«Наука в Сибири» № 12 (2498) 25 марта 2005 г. ВЕСНА — ВРЕМЯ ДЛЯ ЛЮБВИ, А НЕ ДЛЯ СТРЕЛЬБЫ А. Яновский, орнитолог, ИСЭЖ В апреле и в начале мая на наши оттаявшие болота и озера каждый год, несмотря ни на что, из дальних стран возвращаются птицы. Здесь их родина, здесь и только здесь они могут произвести на свет потомство. Гнездование — время, когда околоводные и водоплавающие птицы наиболее уязвимы. Если кормиться и отдыхать они могут в относительной безопасности на воде вдали от берега, то для устройства гнезд им нужна суша, а там они часто беззащитны и перед хищниками, и перед людьми. К сожалению, охотники, точнее, руководители охотобществ, которые, казалось бы, в первую очередь должны заботиться о воспроизводстве дичи, в последние годы все настойчивее требуют разрешить стрельбу на местах гнездования в сезон размножения. Если называть охотой вид хозяйственной деятельности, а не только стрельбу по живым мишеням, то и надо быть хозяином в угодьях, хозяйствовать, а не добивать последнее. Стрелять по птицам весной — все равно, что, сохранив маточное поголовье до весны, фермер вдруг начал бы гонять своих уток и гусынь по двору, не давать им спокойно кормиться и откладывать яйца, не говоря уж о насиживании, а то и вовсе начал бы рубить им головы. Ну, не абсурд ли это? Уже несколько лет я по мере сил взываю к разуму и к душе тех, от кого это зависит, с надеждой на запрещение варварской забавы, называемой «весенней охотой». Два года назад, в 2001 г., мои призывы, можно сказать, подействовали, благодаря поддержке многих журналистов на телевидении, радио и в газетах. Серьезная комиссия тогда в качестве компромисса разрешила стрелять только по «селезням» и только в северных районах. На территории 20 районов, занимающих почти всю южную половину области, стрельба была запрещена. В 2002 г. я не обращался к губернатору, т.к. мою бдительность усыпили заверения причастных к этому лиц насчет того, что под эгидой «Сибирского соглашения» решено не открывать весеннюю охоту по всей Западной Сибири. На самом деле, в апреле 2002 г. Областное управление по охране и рациональному использованию ресурсов охотничьих животных (за подписью губернатора ) издало шокирующее орнитологов распоряжение, разрешающее стрельбу почти во всех районах не только по «селезням», но и по гусям, и даже по тетеревам и глухарям в тех немногих местах, где они еще обитают. В 2003 г. ситуация не очень изменилась в том плане, что межведомственная комиссия при облохотуправлении рекомендовала открыть весеннюю охоту почти во всех районах, кроме шести, но не разрешила, слава богу, стрелять по гусям. Неужели в этом ведомстве, носящем звучное экологическое название, не знают элементарных вещей? «Лишних» селезней в природе не бывает, тем более, весной. Без постоянного присутствия партнера ни одна утка не сможет успешно гнездиться. Гуси, так те вовсе — стопроцентные моногамы. Гусыня и гусак вместе заботятся о гнезде и выводке. Не обязательно подстрелить гнездящихся птиц, достаточно напугать выстрелами и хождением по угодьям, — и выводков не будет. Разрешать стрельбу по тетеревам и глухарям на токах, значит губить все имеющиеся кладки тетерок и глухарок. Ведь они устраивают гнезда не где-нибудь, а именно вблизи тока, который существует на одном месте сотни лет и служит центром локальной популяции. Когда говорят, что разрешено стрелять только по «селезням», становится смешно и грустно одновременно. Во-первых, нет такого объекта охоты, такого биологического вида, как «селезень». Во-вторых, в реальных условиях невозможно избирательно отстреливать только самцов или какие-то отдельные виды. Вряд ли кто-нибудь из охотников сумеет отличить редчайших краснокнижных птиц, например, савок, от «обычных» хохлатых чернетей, или малых белолобых гусей — пискулек, которых на всей Земле осталось не более 5 тысяч особей, от «обычных» белолобых гусей. Да неужели кто-то из современных «охотников» пожалеет подвернувшуюся под выстрел зайчиху или косулиху? Государственное телевидение «Новосибирск» каждый год в мае демонстрирует вороха конфискованных сотрудниками охотнадзора убитых охотниками цапель, журавлей, уток, гусей и лебедей и сообщает о необходимости покончить с этим злом раз и навсегда. Но воз и ныне там! Все уже должны понимать, что невозможно избежать массового браконьерства, разрешая весной находиться в угодьях любителям пострелять по живым мишеням. Иногда слышу, что не мое, научного сотрудника, это дело — возражать против весенней охоты, ведь я — не охотник. Директор одного из каналов новосибирского телевидения как-то сказал мне, что главный-де субъект в дебатах о весенней охоте — охотники и охотколлективы. Нет, господа, ошибаетесь! Это — мое дело! Мой профессиональный долг, пусть такие слова и исчезли из лексикона иных нынешних корреспондентов, мой долг — всеми силами сопротивляться бездумному истреблению птиц, особенно, весной. Охотники, согласно даже нашему несовершенному законодательству, не имеют права самостоятельно распоряжаться общенародным достоянием, каковым является дичь. Приобрести ружье и лицензию — не значит стать единоличным хозяином диких зверей и птиц! Все знают, что браконьерство — большое зло. Но, когда вижу на экранах гостелевидения «один и тот же фильм», как на снегу в предсмертных судорогах бьется только что подстреленная кем-то лосиха, и слышу комментарий ведущего новостей о самоотверженной-де борьбе охотнадзора с этим злом, то кроме крамольных подозрений насчет «авторства» жестокого выстрела, у меня каждый раз возникает такая вот горькая мысль. Лосихе и лосенку, который гибнет, еще не родившись, природе и нашим потомкам одинаково плохо, убил ли ее браконьер Ванька Ветров из соседней глухой деревеньки, где еще в августе скот продали, чтобы на вырученные гроши отправить детей в школу, а теперь и есть-то нечего, или несчастную лосиху подстрелили «по правилам», больше для забавы, чем на пропитание, крутые личности из города, имеющие все «права». Результат-то одинаковый: нашим потомкам придется жить в оскудевшей по вине предков «окружающей среде». Природой ведь эту среду уже не назовешь. стр. 12