«Наука в Сибири» № 5 (2441) 6 февраля 2004 г. СИБИРСКАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ПРЕМИИ Как уже сообщалось, Государственная премия Российской Федерации в области науки и техники Указом Президента России от 13 декабря 2003 года присуждена сотрудникам Института земной коры СО РАН — доктору геолого-минералогических наук, профессору Валерию Имаеву и доктору геолого-минералогических наук Владимиру Хромовских (посмертно). В соавторстве с другими российскими учеными они награждены за работу «Общее сейсмическое районирование территории Российской Федерации: методология и комплект карт ОСР-97». Профессор Валерий Имаев недавно вернулся из Америки, где читал лекции и участвовал в совместных исследованиях по сейсмогеологии. Нашей газете он дал первое интервью после официального сообщения о награде. — Валерий Сулейманович, расскажите, пожалуйста, о работе, которая удостоена столь высокой награды. — Это труд большого коллектива ученых из Москвы, Новосибирска, Иркутска, Камчатки, Сахалина, Якутии. Он связан с построением новой карты сейсмического районирования России. Мы несколько лет работали над ней, обобщая новые знания о сейсмичности. Главным редактором карты был известный ученый-сейсмолог, профессор Валентин Уломов из Института физики Земли РАН. Карта, предшествующая нашей, была построена около двух десятков лет назад. Она была достаточно объективной, и ее использовали в качестве нормативного документа для всей территории России. С ее помощью строители, проектировщики определяли сейсмическую опасность конкретной территории и, соответственно, выполняли необходимые условия для безопасного строительства. Естественно, что за эти годы появились новые материалы, новые методики, новые подходы, которые позволили более точно определить границы сейсмической балльности. Заслуга новой карты как раз в том, что она существенно уточнила пределы границ сейсмичности. Предшествующая карта определяла географическую границу балльности с точностью плюс-минус пятьдесят километров. Это приводило к тому, что какой-то пункт в силу неопределенности мог попасть в менее опасную зону или наоборот. Чем это чревато, всем понятно. На новой карте, изданной в 2002 году, в пакете карт сейсмического районирования России границы балльности обозначены значительно точнее — плюс-минус пять километров. Это позволило более точно определять сейсмоопасность территорий и соответствующие требования к проектам, осуществляемым на данной территории. Смысл всей нашей работы, по существу, свелся к тому, что в результате ее было проведено новое сейсмическое районирование всех территорий России, которое позволило дать более четкое представление о каждом объекте. Надо непременно отметить, что работы велись по методу известного сейсмолога, профессора Валентина Уломова, главного редактора этой карты. — Валерий Сулейманович, как давно вы занимаетесь сейсмогеологией? — Так сложилось, что с самого начала своей работы еще в Институте геологии СО РАН в Якутске, я сразу стал заниматься проблемами сейсмичности, и вот уже 30 лет верен этой теме. Над последними картами, которые вошли блоком в нормативный пакет государственных карт, работал вместе с коллегами последние 20 лет. Начинали мы с Южной Якутии и постепенно двигались к Северо-Востоку. Заслуга наша в том, что мы занесли на карты все новые представления о сейсмичности, о геологической природе сейсмичности, определили, в каких условиях и почему возникает сейсмичность на большой территории Северо-Востока и Востока России. Нам удалось объединить все сведения в единую карту, применив единый подход. Надо отметить, что территория Якутии, которой мы уделили большее внимание, настолько велика, что включает в себя едва ли не одну треть всей сейсмоопасной зоны России — больше миллиона квадратных километров, с такими же сейсмоопасными участками, как в Прибайкалье. Есть и активные области, в которых идут процессы горообразования, сопровождающиеся сейсмическими явлениями. — А почему вы выбрали именно это направление исследований? — Многое в нашей жизни зависит от учителей. Мне встретились такие люди в годы учебы в МГУ. Это выдающиеся ученые — профессор Николай Иванович Николаев и его сын Петр Николаевич Николаев. С Петром Николаевичем я работал во время 1 и 2-й геологических практик, многому у него научился, что не могло не сказаться на моем научном мировоззрении. Мой наставник был сам в те годы довольно молодым человеком, но чрезвычайно энергичным и талантливым. По его рекомендации я остался на кафедре динамической геологии университета, получил место в аспирантуре. Должен был оформляться, но помешал случай. Куратор нашего курса Анна Михайловна Сычева-Михайлова (известный сейчас геолог) сообщила мне, что из Якутии к нам прибыл Константин Борисович Мокшанцев, интереснейший человек, с которым следует познакомиться. Что я и сделал, встретившись с ним. Умнейшим и интеллигентнейшим человеком оказался Константин Борисович. Мы с ним о многом и достаточно содержательно говорили… В итоге я променял московскую аспирантуру на работу в Якутске. В августе 1975 года я приехал в Якутию. Был мрачный день, шел дождь со снегом. В этой ситуации и город произвел не самое лучшее впечатление, но стоило попасть в стены Института геологии, как сразу ощутил особенную, теплую атмосферу. Прекрасный коллектив, удивительные люди. Вообще, на мой взгляд, в этот суровый край ехали в основном незаурядные люди. Якутский период считаю очень важной, самой содержательной частью свой жизни. Работал в лаборатории известного геолога Григория Гусева, выдающегося тектониста, тактичного человека, который всячески потворствовал моему увлечению сейсмогеологией и отправлял в самостоятельные полевые работы. С тех пор я по-настоящему увлекся своей тематикой, начал накапливать материал. А через год по настоятельной рекомендации К. Мокшанцева меня отправили в Иркутск на стажировку к выдающемуся сейсмогеологу Виктору Солоненко, который создал российскую школу сейсмогеологии. Так что моя связь с Институтом земной коры началась уже в те годы и стала неразрывной навсегда. Уже на следующий год мы вместе с иркутянами стали проводить исследования в Южной Якутии, в районе Олекминского эпицентрального поля, где были известны три землетрясения чудовищной силы. И в последующие годы тесно работали вместе. Общение с Виктором Солоненко и таким замечательным человеком и специалистом, как Владимир Хромовских, которого, к сожалению, сейчас нет уже с нами, сыграло огромную роль в моей жизни. — Расскажите, пожалуйста, о Владимире Сергеевиче Хромовских чуть подробнее. Он ведь тоже стал лауреатом Государственной премии. — Это, безусловно, выдающийся ученый, посвятивший всю свою жизнь сейсмогеологии. Чтобы вы поняли, что это не просто набор комплиментов, приведу пример, насколько работы иркутян ярко блистали в свое время. Московские мэтры долгое время относились к ним с неким ревностным скептицизмом. Когда я учился в МГУ, то от старших коллег, преподавателей частенько слышал: «Сибиряки лезут туда, где ничего не понимают, выдумывают какие-то структуры». Но после буквально феноменальной работы В. Солоненко и Н. Флоренсова «Гоби-Алтайское землетрясение», в которой впервые были детально описаны методы исследования, московский скепсис пошатнулся. Эта книга оказалась настолько заметным явлением, что даже американцы перевели ее на английский язык и стали использовать в виде пособия для специалистов-сейсмогеологов. По оценкам американских специалистов, в 60-х годах это была наиболее заметная работа в геологии. Крупнейший ученый, бывший президент Сейсмологического общества Америки, Кларен Ален, отвечая на мое письмо, написал: «… у американских геологов эта работа считается самой яркой». Хотя оценка этой работы в мире была очень высокой, в Москве еще долго сомневались. И, надо сказать, что только благодаря авторитету Солоненко, нарастающей его славе, сибирякам поручили провести работу по исследованию Кавказского региона, который издавна считался «вотчиной» москвичей. В то время многие ученые со славными именами утверждали, что сейсмологическая ситуация на Кавказе весьма стабильна. А там начали строить самую высокогорную плотину в мире — ИнгуриГЭС. И вот, основываясь на известных работах по древней сейсмичности, палеосейсмичности Кавказа, ученые приступили к новым исследованиям. С одной стороны, была московская группа и, прежде всего, школа Николаева и МГУ, с другой — Солоненко и Хромовских. Будучи студентом, я в то время проходил практику в поисковом отряде и имел возможность сравнивать работу разных школ. Когда мы работали на тех же объектах, что и сибиряки, московский снобизм и скепсис начинал проявляться в неприятии фактов, полученных сибирскими учеными. А у меня рос протест, поскольку чувствовал, что иркутяне правы. Несколько раз высказал свои, тогда еще довольно незрелые соображения, и слишком рьяно. С тех пор я стал внимательнее изучать научные работы сибиряков, всерьез интересоваться их идеями. Благодаря Солоненко и Хромовских было перевернуто сейсмогеологическое представление о Кавказе. Они нашли структуры в центральной его части, которые говорили о том, что этот район весьма сейсмоактивен, что здесь были в древности и 10-балльные землетрясения. А раньше считалось, что на Кавказе землетрясений мощнее 7-балльных не было. Это был революционный переворот в знаниях, который привлек внимание всей научной общественности. Эти работы связаны именно с именем Владимира Хромовских. Он и докторскую диссертацию защищал именно по сейсмогеологии Кавказа. Защита проходила сложно, и опять же по той причине, что москвичи ревностно воспринимали труды сибиряков. Владимир Сергеевич — коренной иркутянин, выпускник Иркутского госуниверситета. В 1960 году поступил в аспирантуру Института земной коры, работал здесь до конца своих дней. Он автор и соавтор более 80 работ, в том числе 10 монографий. Важное место в его работах занимают исследования по совершенствованию палеосейсмологического метода сейсмической опасности и его практического применения при проектировании крупных промышленных объектов. Он был членом рабочей группы по сейсмотектонике Межведомственного совета при Президиуме РАН. В новой карте сейсмического районирования РФ очень большая доля его труда. — А вы, Валерий Сулейманович, откуда родом и что успели наработать в научном плане? — Я с Урала, из Свердловска. Еще в школе понял, что буду учиться на геологическом факультете и не жалею об этом. Москва, МГУ, дальше Якутск и, наконец, в 2001 году — Иркутск, лаборатория сейсмогеологии ИЗК, с которой и прежде связывала совместная работа. Трудов издано много, около 200, из них несколько монографий. Но многие работы коллективные, причем, один из моих соавторов — моя жена Людмила Имаева. — В основном, это работы по Якутии? — Не только по Якутии, но и Дальнему Востоку, Чукотке. — Интересно, когда вы работали над новой картой сейсморайонирования Российской Федерации, как-то на ней прогнозировались землетрясения, подобные произошедшим на Алтае в 2003 году? — Это и удивительно! Не успели, как говорится, «чернила высохнуть» на новой карте, как произошло землетрясение на Алтае, которое абсолютно точно подтвердило наши предположения. Мы предсказывали, что землетрясения такой силы возможны, и мало того, именно в том месте, где оно и произошло. Удивительно точный прогноз. Весь коллектив, работавший над картой, гордится тем, что так удачно все совпало, и наш метод доказал свою состоятельность. Другое дело, кто бы, что бы ни говорил, пока на Земле никто не может предсказать точного времени такого события. Но вот место и силу — на примере этой карты доказано, мы научились предсказывать достаточно точно. — И не случайно именно вам поручили сейчас заниматься Алтаем? — На самом деле так получилось, что я проявил инициативу сам, поскольку мне это было очень интересно. К сожалению, в России наука находится в таком положении, что она не в состоянии организовать исследование, достойное события. Когда в Гоби случилось землетрясение, правительство нашей страны в 1957 году организовало экспедицию, хотя событие происходило не в России. Изыскали средства, аппаратуру, самолеты. И были получены уникальные материалы, изданы выдающиеся работы, о которых я уже говорил. Сейчас же, похоже, никому никакого дела нет до беспрецедентного алтайского землетрясения. Я считаю, что такая ситуация недопустима. Нужно не говорить о стремлении поддержать науку, а поддержать ее на деле. Экспедиция на Алтай может дать науке и стране новые знания, новые имена, новые премии. Беседовала Галина Киселева, «НВС». стр. 2