«Наука в Сибири» № 45 (2481) 12 ноября 2004 г. ИНСТИТУТ В ЭПОХУ ПЕРЕМЕН (2) «В наше время, в эпоху перемен, глагол „реформировать“ приобрел негативный оттенок. Я бы сказал, мы будем изменяться так, чтобы сделать институт более эффективной организацией», — утверюждает директор Института геофизики СО РАН член-корреспондент Михаил Эпов (начало темы — в «НВС» № 42). Галина Шпак, «НВС» В институтских коридорах-разговорах по поводу неизбежных перемен — мне запомнилась восточная мудрость, сказанная к случаю: «Не меняется только мертвое дерево». Обычно с деревом, древом жизни, сравнивают математику, а в ней сошлись нерасторжимо Восток и Запад. Благодаря математике разветвились и другие области знаний, в том числе геофизика. Сама наука, ее развитие, выдвигает лидеров-исследователей. В идеале, если такой генератор идей способен организовать дело, создать условия для работы научным сотрудникам и в то же время он умеет, знает, какими путями продвигать научную продукцию на рынок, такому ученому можно доверить руководство научным коллективом. Когда академик С. Гольдин назвал своим преемником на посту директора Института геофизики члена-корреспондента РАН  М. Эпова, учитывалось и мнение большинства научных работников. Никто не станет отрицать, что директор М. Эпов — теоретик, понимающий эксперимент, конструкторское дело, и хорошо проявивший себя как организатор. Еще в начале девяностых годов прошлого столетия в условиях неопределенности, когда разрушение в стране превалировало над созиданием, доктор технических наук М. Эпов реорганизовал команду геоэлектриков, а затем, возглавив лабораторию электромагнитных полей, за несколько лет сформировал свою научную школу. В эти же годы он наладил связи с производственными организациями, и в первую очередь, с новым тогда научно-производственным предприятием геофизической аппаратуры «Луч». Последние шесть лет М. Эпов проработал заместителем директора института по науке и многому, по его словам, научился у академика С. Гольдина. Значит ли это, что в ближайшее время в институте действительно произойдут серьезные структурные и кадровые перемены? В нашем большом разговоре Михаил Иванович обмолвился, что непозволительно «сидеть» всю жизнь или даже 10-15 лет на одном научном направлении. И с этих позиций научно-организационные изменения должны способствовать постановке новых теоретических задач, углублению фундаментальных исследований и созданию современных технологий. Научно-исследовательские программы обсуждает ученый совет института, но за их реализацию персональную ответственность несет директор. И все-таки, распределили ли обязанности ведущие сотрудники института? Или новый директор «замкнет» все на себя? Михаил Иванович попытался сгладить прямолинейность заданных вопросов: — Прежде чем ответить на ваш пространный вопрос, я хотел бы кратко напомнить, как создавался Институт геофизики. До конца 80-х годов в тогдашнем Институте геологии и геофизики было Отделение геофизики, возглавлявшееся академиком Н. Пузыревым. В значительной мере его усилиями и был создан в 1991 году наш институт. В силу ряда причин сам Николай Никитович не стал директором, а рекомендовал возглавить институт своему ближайшему ученику члену-корреспонденту Сергею Васильевичу Крылову. Вот этой команде, в которую я входил как ученый секретарь, досталось руководство в самый сложный период 90-х годов. Как и другие институты, мы сильно потеряли в численности (примерно в два раза). Пострадали направления, связанные с большими экспериментальными работами, поскольку их финансирование практически прекратилось. Но не бывает худа без добра, и волей-неволей нам пришлось шире посмотреть на реальные задачи и примеряться к способам их эффективного решения. Многие из этих задач были связаны с поиском, разведкой и изучением нефтегазовых месторождений. В советское время геофизики активно занимались этими проблемами и достигли больших успехов, в частности, в такой важной области, как многоволновая сейсморазведка. В новых же условиях основным залогом развития стало доведение уже созданного научного задела до конечных результатов и технологий. В то же время было ясно, что на «старом багаже» долго не продержишься, и необходимо развивать фундаментальные, физические, основы геофизики. Это и поставил во главу угла ставший директором академик С. Гольдин. Восемь лет институт возглавлял Сергей Васильевич. Можно сказать, что это была преемственность «в квадрате». После этой преамбулы я могу вернуться к ответу на ваш вопрос. Я не планирую входить во все дела, у нас достаточно много самостоятельных ученых. Сергей Васильевич вместе со своими сотрудниками занимается фундаментальными основами геофизики, теорией возникновения землетрясений и рядом других масштабных проблем. — Значит, вы будете заниматься нефтью и газом? — Я бы ответил более широко: созданием геофизических технологий, основанных на уже имеющихся результатах, а также на новых эффектах, еще находящихся на стадиях лабораторных и натурных экспериментов. А решаемые задачи могут быть разные: и в области изучения нефтегазовых или рудных залежей, городских территорий с их сложно устроенными инженерными сетями и разведкой археологических объектов… Также я должен значительно уделять внимание сейсморазведке, поскольку она составляет большую часть геофизики. — А меньшая — что? — Каротаж — исследование буровых скважин, геоэлектрика, геотермические исследования…. В Институте геофизики необходимо в первую очередь развивать сейсмическое направление. Здесь я пока вижу свою роль в организации и финансировании исследований, хотя надеюсь со временем выйти на решение и научных задач. — Ваши личные пристрастия? Вы математик больше или геофизик? — Я закончил геофак НГУ и всегда себя считал геофизиком. В советское время я больше занимался вычислительными аспектами геофизики, математическими проблемами, а когда начались известные перемены в стране и науке, я вынужден был переключиться (и не жалею) на практические дела, на проектирование реальных приборов, на системы для обработки реальных данных. Мы проектировали приборы для малоглубинных исследований на городских территориях, приборы для исследования нефтегазовых скважин. Сейчас я стал постепенно от этого отходить, поскольку у меня много учеников. — К слову, а вы считаете себя учеником академика Гольдина? — Конечно, считаю. Просто потому, что я у него учился, слушал университетские курсы по фильтрации и обработке сейсмических данных. Не знаю, считал ли он меня хорошим студентом, но, по крайней мере, я был упорным. Правда, если говорить о профессии, у меня были другие учителя — профессора А. Кауфман и Л. Табаровский. Сейчас они работают и живут в США. Тем не менее, я хорошо знаю работы Сергея Васильевича, опубликованные даже в тюменских малотиражных сборниках. Они мне созвучны своими оригинальными идеями. Напомню об одной из них. Ее смысл состоял в том, как правильно ставить и решать обратные задачи геофизики. Для обратных задач часто характерна неустойчивость решений. Зачастую это связано с тем, что мы пытаемся определить те параметры, информации о которых у нас нет в измерениях, либо она недостаточна. Это как раз разумный подход к практическому решению. Не могу сказать, что это было неизвестно, но вот я столкнулся с такой идеей именно в его работах. Сейчас пытаюсь найти некоторые новые подходы в геофизике. Занимаюсь нетрадиционными геофизическими методами. Не лозоходством, конечно. Часть таких методов известна и начинает использоваться, но их надо обосновать теоретически для понимания перспектив и эффективного использования. Например, методы, связанные с преобразованием в геофизической среде сейсмической энергии в электромагнитную. Это очень интересная тема с большим технологическим потенциалом, но эффекты подтверждены только экспериментально и пока слишком много эмпирики. Последний такой эксперимент проводили наши сотрудники во главе с Александром Манштейном в августе. С помощью нового прибора — длинная такая труба, она носится как ружье на плече — проводилось электромагнитное зондирование. Оказалось, что если во время зондирования пропускать через среду постоянный ток, то можно подчеркнуть некоторые объекты, которые обычно очень слабо проявляются: проницаемые водонасыщенные зоны. В основе этих явлений лежат очень интересные физические процессы. Результаты исследований могут иметь технологические перспективы, в частности, в поисках кимберлитовых трубок. Математической модели у нас пока еще нет, хотя я не исключаю, что в электрохимии или физхимии подобные работы существуют. Значит, надо их искать и развивать применительно к нашим задачам. Дело того стоит. Есть у нас и другие новые обнадеживающие эксперименты. Недавно я как председатель аттестационной комиссии познакомился с работой магистранта НГУ, который представлял результаты экспериментов, проведенных под руководством сотрудника института Юрия Нефедкина. Считаю, что эта инициативная работа может послужить основой для создания нового геофизического метода. И это делать необходимо, поскольку многие из традиционных геофизических методов почти исчерпали свой бизнес-потенциал. — Поясните свою мысль о бизнес-потенциале. — Я говорю о новых эффектах. Как правило, для исследований не требуется больших денег, но можно получать хороший результат и прибыль. А методы, которые развиваются давно, можно только оптимизировать. Чтобы получить что-то новое или заработать деньги, нужно очень много вложить и не обязательно денег. Может быть, труда. А это не всегда в наших условиях возможно. — Назовите вашу любимую научную задачу. — На мой взгляд, любимыми могут быть женщины, а задачи интересными. Каждая новая научная задача для меня интересная, но пока она решается. Мы сейчас занимаемся перспективными фундаментальными задачами на стыке гидродинамики и геофизики. Выполняется интеграционный проект. Содержание его в том, что при бурении скважин происходят процессы, которые описываются законами течения жидкости в пористых средах. Если смоделировать процесс во времени, мы получили бы больше информации, чем в какой-то один момент. Это как сюжет рассказа или повести. Если вы случайно прочитаете какую-то одну страницу, вы поймете, что написано, но вы можете не понять общей ситуации, потому что предыдущие 20 страниц вы не прочитали. Так и здесь, с помощью уравнений гидродинамики и моделирования мы читаем предыдущие 20 страниц, тогда наша 21 «геофизическая» страница становится более ясной… — Хорошая аналогия. Интеграционный проект рассчитан, конечно, не только на научные результаты, но и на внедрение в практику? — Они уже внедрены. — Где? — В Когалыме. Практическая часть исследований составила предмет договора с нефтяной компанией «ЛУКОЙЛ-АИК» (это совместная российско-израильская компания). Наш интерес был не только и не столько финансовый. Эта компания предоставила для исследований большой комплекс высококачественных экспериментальных данных — это уникальный шанс. Традиционно на промыслах геофизика используется для того, чтобы понять, где есть нефть и какое ее количество. Здесь же задача для геофизики была иная и новая: как бурить, чтобы эффективнее извлекать нефть. Мы эту задачу решили, и результаты были приняты с отличной оценкой в августе этого года. — Со стороны Института гидродинамики кто работал? — Целая группа. Назову профессора А. Кашеварова, кандидата наук В. Пеньковского, это команда последователей академика Пелагеи Яковлевны Кочиной. Для них в такой постановке задача новая. Считаю, что мы сейчас работаем как единый коллектив. — Значит, вы будете и дальше работать, даже после завершения проекта? — Конечно! Это новое направление и мы должны его развивать. Тем более, работа выгодная. Летом в институте побывали представители известных зарубежных геофизических компаний. Был проявлен большой интерес. — А я узнала, что группа ваших специалистов недавно вернулась из США, где они демонстрировали в полевых условиях возможности аппаратуры ВИКИЗ — высокочастотных индукционных каротажных зондирований. — Институт к этой поездке имеет косвенное отношение. Аппаратуру ВИКИЗ выпускает фирма «Луч», это ее специалисты опробовали приборы в скважине в Оклахоме. Правда, испытания проводились с моей подачи и под моим научным руководством. — Как выглядит ВИКИЗ? Так и хочется сказать — витязь… — Как обычно — стеклопластиковая труба диаметром 73 мм, а длиной примерно 4 метра. Прибор находится внутри. Его опускают в скважину на кабеле или в бурильных трубах. Информация передается либо по кабелю, либо в автономную память по мере того как прибор движется по скважине. Пользуясь случаем, хотел бы внести ясность в историю этой разработки. В конце 70-х начале 80-х годов этот новый метод зондирования разработал заведующий лабораторией электромагнитных полей профессор Юрий Антонов. Под практическое доведение этой разработки была создана специальная партия Сибирской геофизической экспедиции. Но так случилось, что в 1989 году разработка была признана неперспективной и финансирование прекратили. Для лаборатории и для нас это был большой удар… А через несколько лет появился Константин Каюров — будущий директор фирмы «Луч» со своей командой — и работа закипела… А сейчас более двадцати крупных геофизических и нефтяных компаний России, Китая и Казахстана приобретают и используют эту аппаратуру. — Уточните отношения с добывающими компаниями. — Российские нефтяные компании финансируют исследовательские работы, но очень избирательно, и не всегда можно понять, каковы критерии выбора. Но они хозяева, и этим все сказано. Но мы должны искать возможности сотрудничества в рамках предъявляемых требований. И снова мы сталкиваемся с противоречиями. Дело в том, что научная деятельность требует публикаций результатов исследований, а работа по заказу, как правило, является конфиденциальной. Возникает объективное противоречие между необходимостью научных публикаций, докладов и этими требованиями. Ясно, что нельзя всю науку отдавать на откуп промышленным компаниям и рассчитывать на бескорыстное финансирование научных исследований. Во всяком случае, в ближайшие годы. — Каким образом вы намерены действовать, чтобы усилить фундаментальные исследования? — Надеюсь, что на базе нашего института одна из крупных американских геофизических фирм откроет научный геофизический центр. Если все пойдет нормально, предполагается заключить соглашение о сотрудничестве с Сибирским отделением РАН. Центр создается именно для развития научных основ геофизики нефтегазовых залежей. — В России или вообще нефтегазовых провинций? — Это научный центр без географической привязки. Главное в том, что цели исследовательские, а для этого требуются… — Финансы и еще раз финансы! Грубо говоря, вы будете сотрудничать на паях? — Я бы сейчас не стал делить «шкуру неубитого медведя». Думаю, что в работе нового Центра, кроме нашего базового института, будет участвовать еще несколько институтов. Предполагается, что наши партнеры будут финансировать новые научные разработки. — Надо понимать, что ваши партнеры использовали своеобразный каротаж научного потенциала Сибирского отделения. Но если говорить о программе исследований, что такое каротаж, что такое скважина? Как заранее определить пустая она или с нефтью? — Думаю, что «каротаж научного потенциала» не нужен, уникальные возможности Сибирского отделения довольно широко известны. Программа научных исследований будущего Центра сейчас находится в стадии обсуждения и формирования. В принципе слово «каротаж» (производное от французского) используется только в специальной русской литературе и означает исследование пластов горных пород в пробуренных скважинах. Но на жаргонном английском слово «каротаж» означает «обман», «морковку», поэтому за рубежом обычно используют понятие «логгинг» — запись диаграммы. Но в слове «каротаж», означающем «мошенничество», доля истины существует. Во всей геофизике такой элемент есть. Некоторые считают, что это творческий элемент. К сожалению, геологи при разведке любых полезных ископаемых желают знать больше, чем геофизики могут им сказать. Мы и работаем для получения новой информации. А скважин очень много. Десятки тысяч только в России. Каждая из них очень сложное инженерное сооружение. Фактически каждая скважина — это минизавод. Высокотехнологичный. Но вы представляете, люди орудуют трубами и насосами на глубине в два с половиной километра вслепую. На промыслах, как правило, работают специалисты высокого класса. Работа очень тяжелая… * * * …Я бывала на промыслах Самотлора, Тюменского Севера и знаю, видела, как работают бригады бурильщиков. Это без преувеличения — боевая мужская песня, особенно при забурке, когда за долотом идет в глубину первая колонна труб. Не так уж вслепую работают нефтяники. Новые исследования, в том числе Института геофизики, уточняют светом знаний путь в глубины вещества Земли. Например, метод оценки напряженного состояния горных массивов по данным электромагнитного мониторинга обсадных колонн будет преобразован в действующий. Автор метода — профессор М. Эпов. И нелишне повторить, что в сотрудничестве с Институтом гидродинамики сформировано новое в мировой практике направление по совместной интерпретации данных каротажа и бурения, основанное на комплексном анализе электромагнитных и гидродинамических характеристик нефтегазовых коллекторов. стр. 4