«Наука в Сибири»
№ 18 (2204)
7 мая 1999 г.
МГНОВЕНИЯ ЖИЗНИ
Выдержки из книги П.Я.Кочиной
"Наука. Люди. Годы. Воспоминания и
выступления"
(М, Наука, 1988)
Большая часть воспоминаний Пелагеи Яковлевны посвящена, конечно же, науке и людям науки. Я же попыталась выбрать из ее книги несколько небольших автобиографических отрывков, которые могут дать представление об отдельных периодах ее жизни, о ее впечатлениях и размышлениях.
Делала я это с душевным трепетом, преклоняясь перед целостностью и чистотой ее личности, и с чувством глубокой признательности за то, что именно она определила мою жизнь, пригласив 40 лет назад на работу в свой отдел в Институте гидродинамики.
Н.Притвиц.
ДЕТСКИЕ ГОДЫ
Родилась я в хороший день -- первого мая (1899 г.), но когда наша страна перешла на новое летоисчисление, пришлось "испортить" день рождения, перенеся его на 13 мая. Крестили меня 4 мая, а так как в этот день по календарю значилась святая Пелагея, то я получила ее имя, доставившее мне в молодости много огорчений.
Одно из самых ранних моих воспоминаний: я сижу на большой русской печке рядом с моей прабабушкой.
Акулина Сильвестровна была грамотна, говорили, что она постоянно читала Библию. Это особенно удивительно потому, что обе мои бабушки были неграмотными, а мама научилась читать уже после замужества.
Все это происходило в селе Верхний Хутор Астраханской губернии.
Моя бабушка Прасковья Сергеевна Полубаринова являла собой удивительный образец христианского смирения и терпения. Когда ей сообщали, что ее муж лежит (пьяный) под таким-то забором, она шла к нему и ласково уговаривала идти домой, помогала встать, дома раздевала и укладывала спать, и все это без всяких попреков. При этом она всегда держала себя с достоинством и отнюдь не имела забитого вида.
ВЫСШИЕ ЖЕНСКИЕ КУРСЫ
Осенью 1916 г. я с трепетом вошла в здание Высших женских курсов на 10-й линии Васильевского острова (теперь здесь помещается математико-механический факультет Ленинградского университета). Ко мне обратилась какая-то курсистка со словом: "Товарищ!" Эта форма обращения переполнила меня гордостью, в особенности когда я сама обратилась таким же образом и другой курсистке. Я слышала, что так называли друг друга рабочие. Кажется, в некоторых вузах было принято обращение "коллега".
ПЕТЕРБУРГСКИЙ-ЛЕНИНГРАДСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
...С весны 1920 г., когда я вернулась из Каргополя, вся моя жизнь сосредоточилась в университете. Здание Оптического института, где я работала, примыкало к университетским зданиям. Комендант общежития, в котором я жила, студент Семен Михайлович Орлов, посоветовал мне взять маму и брата к себе в комнату, что я и сделала.
Внизу была просторная кухня с большой плитой. Некоторые студенты жарили капусту, просто бросая куски на плиту, без сковородки и без масла. Таким же способом можно было печь лепешки. Мы жили теперь сравнительно сытно. В Оптическом институте выдавали усиленный паек: хороший черный хлеб и масло. Помню, как вкусен был сладкий чай с черным хлебом, намазанным маслом.
ЗАМУЖЕСТВО
Вопрос о том, кто с кем и когда начинал семейную жизнь, во времена нашей молодости в нашей среде считался несущественным и не подлежал особому обсуждению. Справлять свадьбу считалось мещанством, так же как танцевать, носить очень нарядные платья. Мы с Николаем Евграфовичем после регистрации в загсе ограничились приглашением на чашку чая наших свидетелей.
...Во время совместной жизни у нас с Николаем Евграфовичем быстро установились одинаковые взгляды на разные житейские обстоятельства. Была развита у нас самокритика -- модное тогда слово. Мы отмечали у себя признаки скупости, приобретенной, по-видимому в трудные и голодные годы. Я не могла выбросить кусочек хлеба, так как мама говорила нам, детям, что хлеб выбрасывать грех. Наши работы всегда писались на каких-нибудь клочках бумаги, на обратной стороне машинописного листа. Первые работы Николая Евграфовича были написаны на обратной стороне бланков аптеки профессора Пеля с сыновьями. Нам жалко было выбросить какую-нибудь безделицу, экономили в некоторых случаях копейки.
Но мы не были жадными и порой зря выбрасывали значительные суммы денег. Иногда к нам приходил какой-нибудь незнакомый человек с просьбой дать ему денег, и мы не могли отказать. Елизавета Николаевна (мама Николая Евграфовича) потом выговаривала сыну за это: она считала, что каждый должен укладываться в те средства, какие дает ему его заработок.
ДОЧКИ
Сначала мы хотели воспитывать детей разумно: не брать на руки, не баловать, не укачивать, не рассказывать сказки на ночь. Но пришлось от этого отказаться: бабушка не переносила ни малейшего писка девочек и сейчас же брала их на руки. Да и всем взрослым приятно было возиться с малышками, хотя бабушка, няня и я порядочно уставали.
...В 1928 г. Николай Евграфович поехал за границу по командировке Наркомпроса, был в Геттингене у профессора Прандтля, затем в Италии на математическом конгрессе. Девочкам шел второй год, и я не могла оставить их. Вот отрывок из моего письма, посланного из деревни Выры под Ленинградом.
3 июля 1928 г., Выра
...Мое настроение определяется теперь исключительно одним фактором: как дети спали, т.е. дали ли они мне выспаться. Если я выспалась, то у меня хорошее настроение, и я мечтаю. Мечтаю о том, как осенью я буду хорошо заниматься со студентами, какие интересные задачи буду задавать (по интегрированию дифференциальных уравнений у меня уже есть примеры); о том, как с осени начну "выходить" -- в Математическое общество, изредка в театр; наконец, о том, как буду "наряжаться", т.е. уделять некоторое внимание своему туалету, а то за последнее время я совсем опустилась. Да пожалуй, не захочется и отставать от мужа, который осенью вернется настоящим европейцем (воображаю тебя в твоей шляпе за 5 1/2 марок!).
В ЭВАКУАЦИИ
В самом начале войны, летом 1941 г., в Академии наук СССР были намечены пункты эвакуации академических институтов. Институт механики подлежал эвакуации в Казань.
...Некоторым сотрудникам было трудновато. Для получения дополнительного питания один из эвакуированных предложил вылавливать из речки Казанки ракушки, которые вполне съедобны в вареном или жареном виде. Привлекли к сбору ракушек детей, в числе которых были и мои дочери. В результате появилась "Песнь о моллюсках", сочиненная Львом Александровичем Галиным, сотрудником Института механики:
Вслед Гесиоду начнем мы песню о скользких моллюсках,
Тех, что питаньем служили мужам благородной науки.
...Не доставляют и пурпур они, но в пищу, однако, пригодны.
Ясно для каждого, как их готовить. Описывать это не будем.
Скажем лишь только, что мы из моллюсков съедобных котлеты
Ели и ими остались довольны, и всякого есть призываем.
СБОРЫ В СИБИРЬ
Некоторых удивляло, что инициаторами и первыми организаторами Сибирского отделения были математики, которых привыкли считать людьми, способными только к абстрактному мышлению. Однако эти математики обладают широтой кругозора, и они оказались энтузиастами большой идеи.
...И вдруг я получила предложение от М.А.Лаврентьева, бывшего нашего с Николаем Евграфовичем товарища по работе в Математическом институте, баллотироваться в академики (я была членом-корреспондентом с 1946 г.) с тем, чтобы поехать в Сибирь.
Теперь я удивляюсь, как я могла еще раздумывать по поводу этого предложения. Ведь в Большой академии Советского Союза в 1958 г. были всего две женщины-академика: физиолог Лина Соломоновна Штерн и историк Анна Михайловна Панкратова. Были женщины-академики в союзных республиках, в Академиях медицинских и педагогических наук. Но стать академиком всесоюзной Академии было особенно почетно. И не плохо, если еще одна женщина станет академиком!
А ведь как интересно поехать в Сибирь, какие широкие перспективы для работы! Но замедленность реакций на внешние события заставила меня размышлять. Жалко было расстаться с семьей. У одной дочери, Нины, сынок Адриан уже подрастал, у другой, Иры, появилась маленькая дочка Надя. На даче жили вместе, зимой раздельно, но недалеко друг от друга. И вот теперь уехать, да еще за 3300 км!
Когда мне принесли домой бумаги для заполнения на предмет баллотировки, Нина спрятала их: она считала, что мне нельзя ехать в Сибирь, трудно будет жить одной.
...Наконец, моя приятельница Любовь Андреевна Воронцова строго сказала мне: "Так Вы всю жизнь собираетесь быть бабушкой? Поезжайте в Сибирь!" -- и я сдалась. Нина отдала мне бумаги и я их заполнила. И я стала третьей женщиной-академиком Советского Союза.
Перед отъездом в Новосибирск мне по общественной линии было поручено побеседовать с женами сотрудников, согласившихся ехать в Сибирь. Некоторые из женщин с опаской смотрели на переселение в Сибирь, и я должна была убеждать их, что в Новосибирске (вначале шла речь в основном об этом городе) у них будет интересная жизнь. Для большинства мое предсказание оправдалось, некоторых ждали разочарования.
ПЕРВЫЕ ГОДЫ В НОВОСИБИРСКЕ
Первые выезды членов Сибирского отделения в Новосибирск состоялись в 1958--1959 гг. Сначала нас размещали на дачах в пригороде Мочищи, потом в достроенном доме научных работников, частично в гостинице. Общие собрания СО проходили в большом зале Института горного дела, как теперь стали называть Горно-геологический институт.
На собраниях СО ученые обсуждали планы своих работ, отмечали особенности Сибири и в связи с этим -- особенности научных задач, стоящих перед ними. Все мы были воодушевлены стремлением приложить наши теоретические знания к практическим задачам. Мысль Ломоносова: "Российское могущество прирастать будет Сибирью" -- была с нами повсюду и, когда был построен Академгородок, встречала на его территории, написанная на длинном транспаранте. Я радовалась, когда думала о том, сколько полезных вещей мы сможем сделать в Сибири.
... Когда мы в первый раз выехали на место строительства Академгородка, там еще расстилалась тайга: рыли котлован для фундамента первого здания -- Института гидродинамики. Мне предложили забить колышек на месте моего будущего коттеджа.
Внизу, в долине Зырянки, разместились временные лаборатории, склады оборудования и т.д. Осенью долина расцветилась золотыми красками -- отсюда появилось название Золотая долина, причем так стали называть не только саму долину, но и прилегающую к ней местность, ставшую потом районом коттеджей.
Весной 1959 г. и мои первые сотрудники -- Олег Федорович Васильев, Наталья Алексеевна Притвиц и Евгений Михайлович Романов -- разместились в экспедиционных бараках. В одном бараке со мною поселился академик Илья Несторович Векуа. Летом было очень хорошо среди берез и сосен. В одном из бараков была организована, благодаря энергии Веры Евгеньевны Лаврентьевой, маленькая столовая домашнего типа.
На начальном периоде нашей жизни в Академгородке мне запомнилось, как мы встречали Д.Шостаковича, который приехал на съезд композиторов в Новосибирске. С.Л.Соболев привез его из города в мою маленькую квартирку, где мы попили чаю и поговорили о наших общих знакомых. Потом поехали в коттедж Ильи Нестеровича Векуа, где уже собрались гости для встречи с любимым композитором, причем Тамара Васильевна проявила свойственное ей гостеприимство. На следующий день Дмитрию Дмитриевичу была показана электронная счетная машина в Вычислительном центре СО, которая специально для него исполнила "Барыню" и еще какой-то несложный мотив -- побочные изобретения молодых сотрудников.
ЗАКАНЧИВАЯ...
Заканчиваю я свои воспоминания, сидя у открытого окна на даче. Труженик-дятел целыми днями постукивает, долбит ствол старой сосны. И мне вспоминаются последние строки стихотворения Рабиндраната Тагора "Отплытие":
То, что я взял от жизни, я получил без счета, --
Лотос прекрасных истин, жемчуг бесценных мыслей,
Нету числа подаркам, что мне дала природа.
Вот что хочу сказать я в день своего ухода.
...Любимая моя наука математика -- собрание прекрасных истин. А сколько бесценных мыслей прочитано и услышано! Сколько красот природы я повидала! Многие события, грозные и радостные, прошли почти за 90 лет нашего века -- и такой же срок моей жизни: разрушительные войны сменялись периодами восстановления, созидательного труда, великих открытий и замечательных подвигов советских людей.
Конечно, моя жизнь была очень удачливой: большое счастье иметь возможность заниматься любимым делом, отдавать ему все силы и помыслы. Но если спросить, была ли я довольна результатами своей работы, то придется ответить, что далеко не всегда я была ими удовлетворена. На то были внутренние причины, зависящие от свойств характера, но о них не стоит распространяться. Одну внешнюю причину я хочу отметить: почему-то мы спешим с нашими делами. Хорошо по этому поводу сказал Василий Теркин: "Лучше б мог, да было к спеху!". Вот и у меня часто бывало "к спеху". Почему-то всегда набирается много дел -- вероятно, таков наш беспокойный век. Но все интересно, все хочется сделать.
...Много людей, дорогих моему сердцу, ушло из жизни: товарищей по работе, крупных ученых и простых, скромных тружеников. Они оставили по себе светлую память. Все они работали для будущего -- пусть нашим потомкам хорошо живется!
стр.