СЛОВО О КОМАНДИРЕ
А.Федоров,
профессор, бывший воздушный стрелок Авиации дальнего действия,
главный научный сотрудник Института филологии СО РАН
"Мы теперь уходим понемногу
В ту страну, где тишь и благодать".
С. Есенин
Больше года прошло со дня смерти Ивана Егоровича Гаврыша, Героя
Советского Союза, командира второй эскадрильи двадцать второго
полка Авиации дальнего действия. Я, Федоров Александр Ильич, был
переведен в его экипаж в августе 1943 года. С начала
Отечественной войны я был у него пятым "турельным смертником",
четыре моих предшественника один за другим погибли в воздушных
боях в 1941-м и в 1942-м годах. Ему удалось, теряя в стычках с
мессерами стрелков-радистов, четырежды уходить от преследования
противника без всякой защиты в хвостовой части самолета. Я
попытался понять, почему. Было ли это счастливой случайностью?
Опыт боевых вылетов в составе его экипажа в 1943-м, 1944-м и в
1945-м годах позволяет думать, что его удачи были делом не только
случая. Они в большей мере зависели от него самого и
подготовленного им слаженного экипажа. Это был офицер,
воспитанный боевой летной практикой в военных действиях финской
кампании и первыми тяжелыми боями начала Отечественной войны,
обладавший к тому же редкой интуицией. Это позволяло ему находить
правильный, может быть, единственный выход в сложной боевой
обстановке, когда машина попадала под зенитный огонь или атаки
истребителей-перехватчиков. Каждый член экипажа в этих ситуациях
мгновенно понимал его команды, его действия и делал именно то,
что нужно было делать в этих конкретных обстоятельствах.
 |
|
Вот один из примеров. Полк бомбил г. Моравска Острава в Чехии.
Когда мы подлетали к цели, встретили сильнейший огонь зениток.
Командир корабля Иван Егорович Гаврыш направлял машину прямо
туда, где были шапки дыма от взорвавшихся снарядов. Почему? Он
знал, что зенитки постоянно переносят огонь и где только что
взорвались зенитные снаряды, теперь безопасно. В стороне, в
направлении к горящим САБам прошел истребитель. Командир резко
изменил курс и, может быть, в этот момент одна из бомб вошла в
перекос, придавив другую: когда штурман сбросил бомбы по цели,
командир, чувствуя поведение машины, понял, что не все бомбы
сброшены. Когда отошли от цели, командир послал меня залезть на
бомболюк и посмотреть. Через круглое широкое окно я увидел в нем
две зависнувшие бомбы. Возвращаться с ними на цель было
бесполезно и небезопасно: бомбосбрасыватель сместившиеся уже
бомбы не сбросит, их надо сбрасывать механически и, значит, они
упадут не по цели. И к тому же мне, стрелку, чтобы сбросить их
ударами по креплению, надо было оставить на это время свою
кабину. Возвращаться с ними на аэродром было нельзя: при посадке
они могли сорваться и взорваться. Командир принял решение,
снизившись, чтобы уйти от заданной высоты, на которой
возвращаются после бомбометания другие машины и где вероятнее
всего могут быть вражеские истребители, попытаться сбросить эти
бомбы. С большим трудом мне удалось это сделать, зависнув через
отверстие в бомболюк...
Приходилось в те годы бомбить и крупные города, и мелкие цели.
Запомнились: Бреслау, предместье Варшавы, Прага, Веспрем,
Секешфехервар, Балатон, Плоешти, Яссы, Кенигсберг... и многие
свои города, занятые войсками противника; часто летали на Таллин,
Ржев, осенью 1943 года на Пулково, откуда немецкая артиллерия
обстреливала блокадный Ленинград, на станцию Мга. Часто летали к
партизанам Югославии, сбрасывали им на парашютах мешки с оружием,
боеприпасами и медикаментами. При выполнении боевых заданий Иван
Егорович добивался от каждого из членов экипажа четких и
слаженных действий, не допускал произвола. Мне навсегда
запомнился такой случай. Наши войска шли в наступление,
освобождая Румынию, мы летели на Яссы. Навстречу в километре от
нас шла эскадрилья Юнкерсов бомбить наши войска. Я, не
задумываясь, развернул турель и ударил по ним из пулеметов. И
получил за это взбучку от командира: "Ты что, с ума спятил!
Хочешь, чтобы они вызвали на нас истребителей? Да и не твое дело
стрелять по немецким бомбардировщикам... Пусть их сбивают наши
истребители. А твое дело — стрелять тогда, когда на нас
нападают!". За свою инициативу я был лишен за ужином
"наркомовских" ста грамм.
Иван Егорович был требователен и к экипажу, и к эскадрилье,
которой он командовал. Это была продуманная требовательность, не
имеющая ничего общего с придирчивостью. Она вырабатывалась и в
тренировочных полетах, и на разборе боевых вылетов. Это дало свои
результаты: потери в эскадрильи в 1943-45 годах были
минимальными.
В отношениях с подчиненными Иван Егорович был очень добрым,
пожалуй даже великодушным человеком, заботливым и внимательным.
Эти его качества я оценил, когда в конце 1943 года был тяжело
ранен в левую руку. Иван Егорович отвез меня в госпиталь. Когда
сняли с руки гипс и выписали, он приехал и увез меня в полк. Два
месяца я не летал, тренировал, "разрабатывал" руку. В июле 1944
года вернулся в его экипаж...
Такое сочетание качеств в командире эскадрильи понимали и ценили
сослуживцы. Если бы они были свойственны всем офицерам
современной российской армии и флота, думаю, не было бы
дедовщины.
После войны майор И.Гаврыш вынужден был демобилизоваться по
состоянию здоровья (в результате вынужденной посадки у него был
тяжело поврежден позвоночник).
Вместе с женой Линой Павловной они вырастили сына, Игоря
Ивановича, который унаследовал некоторые отцовские качества. Это,
прежде всего, требовательность к себе и упорство в деле. Это (да
и, конечно, талант!) помогло ему стать знаменитым музыкантом,
известным в России и странах зарубежья.
Очень многим обязан я Ивану Егоровичу, и в военные и в
послевоенные годы. Но это уже другой разговор...
стр. 12
|
