«Наука в Сибири»
№ 41 (2427)
24 октября 2003 г.

ЗАГАДКА НОРИЛЬСКОГО ВОССТАНИЯ

30 октября — День памяти жертв политических репрессий в России. В этот день в 1974 г. узники мордовских и пермских лагерей впервые отметили день политзаключенного голодовкой. Предлагаем вниманию наших читателей статью председателя Новосибирского общества «Мемориал» Леонида ТРУСА, к.г.н., которое возвращает нас в середину прошлого века, в страшную действительность ГУЛАГа.

Минуло 50 лет с того дня, когда черный флаг над производственной зоной Горстроя возвестил всему Норильску о забастовке, политзаключенных Горлага — «Горного лагеря» — одного из 10 спецлагерей, учрежденных в 1948 г. по указанию Сталина для «особо опасных государственных преступников».

Сначала забастовали заключенные 4-го лаготделения, на следующий день к ним присоединились 5-е и 6-е (женское) лаготделения, через неделю — 1-е, еще через два дня — 3-е (каторжное). Причем — неслыханное (не только для ГУЛАГа) дело — они требовали (!) не только смягчения лагерного режима, но и либерализации советского режима в целом. Позднее эту забастовку справедливо назвали восстанием, имея в виду, что для ее участников она была подлинным восстанием духа, полностью, казалось бы, раздавленного лагерным террором. Это восстание описано во множестве публикаций, но главное до сих пор остается не выясненным: как могло случиться такое массовое и хорошо организованное выступление, да еще в условиях свирепого Горлаговского режима, исключающего, казалось, самую возможность какой бы то ни было организации. И все же это невозможное событие — восстание — состоялось, причем не как истерическая выходка горстки маргиналов — а как продолжавшаяся от четырех до восьми недель четко организованная забастовка 16378 заключенных (не считая добрых четырех тысяч заключенных Кайеркана, не выходивших на работу всего несколько дней, не успев даже понять, что происходит).

«Докладная записка» комиссии МВД СССР, прибывшей в Норильск для усмирения восставших, объясняет это следующим образом: «Основной причиной… является крайне слабая работа оперативного и режимного аппаратов лагеря и его малочисленность». Но речь не о простом ужесточении и без того жестокого режима Горлага, и не о еще более тщательном надзоре: «Вместо своевременного выявления и пресечения …попыток заключенных к созданию…нелегальных антисоветских формирований оперативный аппарат… заводил на них агентурные разработки (по сути это означает, что „оперативный аппарат“ не только не принимал мер к пресечению выступлений заключенных, но провоцировал их! — Л.Т.), выжидая пока это подполье обрастет активом, распространит свою деятельность за пределы лагеря и приступит к практическому осуществлению своих …замыслов».

Это уже не объяснение, а обвинение. Но оно и объясняет очень многое. Фактически это констатация того, что забастовка заключенных Горлага была продуктом провокации Горлаговских чекистов.

Такая интерпретация может показаться надуманной, но вот показания заключенного И. С. Касилова, данные им в ходе следствия (он обвинялся в организации норильской забастовки): «… примерно 9 мая 1953 года (т.е. более чем за две недели до начала забастовки — Л.Т.) з/к Вольяно … узнал, что … группа заключенных, завербованных для производства так называемой „волынки“ … получила инструктаж от работников оперативного отдела и администрации лагеря, как и когда начинать … „массовые беспорядки“… Между 20 и 25 мая из всех штрафных изоляторов и БУРов Горного лагеря были выпущены ранее содержавшиеся в них, чтобы эта озлобленная и завербованная масса смогла начать массовые беспорядки… Вольяно сказал мне: „Готовится ужасное дело, люди, которым все верят,… завербованы оперотделом, чтобы подвести массу заключенных под расстрел“…. Я посоветовал …, чтобы он оповестил заключенных … <но он> перепугался и начал упрашивать, чтобы я никому ничего не говорил об услышанном, т.к. в противном случае нас … убьют (позже его, действительно, убили) … 26-27 мая в жилую зону 1-го лаготделения были занесены 200 ломов и топоров, чтобы устроить … резню. Но …лагерники поняли провокацию, резни не произошло. … вокруг зоны была выставлена дополнительная охрана (солдаты стояли на расстоянии 10 метров друг от друга, чтобы во время резни заключенные не могли выскочить за зону»). Аналогично в 3-м лаготделении в конце мая в ШИЗО были переведены «24 бандита с большими сроками … В камере 3 ими организована „молотилка“. 2 или 3 июня оперуполномоченный Калашников … лично передал в эту камеру завернутые в полотенце ножи… В этот день каторжан в неурочное время сняли с объектов и возвратили в лагерь… <К этому времени> охрана усилена, установлены пулеметы. 3 июня каторжан на работу не выводили… 4 июня надзиратели ШИЗО попытались втолкнуть в камеру 3 к „молотобойцам“ заключенных Милова и И.Смирнова. Те подняли … крик, увидев в руках бандитов ножи: „Помогите, убивают!“ Их товарищам … удалось выбить дверь камеры и вырваться в коридор, а затем вместе с Миловым и Смирновым — в дворик ШИЗО. Бандиты … бежали из ШИЗО в дивизион охраны. Солдаты с палками в руках бросились избивать выбежавших во двор, тяжело ранили … И. Воробьева… Вырвавшись из рук солдат, Милов и Смирнов бежали в зону и спрятались в бараках. Когда все чуть успокоились и начали расходиться, командир дивизиона м-р Полстяной приказал открыть огонь по заключенным зоны …4 убитых, 17 раненых, (еще) 2 вскоре умерли от ран. Администрация тут же покинула зону, отключив при этом электроэнергию (что серьезно затруднило работу больницы и кухни)».

Сопоставив сведения, почерпнутые из общения с лагерниками разных зон, Касилов пришел к выводу: «Ни в одном из лаготделений Горлага заключенные не бастовали по собственной инициативе, а были втянуты в „волынку“ при помощи…провокаций и…террористических актов…работников МВД».

Тридцать лет спустя в беседе с Е.С.Грицяком, одним из руководителей забастовки, полковник ГБ Павленко, подтвердил: «Да, вас провоцировали, но они не ожидали таких масштабов…».

После такого признания соображения «Записки» видятся в другом свете: «Используя попустительство оперативного аппарата и работников режима, наиболее враждебно настроенные … заключенные сумели … организоваться, привлечь на свою сторону … значительную массу заключенных…». Т.е. лагерные оперативники и администрация сделали все, что могли, чтобы «наиболее враждебные заключенные» сумели таки организоваться, но чтобы еще и «привлечь … значительную массу заключенных» одного «попустительства» мало. Авторы доклада это понимают и добавляют: «Одной из причин… является грубое обращение с заключенными со стороны работников охраны и надзирательской службы, а также невнимательное и бюрократическое отношение …лагерной администрации к жалобам и заявлениям заключенных». Разумеется, эти слова — стыдливые иносказания по отношению к произвольным расстрелам, избиениям, демонстративному пренебрежению к элементарным нуждам заключенных. Не будем ставить эти эвфемизмы в упрек авторам «Записки»: другого языка они не знали. Тем более, что на этом новоязе они артикулировали более существенный «фактор» забастовки — вложенные в уста «наиболее враждебных заключенных» «заявления, что все заключенные осуждены неправильно и являются жертвами … МГБ и МВД».

Не стоит преувеличивать степень осознания значения этих слов авторами «Записки». Не говоря уже о более высоких инстанциях. Выводы, сделанные ими, и предложенные меры, никак не соотнесены с этой констатацией. Вот как отреагировал замминистра внутренних дел генерал Серов (награжденный орденом Ленина за депортацию «антисоветских элементов» из Прибалтики и орденом Суворова 1-й степени за депортацию немцев, чеченцев, калмыков и др.) на «Записку»:

«1. Тщательно профильтровать всех заключенных,… выявить организаторов и активных участников, а также подстрекателей…, и возбудить дела для привлечения их к уголовной ответственности…

3. Начальнику Горного лагеря тов. Цареву лично следить за состоянием агентурной работы… Оперработников, несвоевременно докладывающих об агентурных материалах, заслуживающих внимания,… строго наказывать, вплоть до увольнения…

4. Комиссии разработать план … к дальнейшему расчленению заключенных 3-го лаготделения.

5. Предупредить …, что если и впредь лагерной администрацией будет допущено неповиновение заключенных, МВД СССР вынуждено будет принять решительные меры в отношении начальствующего состава лагеря как не обеспечивающего руководство лагеря«.

Итак, провокация. Метод, характерный как для ведомства «холодных голов и чистых рук», так и для «ума, чести и совести» «руководящей и направляющей». Но трудно поверить, что только этим и ограничилась рефлексия властей по поводу подобных фактов. Тем более что сама по себе проблема контрпродуктивности ГУЛАГа как важнейшего блока системы трудресурсов СССР обсуждалась еще при жизни Сталина. Так в январе 1952 г. В. С. Зверев (директор НГМК и начальник Норильлага и Горлага) направил начальнику ГУЛАГа генералу Долгих доклад, в котором утверждал: «… задачу поднятия производительности труда и целесообразности производственного процесса может решить лишь досрочное освобождение и закрепление на предприятиях комбината 15000 заключенных». Тогда же начальник тюремного отдела ГУЛАГа генерал С. Н. Круглов предложил Берии освободить 6000 заключенных с тем, чтобы они работали на строительстве Сталинградской ГЭС как «вольные» вместо 25000 заключенных с их крайне низкой производительностью.

Но о реакции «верхнего эшелона» власти на норильские события архивы молчат.

Одно из двух: либо никакой реакции и не было, верхи не сочли названные события достойными внимания, либо реакция все же была, но соответствующие документы остаются недоступными исследователю. Историки, с которыми автору довелось обсуждать этот вопрос, скорее верят в первый вариант: разумеется, события, подобные норильской забастовке, скрыть от верхов было бы невозможно (по слухам уже на второй день о ней сообщал в своих передачах «Голос Америки»)., но информация о них препарировалась так, чтобы ее адресаты не заподозрили подчиненных в стремлении к переменам.

Тем не менее, похоже, что «верхи» начали понимать: ГУЛАГ как становой хребет всего народно-хозяйственного комплекса страны является серьезнейшей проблемой, решение которой откладывать нельзя. Множество свидетельств подтверждают эту догадку косвенно. К ним относятся, прежде всего, известные указы Президиума Верховного Совета об амнистиях, изданные после смерти Сталина. Первой была знаменитая «ворошиловская» амнистия (действительным инициатором ее был Берия — откровенно популистская акция, но благодаря ей почти 2,5-миллионное население ГУЛАГа сократилось почти вдвое — в большинстве своем люди, осужденные за незначительные преступления типа мелких краж или за действия, в остальном мире не относящиеся к сфере уголовного права вовсе: «самовольный уход с работы», «нарушение паспортного режима», «предпринимательская деятельность» и т.п.). Затем последовали:

— Указ от 8.09.53, распространивший эту амнистию на осужденных по Закону от 7.08.32 «Об охране … социалистической собственности (знаменитый «Закон семь восьмых», по которому можно было схлопотать 10 лет, а то и расстрел за государственное бревно, выловленное в море, или за горсть шурупов, найденных в кармане спецовки рабочего при выходе с завода):

— Указ от 24.04.54, по которому получили свободу те, кто совершил преступления в возрасте до 18 лет (правда, при условии отбытия не менее 1/3 срока и положительной характеристики со стороны администрации места заключения, но все же!);

— Указ от 17.09.55 об амнистии тем, кто сотрудничал с оккупантами в период войны: имевшие сроки не более 10 лет освобождались, остальным срок снижался наполовину; кроме того, освобождались, хотя и с направлением в ссылку — независимо от срока — те, кто служил во время войны в немецкой армии, полиции и специальных формированиях;

— Кроме того, для заключенных «твердо вставших на путь исправления» вводились существенные льготы — облегченный режим, разрешение проживать вне зоны (в этом случае разрешалось даже вызвать к себе семью) и — по отбытии 1/3 срока - условно-досрочное освобождение (с обязательством работы по указанию лагерной администрации).

К этому следует добавить беспрецедентное для советской репрессивной машины явление: начиная с 1954 года прокуратура и суд стали принимать к рассмотрению заявления «политических», обжалующих свои приговоры.

Все это не могло произойти без какого-то предварительного обсуждения и соответствующей переписки. Следов которой в архивах, увы, не обнаружено. Что, конечно, не означает, что этого обсуждения не было. Просто мы не знаем, как формулировался предмет обсуждения, какие предлагались подходы к ее решению, какие в ходу были концепции, доводы и контрдоводы. Можно лишь предположить, ориентируясь на некоторые косвенные признаки, что предметом обсуждения был вопрос: «Как нам обустроить ГУЛАГ?», причем концепции жесткой силовой регламентации как внутрилагерных отношений, так и отношений лагеря с обслуживаемыми хозяйственными объектами противостояла концепция ГУЛАГа «с человеческим лицом» (активным проводником этого «нового мышления» был знаменитый полковник Барабанов, воспетый В. Ажаевым в его удостоенном Сталинской премии романе «Далеко от Москвы» под именем Баранова. В Норильске он собрал конференцию представителей заключенных, на которой провозгласил утопическую программу «перестройки»: в лагерях вводилось «самоуправление» во главе с выборными Советами Актива, задача которых — защита интересов и прав заключенных от посягательств администрации. Заключенные восприняли эту программу с энтузиазмом). Иными словами, и те и другие исходили из основополагающей посылки: «социализм» без ГУЛАГа невозможен ( под ГУЛАГом здесь понимается, естественно, не Глав. Упр. лагерей МВД, а особая система принудительного труда — основа советской общественно-экономической формации — «азиатского способа производства» по терминологии Маркса. Одна только сметная стоимость программы капстроительства МВД составляла в начале 1953 г. 105 млрд руб. при государственном бюджете СССР порядка 420 млрд руб).

В том и состоит значение норильского восстания, что оно (как и серия других подобных забастовок) показало невозможность существования этого строя и с ГУЛАГом. Внутри ГУЛАГа понять это было, естественно, невозможно: сказывался характер «позиции рефлексии». Но те, кто находился вне ГУЛАГа хотя бы формально — скажем, в ЦК, или в Совмине — понимали ли они? Или ликвидация этой системы, последовавшая после ХХ съезда КПСС и освобождения в течение 3-4-х месяцев почти всех политических заключенных — простой побочный продукт предыдущей подковерной борьбы в верхних эшелонах за власть? Хочется все же верить, что этот результат, хотя был и не единственной целью Хрущевской «команды», но входил в число сознательно преследуемых целей.

Только архивные документы, да может быть, какие-нибудь откровенные мемуары, смогут подтвердить или развеять эту надежду.

стр. 7