«Наука в Сибири» № 43 (2329) 9 ноября 2001 г. АКАДЕМИЯ НАУК ЖИВА, А ЖИВА ЛИ АКАДЕМИЧЕСКАЯ НАУКА? Владимир Накоряков академик, член Президиума СО РАН Не перестаю удивляться академическим собраниям. Благостная обстановка, сверхоптимистические речи. Мол, мы выжили, приспособились, и дальше все будет замечательно. Так ли?.. Если внимательно прислушаешься к докладчикам, то нельзя не заметить, что говорят больше о финансах и очень мало о самой науке, о крупных научных достижениях... Да, Академия наук выжила. Как госучреждение со своими штатами, подразделениями и должностной иерархией. А академическая, то бишь фундаментальная наука угасает. Правда, опытные докладчики пытаются выдать за крупные достижения заурядные разработки. Бодро утверждают: растет число научных публикаций. Но где сегодня печатается большинство статей? Может, в скороспелых сборниках или в журналах, не наживших авторитета? Стоит обратить внимание на другой показатель — часто ли ссылаются на труды российских ученых в известных международных изданиях? Могу судить по Институту теплофизики СО РАН, где я много лет работал директором, а теперь руковожу отделом: количество ссылок на статьи сотрудников из года в год уменьшается. Наверняка, так же обстоит и в других академических НИИ. И уже не спишешь все на "железный занавес". Падает рейтинг наших ученых. Знаю, что многие считают упомянутый показатель необъективным, но пока именно по нему судят об известности ученого, о его вкладе в мировую науку. А вот если бы об Академии наук можно было судить по числу академиков и членов-корреспондентов, то тут прогресс налицо. За два десятилетия моего пребывания в этом статусе численность высокопоставленных выросла до тысячи с "хвостиком". Число академиков растет, а престиж и значимость Академии падает. Только слепой этого не увидит. Зачем же тешить себя видимостью благополучия? Но, похоже, это становится традицией: чем меньше настоящей науки в институте, тем красивее картинки-слайды в докладах директора... На мой взгляд, "золотые дни" для фундаментальной науки были в 60-е годы, когда такими исследованиями занимались, преимущественно в академических НИИ. В то время Академии наук запрещали искать дополнительные заработки и заключать хоздоговора. Государственного финансирования хватало и на покупку современного оборудования, и на более или менее приличную зарплату. Мозг научных сотрудников работал только на фундаментальную науку. Тогда и рождались "прорывные" идеи, перспективные направления. У академических институтов фактически не было конкурентов — каждый институт "вел" отдельное научное направление. Соперником могла стать вузовская наука, если бы поощрялась сколько-нибудь значительным госфинансированием. Но главной задачей вузовских профессоров считали преподавание. Лишь некоторые отечественные вузы (как, например, МГУ и Томский политехнический институт) выстроили систему привузовских НИИ, но и те не могли соперничать с академическими "тяжеловесами". Так что ученым Академии оставалось только конкурировать с зарубежными коллегами, да и то заочно — из-за "закрытости" страны мы почти не ездили в зарубежные командировки. У сотрудников нашего Института теплофизики была единственная "форточка" — Югославия, куда разрешалось выезжать и где проходили международные научные конференции (кстати, именно там я в свое время познакомился со многими коллегами из Италии, Западной Германии и других "развитых" стран). Все еще помнят, что в те годы крепко стояла на ногах и отечественная отраслевая наука. Прикладные НИИ обслуживали конкретные отрасли, действуя в тесном контакте с отраслевыми министерствами, а их в иные времена насчитывалось до сотни. На энергетику, которая и в дореформенную пору считалась ключевой ветвью экономики, работал ряд известных институтов - Всесоюзный теплотехнический, Центральный котлотурбинный, Энергетический институт имени Кржижановского, "Криогенмаш" и другие. Иных уж нет... Главной причиной упадка всей отечественной науки привычно называют недостаточное государственное финансирование. С этим трудно спорить: если зарплата ученого приравнена к зарплате шофера и уборщицы в частной фирме, то, само собой разумеется, ученый больше думает о побочных заработках, чем о науке. Отчасти поэтому ослабела экспериментальная база, да и способная молодежь предпочитает устраиваться в банки, а не в НИИ. И все же, на мой взгляд, причина не только в деньгах. В доперестроечное время именно в науке человек мог наиболее полно проявить себя и сохранить независимость. Нигде больше подобных возможностей не было. В нынешнем же рыночном обществе у молодежи появилось больше шансов для самореализации и утверждения собственной независимости в других областях деятельности. Сам дух рыночной экономики не соответствует сложившейся в нашей стране организации научно-исследовательской работы. Неужели конкурирующие фирмы станут заказывать новые технологии одному большому НИИ, где невозможно сохранить коммерческую тайну? Поэтому крупные прикладные институты были обречены и остались без работы. Не соответствует эпохе и структура Российской академии наук с костяком штатных работников, старающихся как можно дольше удержаться на высоком административном посту, при хорошей зарплате. Понять этих людей нетрудно: в нашей стране так много сложностей с трудоустройством, с получением жилья... Но не потому ли научные проблемы неизбежно превращались в социальные, а научный институт — в обыкновенную "кормушку" с "пожизненным" директором? А в США и в Западной Европе науку двигают, в основном, небольшие НИИ, лаборатории и центры. Именно там рождается до 90% инноваций. Десятки тысяч инновационных фирм возникают и исчезают, исполнив свое назначение и конкретный заказ. Возникают и исчезают технопарки и "инкубаторы", получающие государственную поддержку. В развитых странах государство поддерживает и фундаментальные исследования, но и тут госбюджетные средства не "привязаны" жестко, надолго к той или иной структуре. Финансирование рассчитано на ученых с мировым именем. С профессором-исследователем заключается контракт на пять лет. Если за это время он не заработал высокий рейтинг, то финансирование его трудов прекращается. "Звезда" загорается то в одной, то в другой фирме, вокруг формируется "могучая кучка" талантливой молодежи (не больше 20–30 человек) и несколько лет работает над перспективной темой. Потом авангардные исследования начинаются в другом месте, рядом с другой "звездой". Следом за "звездами" перемещается и госбюджетное финансирование. Мы не сможем возродить отечественную науку, не повторив хотя бы отчасти европейско-американский опыт. В России уже началось воссоздание прикладной науки. Возникают маленькие фирмы и научно-технические центры в нефтяных и других компаниях. Они ведут разработки в глубокой секретности, стремятся обогнать потенциальных конкурентов и неохотно вступают в творческие контакты даже с академическими институтами. Все это уже больше похоже на современные западные эталоны, чем на прошлые отечественные. Необычная трансформация происходит и в академических институтах. Не открою никакого секрета, если скажу, что там на фоне угасающей фундаментальной науки заново "прорастает", крепнет наука прикладная, практическая. Лаборатории завели собственные субсчета и неплохо зарабатывают, самостоятельно заключая зарубежные контракты и хоздоговора с "поднимающимися" отечественными предприятиями, возникают венчурные фирмы при институтах. По сути, физико-технические, химико-технические и другие институты превратились в "инкубаторы", в ассоциации маленьких фирм, переводящих накопленные идеи в машины, в технологии и скорую прибыль для заказчиков. К примеру, в нашем Институте теплофизики действует более десятка таких фирм, где квалифицированные специалисты делают измерительные приборы, сверхпрочные стекла, тепловые насосы и другие товары, пользующиеся спросом. Наверняка, так же "выживают" и другие институты Сибирского отделения. А в тех институтах, где почему-либо не смогли превращать идеи в ходовую продукцию, просто сдают часть помещений в аренду, пускают под свою крышу "новорусских" квартирантов. Директора некоторых академических НИИ, несмотря на скромное госбюджетное финансирование, кажется, вполне довольны положением Академии наук. Но нельзя забывать, что нынешняя практическая наука растет на почве, удобренной прошлыми фундаментальными знаниями. Когда фундаментальный запас будет переработан и иссякнет, не из чего будет делать новые машины и технологии. Значит, нужно, пока не поздно, восстанавливать, поддерживать, развивать и фундаментальные исследования. Для этого стоит пожертвовать частью доходов от прикладных работ. В Академии наук, в каждом институте, в научных центрах и отделениях не мешало бы провести "внутреннюю ревизию", отделить фундаментальную науку от прикладной и учесть все дополнительные заработки от прикладных заказов. Пожалуй, возглавить эту работу должен президент Академии наук. Вряд ли можно считать нормальной ситуацию, когда директора институтов не все знают о делах лабораторий, превратившихся в инновационные фирмы и центры. Некоторые новоявленные фирмы злоупотребляют своим положением, попросту паразитируют на академических институтах. Платят только за аренду помещения, хотя работают на оборудовании института, эксплуатируют накопленный за многие годы интеллектуальный капитал и пользуются все еще престижным академическим титулом, "брэндом" при поиске выгодных контрактов. Нужно при участии налоговой службы выявить и зарегистрировать все малые фирмы, объединить в холдинги и установить правило: кроме платы за аренду помещения, все должны отдавать институту или отделению не менее 10% от дополнительных заработков. Думаю, Сибирскому отделению РАН должны платить за "брэнд" и сотни софтвэрных фирм, обосновавшихся в Академгородке, и "Сибакадембанк". Между прочим, за рубежом "брэнд" стоит очень дорого: головная фирма "Кока-кола" берет со своих филиалов за "брэнд" до 25% выручки. Всем, кто хорошо зарабатывает, стоит отказаться от госбюджетных денег, отдать их в "общий котел" института. Эти деньги вместе с отчислениями от дополнительных заработков пойдут на фундаментальную науку. Для таких исследований достаточно небольшой группы способных сотрудников во главе с выдающимся научным лидером. И тогда денег хватит и на новое оборудование, и на масштабные эксперименты, и на приличное "жизнеобеспечение" ученых, работающих на будущее. Правительству не мешало бы отменить жесткий контроль за расходованием госбюджетных средств, когда "расписан" каждый рубль. В институтах, имеющих дополнительные заработки, могли бы потратить часть госбюджетной зарплаты на покупку оборудования, да казначейство не разрешает. Столь же жесткое регламентирование собираются ввести и для хоздоговорных доходов. Думаю, не нужно "проводить" хоздоговорные деньги через казначейство — пусть в институтах, как и раньше, свободно ими распоряжаются. Так будет логичнее, справедливее и эффективнее. Учитывая непростую геополитическую обстановку, следует выделить в особый сектор оборонную науку. Ведь ясно, что она будет жить по другим законам и финансироваться по другим каналам. Независимость любой страны зиждется на трех китах: мощная армия, развитая культура, образование и наука. Для достойного содержания Академии наук нужно 3–4 кратное увеличение финансирования. Наивно ожидать столь щедрого госфинансирования в стране, не оправившейся от кризисов, да еще при угрозе третьей мировой войны. Поэтому не обойтись без радикального сокращения штатов Академии. Но сеть академических институтов продолжает расти. В Сибирском отделении РАН организуют новые научные институты и филиалы на Алтае — в Барнауле и в Бийске, других научных центрах. Все это обрастет немалым штатом, хотя вряд ли там достаточен научный потенциал. Пора бы закрыть "несостоявшиеся" научные подразделения (такие есть и в Сибирском отделении), а не плодить новые структуры. На мой взгляд, для здорового развития академической науки все же необходима конкурентная среда. Если бы у вузовской науки появились стимулы для мощного развития, это стало бы благом и для академических институтов. Видимо, в стране должна появиться также система небольших автономых НИИ, занимающихся и прикладными, и фундаментальными исследованиями. Академия наук может способствовать их возникновению (не только внутри академических институтов, "на базе" лабораторий, но и вне, в виде венчурных фирм) и взаимодействовать с ними. Чтобы Академия быстрее и легче адаптировалась к переменам, необходимо ее омолодить, ввести жесткие возрастные ограничения для руководителей. На мой взгляд, президент Академии наук и главы отделений не должны быть старше 65 лет. Возраст их заместителей, членов президиума, директоров НИИ — не старше 60. По-моему, не стоит и выбирать в академики после 60, а в члены-корреспонденты — после 55. Вероятно, Академии когда-нибудь придется отказаться от дуализма, который в нынешней ситуации кажется скорее недостатком, чем достоинством. Известно, что отечественная Академия много лет играла две роли. Это авторитетное общество, объединяющее выдающихся ученых из всех отраслей и организаций, так или иначе связанных с наукой. И система крупных институтов. Коллегам из вузов и других неакадемических учреждений неинтересны финансовые дела наших НИИ, а мы подолгу обсуждаем их на своих собраниях вместо того, чтобы говорить только о стратегических научных, государственных и геополитических проблемах. Я не призываю к скоропалительным радикальным мерам, какие принесли немало вреда стране. Но давно пора решиться хотя бы на открытую дискуссию о том, что делать с дуализмом. Меня, как и многих моих коллег, тревожит судьба новосибирского Академгородка, постепенно превращающегося из интеллектуальной столицы Сибири в провинциальное захолустье, куда уже не так охотно, как прежде, приезжают зарубежные ученые. Разве он не достоин статуса наукограда и соответствующих льгот? Постройки, прочую недвижимую собственность и инфраструктуру Сибирского отделения РАН лучше бы передать в муниципальное владение, в ведение районной администрации, которая сейчас беднее церковной крысы. А Новосибирский госуниверситет, готовящий кадры для науки, вместе с бюджетом давно пора перевести в Сибирское отделение РАН. Пожилые научные сотрудники, преподающие в университете "по совместительству", перешли бы полностью на преподавательскую работу. А освободившиеся места в научных институтах займут выпускники университета. Самым способным аспирантам стоит дать повышенную стипендию, купить жилье для перспективных молодых ученых, обзаводящихся семьей. Если мы пойдем по этому пути и разумно распорядимся всеми своими средствами, то сумеем укрепить прикладную и восстановить фундаментальную науку, возродим авторитет Академии и новосибирского Академгородка, остановим отток "мозгов" за границу. Цель этой статьи — не попытка повлиять на выборы руководства Академии и Сибирского отделения, которые состоятся в ноябре 2001 г. Президиумы РАН и СО РАН сделали максимум возможного в течение последних десяти лет. В будущем руководство Академии должно перейти от тактики выживания к решению основных стратегических проблем. Необходимо вернуть Академии функции ведущей в стране организации, занимающейся фундаментальными исследованиями на основе новых условий в стране с рыночным народным хозяйством. стр.