Нельзя сказать, что тот рецепт "выживания", который проводит в жизнь Лимнологический институт Сибирского отделения Российской Академии наук, универсален, потому что Институт работает на самом уникальном озере нашей планеты, на озере Байкал. Когда начались новые веяния, в 1986-1987 гг., в мире возник очень большой интерес к Байкалу. Он всегда был, но люди за рубежом знали, что приехать на Байкал для работы очень сложно. Экология была практически закрытой областью. Нам удалось воспользоваться этим интересом для того, чтобы создать Байкальский международный центр экологических исследований (BICER).

Работа по созданию Центра шла несколько лет, с 1988 года и, наконец, в 1990 году он был официально открыт. Большую помощь становлению BICER оказал журнал "Nature", поддержавший идею его создания [1, 2], что сильно повлияло на тех лиц, которые в зарубежных странах должны были официально одобрить намерение своих организаций вступить в Центр. Учредителями Центра стали Сибирское отделение Российской академии наук, Лондонское Королевское общество, Королевский бельгийский институт естественных наук, Швейцарский федеральный институт технологии, Университет Южной Каролины и Японская ассоциация байкальских международных исследовательских программ.

Устав BICER гласит следующее. Центр, во-первых, открыт для ученых всех стран мира, не только для тех стран, где находятся его учредители. В Центре выполняются только совместные проекты российских и иностранных ученых — причем, естественно, российских ученых не только нашего Института, не только Иркутска, но и всех городов СССР, а теперь России. Это — очень важный пункт Устава, так как Лимнологический институт, базовая организация Центра, не подменяет международное научное сотрудничество научным туризмом, то есть обслуживанием иностранных ученых, выполняющих свои собственные исследования — работа идет только по совместным научным проектам. Каждый иностранный учредитель внес, сразу или по частям, вклад в уставной фонд Центра в сумме 100 тысяч долларов, который должен был расходоваться не на то, чтобы оплачивать конкретные работы, а на то, чтобы развить инфраструктуру совместного пользования. Правда, когда наступили очень трудные времена, часть этих средств с единодушного согласия учредителей ушла на поддержку Лимнологического института, в том числе на зарплату. Иного выхода не было. Однако, основная часть уставного фонда потрачена на расширение материальной базы — покупку приборов, компьютеров, дооборудование вновь приобретенного исследовательского судна, и т.д.

В Уставе написано, что Байкальский международный центр должен быть юридическим лицом. К счастью, на практике это не состоялось — BICER до сих пор работает на правах открытой лаборатории Лимнологического института. Если бы он стал сегодня юридическим лицом, возникли бы сложные проблемы, вопросы, касающиеся собственности, налогообложения и т.п. Как, например, пользоваться тем же флотом. У ЛИНа довольно большой флот: 7 кораблей разного типа, без которых на Байкале невозможно. Передавать эти корабли Центру? Или сдавать их в аренду и платить налоги? Надлежащей законодательной базы о международном научном сотрудничестве у нас в стране пока нет. Для BICER и Лимнологического института создание юридического лица привело бы ко многим осложнениям, и я рад, что этого пока не сделано. Сегодня деятельность BICER юридически основывается просто на многостороннем соглашении.

Основное финансирование BICER поступает не за счет взносов учредителей, а за счет тех средств, которые расходуются на выполнение проектов иностранными и российскими участниками. И те, и другие участники ищут себе финансирование сами, а Байкальский международный центр оказывает им содействие в том, чтобы найти друг друга, и в том, чтобы обеспечить всю необходимую организационную и инфраструктурную поддержку. То есть, это очень "мягкий" центр, в котором нет, в сущности, постоянного финансирования, в котором работают только конкретные проекты. Думается, это правильное решение. Есть центры, — я их называю "ленивыми", которые получают финансирование в виде взносов от нескольких правительств, и получается, допустим, что у какого-то из учредителей нет нужных специалистов, но есть квота, и хочешь — не хочешь, нужно приглашать в центр его представителя и придумывать работу, иногда заведомо зная, что результата не будет. В BICER этого нет, у нас работают конкретные проекты, подготовленные профессионалами и одобренные национальными научными фондами.

Проекты, которые поступают в Центр от ученых, желающих работать совместно на Байкале, каждый год рассматриваются Советом учредителей Центра, который определяет приоритеты, утверждает расписание международных экспедиций.

Проекты часто требуют больших расходов. Например, нужно привезти 10 тонн сложнейшего геофизического оборудования из США на Байкал, а потом увезти его назад. Вместе с тем, благодаря этим международным проектам на Байкале в последние годы применяются самые современные приборы. Еще важнее то, что идет "утечка мозгов" в Россию, и мозги к нам притекают нетривиальные, весьма романтично настроенные, пионерного духа. Это — очень грамотные люди. Неграмотным не дадут дома денег, чтобы делать науку на Байкале, так далеко от родины.

Официально BICER открыт в 1990 году, но его работа началась раньше, с 1988 года. По числу иностранных участников международных проектов мы вышли на цифру около 60-90 человек в год. Это не просто экскурсанты. Это люди, которые приезжают в очень сложные, многодневные экспедиции, на продолжительное время для работы в поле и в лабораториях. Число международных проектов установилось на уровне 20-30 в год. Даже в 1996, самом тяжелом году, у нас состоялось 27 международных экспедиций. Система работает устойчиво.

Как известно, результатом фундаментальных исследований являются публикации в рецензируемых научных журналах. В большинстве из них участвуют специалисты Лимнологического института. В рецензируемых журналах выходит около 70 публикаций в год. Это хороший результат, тем более, что до 1988 года Институт почти ничего не публиковал даже в отечественных рецензируемых журналах, а в международных — одну статью в год. Интересно, что многие результаты, в силу значимости проблемы Байкала, в силу того, что сюда едут очень хорошие специалисты, публикуются в действительно элитных журналах. Не нужно объяснять, что такое журнал "Nature". По результатам деятельности нашего Центра в "Nature" опубликовано 7 научных сообщений. Чтобы дать представление о результатах в максимально короткой форме, ниже будет изложено содержание именно этих публикаций, которые, естественно, не охватывают всех сторон деятельности Центра, но дают представление о ключевых направлениях.

Две публикации [3, 4] посвящены молекулярно-биологическому исследованию вируса чумы плотоядных, собачьей чумки, которая осенью 1987 года поразила популяцию байкальской нерпы и вызвала гибель 5 тысяч животных из общего числа около 100 тысяч. В то время это было очень непонятно, многие подозревали химическое загрязнение. Однако, иммунологический анализ и так называемое олигонуклеотидное зондирование позволили установить всего за два месяца, что виноват вирус. В тканях погибших нерп вирусный антиген был найден с помощью новейшего метода иммуно-электронной микроскопии [4]. Инфекционность вируса чумы плотоядных в отношении тюленей была установлена впервые в мире. Интересно, что всего полгода спустя, в мае 1988 года, началась эпизоотия среди тюленей в Европе. Мы думали, что тюлени Байкала и Европы заразились одним и тем же вирусом, например, вакциной, с помощью которой предохраняют от чумки собак и норок. Исследования были продолжены нашими специалистами совместно с учеными из Голландии и Великобритании. Оказалось, что байкальский и европейский вирусы похожи, но всё-таки разные.

Очень большой интерес вызвало опубликованное в журнале "Nature" открытие подводного источника на дне Байкала, на глубине около 400 м в бухте Фролиха [5]. Источник был подробно исследован с помощью обитаемых глубоководных аппаратов "Пайсис". Аппараты, принадлежащие Институту океанологии РАН, работали на Байкале два года и позволили многим нашим и иностранным ученым побывать на всех глубинах, вплоть до максимальных. Это был один из самых дорогих проектов Центра за все время его существования, и он не мог состояться без международной поддержки. На "Пайсисах" были выполнены очень важные биологические и особенно геологические исследования. Что же касается Фролихинского источника, то оказалось, что к нему приурочено сложное и богатое сообщество организмов. Лабораторные исследования собранных с помощью "Пайсисов" губок, плоских червей, рачков показали, что это сообщество строит свое органическое вещество не из того материала, который поступает из поверхностных вод, где идет фотосинтез, а из метана, очень давно захороненного под дном Байкала — это тема еще одной нашей публикации в "Nature" [6].

Еще одна, очень важная статья в "Nature" [7] описывает результаты количественного измерения скорости осадконакопления в Байкале методом изотопной геохимии. Такие прямые измерения были выполнены впервые и показали, что скорость накопления осадков на разных участках дна Байкала составляет от 0,1 до 1 мм в год. Эта статья тоже родила "куст" отличных публикаций, в частности, статью Флауэра и др. [8]. Был исследован хорошо датированный изотопными методами керн осадков Южного Байкала, имеющий длину 11 см. Его основание соответствует 1850 году. Начало промышленной революции в Сибири, 1930 год, соответствует глубине 6 см. "Сигнал" промышленной революции ясно различим — это содержание сферических углеродистых частиц, попавших в Байкал из труб котельных при сжигании угля при высокой температуре. Резкий рост содержания этих частиц начинается именно с тридцатых годов. Вертикальные профили распределения захороненных створок ведущих байкальских диатомовых водорослей свидетельствуют о том, что их содержание с 1850 года почти не изменилось, а с 1930 года не изменилось совсем. Известно, что диатомовые водоросли являются самым ч увствительным индикатором загрязнения озер — их эвтрофикации, закисления, засоления. Вследствие антропогенных воздействий диатомовые сообщества многих озер мира радикально изменились, полностью исчезли одни, и появились другие виды. В Южном Байкале этого пока не произошло — не только не исчезли старые и не появились новые виды, но даже и соотношение видов осталось неизменным.

Еще одна очень большая группа исследований — это исследование байкальских осадков как уникальной летописи изменений природной среды и климатов Восточной Сибири в геологическом прошлом. Центром был выполнен беспрецедентный объем исследований осадочной толщи Байкала методами многоканального и высокоразрешающего сейсмопрофилирования, снято несколько тысяч километров сейсмопрофилей, что может себе позволить не каждая нефтяная компания. Это — очень дорогостоящие и трудные исследования. Корабль с сейсмической косой длиной 3 км ходит по Байкалу полтора месяца, и даже не может ни разу причалить к берегу. На корабле стоит сложнейшая электроника. Полученные в поле данные в течение многих месяцев обрабатываются на мощных компьютерах.

Ведущую роль в создании и применении аппаратуры для многоканального сейсмопрофилирования на Байкале сыграли российские ученые из Отделения южных морей Института океанологии РАН в Геленджике. Обработка данных проводилась в Америке. В итоге мы имеем детальное представление о структуре толщи байкальских осадков, о многочисленных разломах, а тем самым обо всей истории Байкальского рифта, насчитывающей 20 миллионов лет [9]. Высокоразрешающее сейсмопрофилирование, выполненное совместно с российскими специалистами учеными из Германии, США, Бельгии, Японии, выявило тонкую структуру верхних десятков и первых сотен метров осадков и позволило наметить наиболее перспективные точки отбора кернов для расшифровки сигналов палеоклиматов верхнего плейстоцена.

В результате исследований десятиметрового керна байкальских осадков, взятого на вершине подводного Академического хребта и охватывающего период последних 90 тысяч лет [10], самым сильным сигналом изменения климатов, как оказалось, является содержание створок диатомовых водорослей в штуках на грамм осадка. Во время оледенений это содержание равно нулю, а в периоды наиболее теплых климатов возрастает до ста миллионов створок на грамм. Профиль содержания створок диатомей свидетельствует о том, что в последние 90 тысяч лет неоднократно происходили чрезвычайно резкие потепления и похолодания климата, хорошо коррелирующие с изменениями климата в Северной Атлантике [11]. В определении возраста керна мы расходимся с нашими американскими коллегами — они считают, что 10 метрам соответствует период не 90 тысяч, а 220 тысяч лет. Однако, главный вывод статьи, написанной на основе наших данных и напечатанной в журнале "Nature" [12], подтверждает, что действительно, "диатомовый" сигнал наиболее силен, и свидетельствует о резких, внезапных изменениях климата.

Расшифровка климатов прошлого является одной из важнейших междисциплинарных задач современного естествознания. Грядущее в следующем веке потепление, если оно состоится, приведет ко многим потрясениям и глобальным геополитическим последствиям. К сожалению, наука пока не может достоверно предсказывать климаты будущего. Для того, чтобы усовершенствовать и верифицировать предсказательные глобальные модели климатов, есть только один путь — "предсказывать" с их помощью климаты прошлого. Поэтому международные программы ставят цель расшифровки палеоклиматов с беспрецедентным временным разрешением — с шагом в один сезон в последние 2000 лет, и с шагом 100 лет в последние 250000 лет. Непрерывные летописи такого разрешения хранятся в ледниках Арктики и Антарктики, в океанских осадках, а в центре Азии, где нет ни ледников, ни океанов, — только в осадках Байкала.

Для получения длинных летописей изменения климатов и геологической обстановки, охватывающих сотни тысяч и миллионы лет, под руководством чл.-корр. РАН М.И. Кузьмина проводится международный проект "Байкал-Бурение" с участием ученых и инженеров из России, США и Японии. Формально это тоже проект Байкальского международного центра, но очень крупный и автономный. Уже дважды с вмороженной в лед баржи удалось пробурить байкальские осадки и получить на Академическом хребте керн длиной более 200 метров. Будущей зимой предполагается получить километровый керн в северной котловине Байкала. К сожалению, в нынешних кризисных условиях в России из-за крайне скудного финансирования будет трудно провести анализы этих кернов с необходимым разрешением. Однако, интерес иностранных специалистов очень велик. Например, Япония выделила своим участникам проекта километрового бурения 10 миллионов долларов, и нет сомнений в том, что будут получены очень важные и интересные данные.

Большое количество публикаций Байкальского международного центра экологических исследований посвящено молекулярной филогении байкальских эндемиков. Как известно, в Байкале живет 1,5 тысячи эндемичных, нигде больше не встречающихся, организмов. Методами молекулярной биологии, так называемым методом "молекулярных часов", сегодня установлено, когда существующие виды ответвились от их общих предков. Например, оказалось, что все эндемичные коттоидные рыбы Байкала, а сегодня это 29 видов, ответвились от небольшого числа общих предков в течение последних 2 миллионов лет назад, то есть в плейстоцене, во время неоднократных чрезвычайно резких изменений климата [13]. По этой теме имеется множество публикаций в хороших международных журналах, но пока не в журнале "Nature". Можно надеяться, что таковые появятся, когда даты ветвления байкальских видов удастся сопоставить с датами и сценариями важнейших геологических событий.

К сожалению, наши работы по молекулярной биологии пока не находят большой поддержки в Российском фонде фундаментальных исследований, как, впрочем, и другие междисциплинарные исследования. Тем не менее, я думаю, что это работы очень важные, приближающие нас к разрешению фундаментальной биологической проблемы видообразования, так как Байкал опять-таки уникален — живущие в нем организмы не могли мигрировать и очень долгое время не были разделены непреодолимыми географическими барьерами, а видообразование шло, и шло очень успешно. Сейчас мы работаем над молекулярной филогенией плоских червей, ракообразных, моллюсков, микробов и планктонных водорослей в тесном контакте с учеными многих стран мира.

Очень важное направление, необходимое и для углубления нашего понимания современного Байкала, и для понимания механизмов функционирования его экосистемы в условиях холодных климатов прошлого, это исследование механизмов глубинного перемешивания байкальских вод. То, что Байкал хорошо перемешан и насыщен кислородом до самых больших глубин, было известно давно, но было далеко не ясно, как это происходит. Начало нового этапа на этом направлении было положено работой Рэя Вайса и др. [14 ]. Эта группа применила известную в океанологии технику для точного измерения возраста вод Байкала на разных глубинах, то есть для определения того промежутка времени, который прошел после того, как воды с разных горизонтов побывали на поверхности. Методом газовой хроматографии измерялись концентрации фреонов в водах Байкала на разных глубинах. Концентрации в атмосфере, фреонов из выпускаемых промышленностью в огромных масштабах хладоагентов, вспенивателей, газов-носителей аэрозольных бал лончиков, почти линейно растут с 1950-х годов. Фреоны очень инертны, не поглощаются живыми организмами и в воде не изменяются. Поэтому чем выше концентрация фреонов в данном слое воды, тем этот слой "моложе", так как насыщался на поверхности фреонами при их более высокой концентрации в атмосфере.

По данным Р.Вайса и др. можно видеть, что придонные воды Байкала существенно моложе, чем воды "ядра" промежуточных глубин. Это однозначно говорит о том, что глубинные воды Байкала обновляются благодаря прямой доставке поверхностных вод на дно. Впоследствии данные Вайса и др. были неоднократно подтверждены. Оказалось, например, что весной на Байкале на термобарах, границах, отделяющих уже прогретые мелководья от еще холодных поверхностных вод открытого озера, возникают мощные присклоновые потоки, увлекающие огромные объемы поверхностных вод вдоль склонов на дно. Вместе с поверхностными водами на дно увлекаются неорганические взвеси и диатомовые водоросли, а зона "ядра" остается прозрачной [15, 16 ].

Полученный результат имеет большое практическое значение. Он говорит о том, что воды "ядра" Байкала должны быть наиболее чисты, так как не только содержат меньше всего твердых взвесей и диатомей, но и дольше всего подвергаются фильтрации, очистке водными организмами. Это подтверждается, например, выполненными недавно измерениями вездесущих, считающихся безвредными антропогенных загрязнителей — фталатов, используемых для придания эластичности полихлорвинилу и полиэтилену. Концентрации фталатов были измерены непосредственно на борту исследовательского судна с помощью высокоэффективного жидкостного хроматографа "Милихром А02", разработанного и запущенного в промышленное производство фирмой "Эконова" при участии Лимнологического института, Института ядерной физики, Новосибирского института биоорганической химии, Бердского электромеханического завода и германской фирмы "Кнауэр". Состоявшееся внедрение — еще один путь к выживанию Института, так как прибор и методики его применения пользуются большим спросом на отечественном рынке, но эта тема выходит за рамки рассказа о деятельности Байкальского международного центра.

В результате измерения концентраций диоктилфталата в Северном Байкале, как и предполагалось, воды "ядра" содержат наименьшие концентрации. Пониженное содержание фталата в верхнем слое по сравнению с глубинными водами, по-видимому, является следствием резкого спада производства фталатов в России в последние несколько лет.

Особая чистота вод "ядра" Байкала, подтвержденная данными международных исследований, открыла нам еще один путь к выживанию — производство бутылированной глубинной байкальской питьевой воды. Идея забора воды для этого производства из "ядра", с глубины порядка 500 метров, защищена принадлежащим Лимнологическому институту патентом, и фирма "Байкальские воды", реализовавшая проект, будет выплачивать нам роялти в размере одного цента за каждую выпущенную бутыль байкальской воды. На первом этапе уже пущенное производство имеет мощность 20 млн бутылей в год, и мы можем рассчитывать на платежи порядка 200 000 долларов в год.

Благодаря международным исследованиям мы твердо знаем, что глубинная вода Байкала очень чиста. Что же касается бутылированной байкальской воды как пищевого продукта, то ее высочайшее качество подтверждено сертификатами российских ведомств и сертификационных центров нескольких стран, в том числе известного германского независимого Института Фрезениуса. Проанализировав 120 показателей, Институт Фрезениуса пришел к выводу, что содержание тяжелых металлов в воде Байкала в десятки и сотни раз ниже самых жестких ПДК, что ее природная радиоактивность не превышает фоновой. Анализ на 44 известные пестицида показал, что их концентрации ниже не только нормативов, но и пределов детектирования. Заключение гласит, что байкальская питьевая вода полностью удовлетворяет требованиям германских и европейских, самых жестких в мире стандартов.

Если бы поведение нашего правительства было хоть сколько-нибудь предсказуемым, если бы оно соблюдало Закон о бюджете, я бы не сомневался в том, что Лимнологический институт, в первую очередь благодаря созданию Байкальского международного центра экологических исследований, прошел основную часть пути к выживанию в условиях рыночной экономики. Бюджетное финансирование — это практически только базовая зарплата без всяких надбавок. Почти равный вклад дает международное сотрудничество. Остальное финансирование — от Миннауки, РФФИ, по хоздоговорам — пока мало. Поскольку не только Сибирское отделение, но и РФФИ не получает вовремя предусмотренное бюджетом финансирование, деньги по многим грантам РФФИ пока не поступили, но мы не теряем надежды их получить.

Нами получен на 1997-1998 годы крупный грант ИНТАС-РФФИ для междисциплинарного исследования верхнего слоя байкальских осадков. Несомненно, что мы не могли бы его получить, если бы не наш международный центр. Сроки подготовки гранта были очень жесткими. Всего за три недели нам удалось получить согласие на участие в этой заявке коллег из Иркутска, Новосибирска, Барнаула, Минска, Брюсселя, Цюриха, Бремерсхавена и Лондона, написать заявку и в итоге получить грант только потому, что на Байкале сложились постоянно работающие международные коллективы.

Огромное значение для нас имеет то обстоятельство, что зарубежные коллеги постоянно приглашают наших ученых, в том числе и молодежь, для участия в симпозиумах, для работы по байкальской тематике в своих лабораториях, для чтения лекций. Это позволяет дать передышку нашим людям в битве за выживание, познакомиться с литературой, быстро завершить начатые дома исследования, заторможенные из-за отсутствия денег на химические реактивы, наконец, заработать хоть немного денег в дополнение к нищенской зарплате. Конечно, и от нас уехали на Запад навсегда хорошие специалисты, но это явление не приняло массового характера, возможно, по той причине, что жизнь наших научных сотрудников тесно связана в Байкалом, который на Запад с собой не возьмешь.

Рассматривая распределение численности сотрудников Лимнологического института по возрасту, можно видеть, что распределение бимодальное — есть два максимума, один в районе 25-30, другой — в районе 45-50 лет. Я знаю, что есть институты, где первого максимума уже нет. По-моему, у них нет шансов выжить.

Наука не может развиваться без постоянно пополняющихся научных школ, без притока молодежи. Сумасшедших молодых людей, которые хотят работать в науке, в интересной науке, которая делается на мировом уровне и в контакте с мировым научным сообществом, все еще много.

Наука никогда не была прибыльным делом. К тому же хорошо известна закономерность, подмеченная Ландау: вклад разных людей в развитие науки различается не в разы, подобно производительности труда людей в промышленности, а в сотни и тысячи раз, и все равно никак нельзя себе представить, чтобы Эйнштейн получал оплату "по труду", то есть пропорционально значимости своих открытий — да Эйнштейну это и не было нужно. Наверное, именно поэтому многократное снижение финансирования российской науки пока не привело к пропорциональному снижению ее производительности. Хоть мы и получаем в сотни раз меньше денег, чем иностранцы, все-таки ухитряемся с ними конкурировать.

Однако, прекратив приток молодежи, мы лишимся школ, той питательной Среды, в которой вырастают новые Эйнштейны и Ландау. Если так случится, когда-нибудь российская наука все равно возродится, но на это потребуется не одно десятилетие, как мы знаем по примеру Германии, "экспортировавшей" своих ученых в Америку в тридцатые годы нашего столетия и прекратившей фундаментальные научные исследования в сороковые.

Литература

[1] J. Maddox. Baikal a symbol of Soviet intent. Nature, 1987, v.329, p.802.

[2] J. Maddox. Ambitions for Lake Baikal. Nature, 1989, v.337, p.111.

[3] M. A. Grachev, V. P. Kumarev, L.V. Mamaev, V.L. Zorin, L.V. Baranova, N.N. Denikina, S.I. Belikov, E.A. Petrov, V.S. Kolesnik, R.S. Kolesnik, V.M. Dorofeev, A.M. Beim, V.N. Kudelin, F.G. Nagieva, V.N. Sidorov. Distemper virus in Baikal seals. Nature 1989, v.338, p.209.

[4] Ye.V. Likhoshway, M.A. Grachev, V.H. Kumarev, Yu.V. Solodun, O.A. Goldberg, O.I. Belykh, F.G. Nagieva, V.G. Nikulina, V.S. Kolesnik. Baikal seal virus. Nature 1989, v.339, p. 266.

[5] K. Crane, B. Hecker, V. Golubev. Hydrothermal vents in Lake Baikal. Nature, 1991, v.350, p.281.

[6] M. Grachev, V. Fialkov, T. Nakamura, T. Ohta, T. Kawai. Extant fauna of ancient carbon. Nature, 1995, v.374, p. 124-125.

[7] D.N. Edgington, J. Val Klump, J.A. Robbins, Yu.S. Kusner, V.D. Pampura, I.V. Sandimirov. Sedimentation rates, residence times and radionuclide inventories in Lake Baikal from 137Cs and 210Pb in sediment cores. Nature, 1991, v.350, p.601-604.

[8] R.J. Flower, A.W. Mackay, N. Rose, J.L. Boyle, J.A. Dearing, P.G. Appleby, A.E. Kuzmina, L.Z. Granina. Sedimentary records of recent environmental change in Lake Baikal, Siberia. The Holocene, 1995, v.5, p.323-327.

[9] Lake Baikal Paleoclimate Project Members. Initial results of US-Soviet paleoclimate study of Lake Baikal. EOS, Transactions, AGU, 1992. v.73, p.457-462.

[10] M.А. Грачев, Е.В. Лихошвай, С.С. Воробьева, О.М. Хлыстов, Е.В. Безрукова, Е.В. Вейнберг, Е.Л. Гольдберг, Л.З. Гранина, Е.Г. Корнакова, Ф.И. Лазо, О.В. Левина, П.П. Летунова, П.В. Отинов, В.В. Пирог, А.П. Федотов, С.А. Яскевич, В.А. Бобров, Ф.В. Сухоруков, В.И. Резчиков, М.А. Федорин, К.В. Золотарев, В.А. Кравчинский. Сигналы палеоклиматов верхнего плейстоцена в осадках озера Байкал. Геология и геофизика, 1997, в печати.

[11] G. Bond, W. Broecker, S. Johnsen, J. McManus, L. Labeyrie, J. Jouzel, G. Bonani. Correlation between climate records from North Atlantic sediments and Greenland ice. Nature, 1993, v.365, p.143-147.

[12] S.M. Colman, J.A. Peck, E.B. Karabanov, S.J. Carter, J.P. Bradbury, J.W. King, D.F. Williams. Continental climate response to orbital forcing from biogenic silica records in Lake Baikal. Nature, 1995, v.378, p.769-771.

[13] Кирильчик С.В.; Слободянюк С.Я. Эволюция фрагмента гена митохондриальной ДНК некоторых байкальских и небайкальских видов подкаменщиковых рыб. В печати. Молекулярная биология; 1996.

[14] R.F. Weiss, E.C. Carmack, V.M. Koropalov. Deep-water renewal and biological production in Lake Baikal. Nature 1991, v.349, 665-669.

[15] M.N. Shimaraev, N.G. Granin, A.A. Zhdanov, Deep ventilation of Lake Baikal waters due to spring thermal bars. Limnol. Oceanogr., 1993. 38, P.1068-1072.

[16] E.V. Likhoshway, A.E. Kuzmina, T.G. Potemkina, V.L. Potemkin, and M.N. Shimaraev. The distributions of diatom near a thermal bar in Lake Baikal; J. Great Lakes Res., 1995, V. 22(1), 5-14.