождении. Немаловажная дата, вполне сравнимая с 50-летием открытия Березовского месторождения, первенца газовой отрасли в Западной Сибири. Официально годом открытия Тазовского месторождения считается выброс аварийного фонтана в 1962 г. Но известно, что немало фонтанов подобного типа еще не означали открытия месторождения. Иногда спешили после первого фонтана (и даже не аварийного) давать будущему месторождению громкие имена (например, Ленинское), а потом выяснялось, что месторождения-то и нет. Определенную роль сыграло и то, что редколлегия книги «Энергия Ямала» (2001 г.), где собраны воспоминания геологов и геофизиков об освоении Севера Западной Сибири, призывала помочь второму изданию материалами, документами, письмами и фотографиями. Все это и сподвигло меня написать данный очерк. Тазовская скважина № 1 в Тюменском Заполярье первоначально планировалась в качестве опорной, но затем была переведена в разряд разведочных. При ее бурении произошло два аварийных выброса газа. Первый был 17 апреля 1962 г. Он довольно быстро «заглох» в результате обвала пород в стволе скважины, не нанеся ей особого вреда. Второй аварийный фонтан, полностью уничтоживший скважину, произошел 27 сентября того же года. Дебит газа оценивался в 800 тыс. — 1 млн кубометров в сутки и 10-12 тонн воды. На аварийную скважину оперативно прилетел сам управляющий Тюменским территориальным геологическим управлением Юрий Георгиевич Эрвье. Около месяца потребовалось, чтобы «задавить» фонтан. После его ликвидации забурили вторую скважину. Работая в Тематической экспедиции Главтюменьгеологии и являясь аспирантом академика А. Трофимука в Институте геологии и геофизики СО АН СССР, я занимался геологическим строением и перспективами нефтегазоносности Севера Западной Сибири. Естественно, в мои обязанности и интересы входило кураторство Тазовской скважины. Летом 1963 г. я вылетел в Салехард, а затем отправился в пос. Тазовское с большим коллективом геологов различных организаций: Тюменского геологического управления, ЗапСибНИГНИ, ВНИГРИ и др. Передо мной стояли задачи описать и изучить керн, сопоставить вскрытый разрез с известными разрезами мела Широтного Приобья и определить, в каких отложениях могла находиться залежь газа. Керна было много, и это не могло не радовать. Его анализ позволил выявить довольно простое в литологическом отношении строение меловых отложений. От забоя (2644 м) до кровли сеномана (порядка 1200 м) разрез состоял преимущественно из песчаников и алевролитов с прослоями углистых, слюдистых глин. Во всем этом 1400-метровом интервале не было встречено никакой фауны, никаких признаков мористости отложений и сколько-нибудь серьезных глинистых пачек, способных удерживать крупные залежи газа. Это была мощная толща коллекторов. Ее перекрывало несколько сот метров верхнемеловых (турон-датских) глин. Следовательно, над толщей коллекторов имелся надежный экран, благодаря которому нижний мел-сеноманские отложения представляли огромный единый резервуар. По элементарной логике, газ в первую очередь должен был скопиться в верхней части резервуара, т.е. непосредственно под экраном, в сеноманских отложениях. На различном расстоянии от скважины я собрал множество кусков явно морских глин, выброшенных аварийным фонтаном газа с водой. При палеонтологическом изучении в них была обнаружена верхнемеловая микрофауна. Это был аргумент в пользу сеноманской залежи газа, хотя куски породы верхних слоев могли быть захвачены фонтаном и при миграции из нижних горизонтов. Во время работы к нам подошел знакомый по работе в Сартыньинской экспедиции, который бурил и эту скважину. Я спросил, каким примерно было давление фонтана газа? Он назвал цифры в 10-15 атм., не более. Это был еще один аргумент в пользу относительно небольшой глубины залежи газа. Напрашивался вывод: авария произошла оттого, что не ожидали встретить газовую залежь в верхнемеловых горизонтах. Поэтому на скважине не была установлена (или, по официальной версии, оказалась неисправной) противовыбросовая аппаратура (привентор). Выброс произошел при остановке бурения повторного ствола скважины на глубине 2200 м. Газ мог быть и глубже, так как забой скважины до прихвата был 2644 м. Поскольку до этого залежи газа и нефти (Березовский, Шаимский, Усть-Балыкский и Мегионский районы) были выявлены в юрских и нижнемеловых отложениях, то предполагалось, что и в этой скважине продуктивны нижние горизонты, до которых еще не добурились. Юрские отложения еще не были вскрыты, да и нижнемеловые отложения далеко не полностью пройдены скважиной. К тому же среди геологов ходил слух, впоследствии не подтвердившийся, что Ю. Эрвье видел среди выброшенных фонтаном кусков породы «шоколадные» глины. А они залегают на глубине более двух километров. Поэтому и газовую залежь ожидали где-то глубже. В моем отчете была рекомендация при бурении следующей скважины обязательно установить привентор, провести промежуточный каротаж на глубине порядка 1300 м и считать главным газоносным объектом верхнюю часть сеноманских отложений. При этом не отрицалась возможность менее значительных, не основных залежей газа и под локальными пачками глин в нижнемеловых породах. Они намечались по электрокаротажной диаграмме скважины. Мои настоятельные и, вероятно, резковатые выводы, свойственные молодости, раздражали опытного главного геолога треста «Ямалгеофизика» А. Ослановского. Он даже предъявил мне личный счет за определение достаточно ценной находки аммонитов в Танопчинской скважине. Осенью 1963 г. была пробурена вторая скважина (Р-2). Начали испытывать глубокие нижнемеловые горизонты, из которых получали лишь притоки пластовой воды. Шел ноябрь, кончался год, а Ю. Эрвье обещал Министерству геологии открытие в этом году крупного месторождения в Заполярье. Он вызвал меня. — Ты курируешь Тазовскую скважину? — Да. — Почему при испытании уже нескольких горизонтов получили воду? — Газовая залежь выше, в сеноманских отложениях. Нужно прекратить испытывать нижнемеловые отложения и прострелять верхнюю часть сеноманских. — Вот и летите с главным в Тазовск, испытывайте то, что нужно. Под «главным» он имел в виду главного геолога Льва Ивановича Ровнина, не назвав его почему-то ни по имени-отчеству, ни по фамилии. Командировка в Тазовск мне запомнилась по ряду причин. Л. Ровнин, главный геофизик Л. Цибулин, председатель Разведкома Управления и я вылетели на АН-2 («кукурузнике») в Салехард с посадкой в Ханты-Мансийске. Столица округа встретила нас проливным дождем. Мои «главные» чувствовали себя особенно дискомфортно в меховых костюмах и унтах. Два дня мы отсиживались в гостинице, а на третий — не без труда улетели. В Салехарде стояла полярная ночь. Затем был перелет в Тазовск. Домики и балки геологов по крышу занесены снегом. Нас встретили скептически. — Начальство прилетело газ выжимать из сухой скважины, — посмеивались некоторые. Главный геолог партии Геннадий Быстров, несколько раньше меня окончивший Саратовский университет, заготовил акт на ликвидацию скважины. Были здесь и журналисты. О чем-то расспрашивали меня, брали интервью у Л. Ровнина. На повестке дня стоял один вопрос: «Что делать со скважиной дальше?» Ликвидировать ее, как выполнившую свое назначение или продолжать испытание? Я настаивал на своем прежнем предложении — прострелять верхнюю часть сеноманского горизонта, прекратив испытание нижнемеловых отложений. Л. Ровнин полностью разделял эту позицию. И даже поспорил на ящик коньяка с сомневающимся известным журналистом Евгением Ананьевым (Шерманом), который тогда работал на скважине Р-2 бурильщиком, что газ будет. До сих пор интересно, отдал ли Евгений тот ящик? Результатов ждали недолго. По рации сообщили, что при испытании сеноманского горизонта получен фонтан газа. Все были возбуждены и обрадованы. Быстро сели на вездеход ГАЗ-47 и приехали на буровую. Зрелище огромного факела, вырывавшегося с гулом из отвода (специальной трубы, выведенной в сторону от скважины) в темной полярной ночи, навсегда врезались в память. Я сделал снимок Л. Ровнина на фоне факела. По приезду в Тюмень этот снимок был опубликован в его статье. Дебит газа определили значительным — не менее 1 млн. кубометров в сутки. В тот же день в конторе была организована грандиозная пьянка с неограниченным количеством шампанского, коньяка, водки, строганины из нельмы, песнями молодых геофизиков под гитару и, конечно же, мордобоем в заключении, похмельем и извинениями наутро. С Тазовского месторождения началось открытие супергигантов: Уренгойского, Ямбургского, других крупнейших месторождений северных и арктических областей Западной Сибири. Знали ли, что газ будет в сеномане? Ю. Эрвье вспоминает, что специалисты, встретившие его в Тазовске, когда он прилетел на аварийную скважину (главный инженер Рябиков и мастер Рындин) считали, что фонтан является следствием сверхнормального давления в газовом пласте. Последнее казалось вполне логичным, так как залежь предполагалась достаточно глубоко, а значит, и давление могло быть аномально высоким, хотя это не совсем вязалось с наблюдавшимися поглощениями раствора во время бурения скважины. Не знал Ю. Эрвье, откуда газ! Неожиданным он был и для многих других, но не для меня. Если знали, что газ в сеномане, то почему не выполнили промежуточный каротаж, не остановили скважину, вскрыв продуктивный горизонт? Ведь едва не получили еще один фонтан и аварию! Зачем было испытывать один за другим нижние, глубоко погруженные водоносные горизонты? Почему в нарушение правил испытывали, «стреляли» незацементированный пласт? Л. Ровнин вспоминает, что его пугали «начальники»: «Какое право ты имел стрелять без цемента?». Но больше ничего не оставалось делать, как испытывать не запланированный, не подготовленный, не зацементированный горизонт. В начале 1964 г. в газете «Тюменский комсомолец» появилась статья присутствовавших при открытии месторождения журналистов: «Гипотеза зажигает факел». Я храню эту вырезку в своем архиве как напоминание о тех далеких и радостных днях. стр. 7