ОСУЩЕСТВЛЕННЫЕ ИДЕИ
И ПЛАНЫ НА ЗАВТРА
26 ноября члену-корреспонденту РАН Игорю Георгиевичу Неизвестному, очень уважаемому человеку, талантливому организатору науки и отличному учёному исполняется 80 лет.
Л. Юдина, «НВС»
Трудно удержаться от соблазна и не обыграть столь говорящую фамилию. Например, «Игорь Неизвестный — человек известный», что, впрочем, вполне соответствует действительности. Учёный авторитетен у коллег как специалист высокого класса в области диэлектриков и полупроводников. Другие его достоинства постараемся раскрыть в ходе повествования.
 |
| Ю. К. Пожела, Р. А. Сурис, Ж. И. Алфёров, И. Г. Неизвестный, А. Л. Асеев на международной конференции по наноструктурам, Новосибирск, 2007 г. |
Первый этап научной биографии Игоря Георгиевича проходил в Москве, в ФИАНе
им. П. Н. Лебедева. Хотя к науке он начал проявлять повышенный интерес ещё в студенчестве, в Московском энергетическом институте. По результатам дипломной работы вышла в свет первая научная публикация.
Шесть лет, с 1956 по 1962-й годы молодой специалист под руководством кандидата физико-математических наук А. В. Ржанова занимался вопросами, связанными с германием — главным на тот момент материалом для изготовления полупроводниковых приборов. Были результаты, о которых не зазорно докладывать на встречах с коллегами, расширение тематики и — свой вклад в полупроводниковые проблемы.
С 1962 года начинается второй, основной этап. Адрес: Новосибирск, Академгородок, Институт физики полупроводников Сибирского отделения.
— Игорь Георгиевич, вы в самом деле один из первых сотрудников Института физики полупроводников?
— Действительно самый первый! В качестве сотрудника института я прибыл в Академгородок раньше Анатолия Васильевича Ржанова, в августе 1962 года. Он был в это время в зарубежной командировке и появился только в сентябре. Президиум СО АН назначил меня заместителем директора 10 августа и я, можно сказать, с ходу взялся за работу, связанную с созданием Института физики твёрдого тела и полупроводниковой электроники (так он поначалу именовался).
— Наверное, сложновато было? Всё-таки новое место, новый профиль работы, высокая должность. Не боялись ответственности, вам ведь всего 30 лет исполнилось?
— Но я же перебирался в Новосибирск с Анатолием Васильевичем Ржановым, а с ним ничего не страшно! Да и сам я по молодости лет был не из робкого десятка!
— Но начинать с нуля столь масштабное предприятие! Что требовалось прежде всего?
— Полная отдача! Городок уже был настроен на соответствующую волну, стройка шла полным ходом, и вдохновляющих примеров было предостаточно.
Естественно, меня буквально сразу взяли в оборот проектировщики нового, специального корпуса. Работа предстояла сложнейшая. Анатолий Васильевич ещё в Москве поставил им условие, что необходимо создать полупроводниковый комплекс нового образца — уникальный термостатированный корпус с лабораториями, оснащёнными по последнему слову науки и техники, и всеми необходимыми вспомогательными подразделениями.
Можно даже сказать, что сооружение термостата — почти ювелирная операция, требующая подготовки специфических условий. Прежде всего, должна быть абсолютная чистота без единой пылинки, кондиционеры, специальное покрытие стен, полов. В механизмах — никаких трущихся деталей.
— А что, подобного спецкорпуса ранее не было?
— Все полупроводниковые производства — обычно огромные залы, цеха, с пультами, операторами. А тут — академический институт, нужны отдельные лаборатории, желательно с видом из окна, офисы разного назначения, мастерские.
Проект воистину был грандиозным! С 1962 по 1969 год занимались термостатированным корпусом. По завершении эпопеи строители подарили символический ключ. Видите, висит на стене.
Что усугубляло положение? До 64-го года я был единственным замом, а из служб при мне — только бухгалтер. Приходилось заниматься сразу всеми сторонами жизни — кадрами, оборудованием, жильём. Но когда наш Институт физики твёрдого тела и полупроводниковой электроники объединили с Институтом радиофизики и электроники и стал он Институтом физики полупроводников, заметно полегчало. Появились ещё замы, все положенные административные подразделения.
— Подождите, Игорь Георгиевич, а когда же вы первую диссертацию одолели при такой сложности бытия?
— За шесть лет работы в ФИАНе материал набрался. И я всё время мучительно думал — надо, надо выкроить время, завершить, оформить. В 1966-м, можно сказать, защитился на бегу.
— Ваша активная деятельность по созданию института была замечена и отмечена?
— В 71-м награжден орденом Трудового Красного Знамени.
— Сколько же лет вы в замах состояли?
— Да считай, всю жизнь в Сибири! Была небольшая передышка. В 1973 году, когда закончилось формирование основного костяка лабораторий и вспомогательных подразделений, попросился из заместителей — надо было, наконец, за докторскую серьёзно взяться. Анатолий Васильевич очень сокрушался, но отпустил на несколько лет — до защиты! Только порой привлекал к решению того или иного вопроса.
— У вас было полное взаимопонимание?
— Абсолютное! Я попал к нему ещё будучи студентом и считаю Анатолия Васильевича своим главным учителем, как в работе, так и в жизни. А. В. Ржанов выбрал нас из первого выпуска Московского энергетического института по новой специальности «диэлектрики и полупроводники».
Работать с таким директором — одно удовольствие, и я ещё не раз обращусь к этой легендарной личности. Он очень четко строил отношения с замами — делегировал права и вмешивался только в крайнем случае, не дёргал, не поправлял по мелочам. Самое страшное было услышать он него: «Игорёк, ты здесь сработал непрофессионально». Мучился я тогда после укора целую неделю.
— На что потратили время передышки?
— Создали крупную лабораторию физики и технологии германиевых МДП структур из пяти групп. Занимались материалами для изготовления полупроводниковых приборов. И до защиты, и после основная область — германиевые транзисторы и разработка высокочувствительных многоэлементных фотоприёмников инфракрасного излучения, включающая много ответвлений.
— Ощутимых результатов удалось добиться?
— В 1995 году нам с коллегами вручили Государственную премию за открытие и исследование нового класса фоточувствительных полупроводниковых материалов.
Сотрудники в лаборатории были замечательные, особенно руководители групп — В. Н. Овсюк, С. В. Покровская,
Ю. Г. Сидоров, В. Н. Шумский, М. П. Синюков. Многие стали завлабами. Талантливые учёные! Горжусь их успехами и достижениями и тем, что в определённом смысле могу считать их своими учениками.
А. В. Ржанов всегда повторял: «Готовьте смену!» Я весьма удивлялся — какая, мол, смена, когда я ещё сам совсем молодой? А он напоминал, что в жизни разные ситуации случаются: да, сейчас ты молодой и красивый, но рядом обязательно должен быть человек, который входит в курс дела, знает и умеет то же, что и ты (а может и лучше). От замов своих того же требовал — не следовать принципу «после нас хоть потоп», а заботиться о смене.
Вернулся к обязанностям заместителя директора по науке через семь лет, в 1980-м, и вплоть до 2004 года оставался на этом посту.
— Комфортно было столько лет находиться на командирской должности?
— Отвечу положительно. Круг обязанностей замов известен. Директор в основном — общение с вышестоящими органами, порой трудное и изматывающее, переживания за судьбы подчинённых, стратегия, решение глобальных проблем. А наша доля — текущая жизнь института со всеми сложностями. Мы, замы, должны быть тем надежным плечом, которое в случае необходимости следует вовремя подставить. Я был замом при трёх директорах.
— Все-таки организаторские способности должны быть в человеке заложены?
— Несомненно. И, по-моему, обделён ими не был. К тому же, ФИАН, — отличная школа, и я, в силу своей натуры, всегда активно занимался общественными делами. Помню, на столе у Анатолия Васильевича то и дело звонил телефон — меня требовали. Наконец он не выдержал, переставил аппарат.
— Были крупной фигурой на общественной ниве?
— Крупной назвать нельзя. Одно время — председателем спортсовета ФИАН. Институт — сложная организация в несколько тысяч человек. Имел право финансовой подписи по расходованию немалого бюджета. Потом стал председателем клуба подводного плавания уже всей Академии.
— Но это всё-таки не самое главное при назначении на должность. А фундамент?
— В МЭИ готовили настоящих командиров производства, высококвалифицированных инженеров, знакомых со многими дисциплинами, владеющих рабочими профессиями на уровне низшего разряда. И когда однажды кто-то в мастерских сказал мне, что деталь за такое время изготовить невозможно — я встал за станок и сделал. В следующий раз подобных заявлений не было.
Приобрел в вузе и военную специальность — электрооборудование самолётов. На практике, в военных лагерях, нас ставили на штатные должности, например, инженер эскадрильи.
Но, в то же время, наше образование давало возможность решать и другие инженерные задачи. Помню первое задание, которое дал командир полка во время двухмесячных сборов — проложить через лес 2 км узкоколейки. Прекрасно с ним справились.
Мы учились в знаменательное для полупроводников время — в 1953-м вышло постановление о создании первого промышленного полупроводникового института (ныне «Пульсар») и о подготовке инженеров соответствующего профиля. За три года в наши головы вложили столько всего полезного и сложного, что даже непонятно, как всё это уместилось. А. В. Ржанов, подбирая кадры к себе в группу, старался соблюсти баланс академических и инженерных знаний.
А когда мы здесь, в Академгородке, начинали набираться другого опыта, очень помогали работающие в службах Сибирского отделения профессионалы высочайшего класса: Лев Георгиевич Лавров — деликатный, тактичный, знающий; Борис Владимирович Белянин, великий инженер и организатор, Герой Социалистического Труда. Они прошли школу промышленности. Главным инженером УКСа был замечательный специалист-строитель
А. С. Ладинский.
— Похожий на сказочного Деда Мороза...
— А начальник отдела кадров Сибирского отделения В. Г. Сорокин? Первых сотрудников в институт принимали у него в кабинете — тогда всё руководство находилось в Новосибирске. В мастерские нужен был сварщик, пришел один, говорит, с большим опытом. Сорокин отказал. Я спросил — почему? «А ты видел, как у него руки дрожали, когда заявление писал? Какой из него сварщик!»
Вы, наверное, удивляетесь, что это он всё о прошлом да о прошлом. Да потому что время было чрезвычайно интересное, жизнь била ключом, и трудности, а их было хоть отбавляй, не казались такими трудными.
— Как молоды мы были, как искренне любили...
— Все делали вдохновенно, от души. У каждой поры — свои прелести. Но память особо сохраняет то, что было поначалу, впервые, в расцвете сил и молодости. Наиболее яркие моменты. Романтизма было, пожалуй, в каждом больше, чем здорового практицизма.
Отметьте момент — у нас в Институте физики полупроводников никогда не было склок! Пошло это, опять же, от Анатолия Васильевича. Приходит к нему, скажем, сотрудник, недовольный поведением и действиями... Иван Ивановича (назовем его так). Директор тут же просит пригласить в кабинет «обвиняемого». «Зачем?» — пугается обвинитель. «А вы ему всё сами и выскажете», — спокойно и доброжелательно советует А.В.
И общественная жизнь кипела, как и во всех институтах, и самодеятельность была — почти профессионалы. Мы ставили оперы, спектакли, я даже как-то сваху играл.
И ещё одно. Вот стали ругать общественные коллективные «обязаловки» — выезды на уборку картошки, «моркошки». А нам нравилось! Что в этом плохого? Объединяло, сплачивало, закаляло.
Игорь Георгиевич повествует живо, образно, с юмором. Так и оживают одна за другой картинки из жизни. Он одессит, а Одесса — не только место рождения, это образ жизни, образ мыслей, это характер. И одессит, в какой бы точке земного шара ни обитал, остается оригинальным и неповторимым жизнелюбом. Как говаривал Леонид Утёсов, каждый хотел бы родиться в Одессе, но не каждому это удаётся.
В любимом городе Игорь Георгиевич бывает часто, читает лекции в Одесском национальном университете, почётным профессором которого является.
В биографии Неизвестного наличествует и такой факт. Учился он в Москве в здании бывшей женской гимназии, воспитанницей которой была потрясающая Милица Корьюс (Карла Доннер из знаменитого фильма об Иоганне Штраусе «Большой вальс»).
А послушаешь Игоря Георгиевича о подводных погружениях в разных морях и океанах — сразу захочется записаться в соответствующую секцию. Особенно поразило его Белое море, в глубинах которого смешаны арктическая и тропическая флора и фауна — заходит ветвь Гольфстрима.
Юбиляр и жену свою приобщил к подводному миру. Она стала мастером спорта СССР. Светлана Георгиевна много лет проработала в Институте физики полупроводников главным метрологом. Сейчас отдыхает.
Немало в жизни И.Г. было моментов суровых: арест родителей в 1937-м, страшное время оккупации — Одесса находилась «под врагом» три с половиной года. И те ужасы, что описаны в литературе — бомбёжки, расстрелы, повешенные — Неизвестный видел своими глазами.
С особой теплотой он рассказывает о своих дедах, именно они во много сформировали его характер.
— Василий Георгиевич Неизвестный — дед по отцовской линии. После ареста родителей я жил у них. Каждый вечер, в войну — при свете коптилки, дед и бабушка читали вслух классику. Книги я полюбил на всю жизнь, многое узнал из них.
Другой дед, Александр Яковлевич Орлов, был украинским академиком, союзным членкором, директором главной обсерватории в Киеве. Там и похоронен. Не столь давно мне посчастливилось встретиться и пообщаться в рамках сессии МААН с академиком Б. Е. Патоном, он дедушку хорошо помнит. Борис Евгеньевич сообщил, что недавно на памятнике деду установили табличку, свидетельствующую, что теперь это памятник истории — «Могила астронома». Память у Патона, великого учёного, потрясающая!
А представляете, какой подарок сделал мне этот дед в 1939-м году? Полное собрание сочинений Жюля Верна — 54 романа, целый мир — история, техника, астрономия, фантастика, воплотившаяся сегодня в жизнь. Он многое знал и предвидел! Я прочитал всё, от корки до корки. Может быть, это и привело меня в науку.
— Как вам, Игорь Георгиевич, живется в советниках?
— Почти не замечаю перемен. У меня есть отдел, в нем — группа из семи человек, занимаемся моделированием процессов на поверхности полупроводников. Есть лаборатория — 20 сотрудников, исследуем взаимодействие излучения с полупроводниками. Есть ещё несколько проектов, которые получаю в виде грантов. Темы захватывающие. Например, квантовая криптография. Работаем вместе с нашими лазерщиками.
— Поясните, о чем речь...
— О способе оптической связи. Вы передаете информацию с помощью одного фотона. В него вкладывается соответствующий бит информации, фотон проходит по пространству или оптоволокну 20–30 км или больше, и информацию можно считывать. А так как это всего один фотон, то по законам квантовой физики подслушать просто невозможно — абсолютно секретная связь, возможность избежать утечки информации!
— Нас голыми руками не возьмешь!
— Около восьми лет мы этим занимаемся. Кроме того, увлекаюсь наноэлектроникой. Одну из первых книг по теме мы с коллегами издали с НГТУ в 2000 году, а затем ещё четыре. В настоящий момент имеем большой грант по разработке наноразмерных датчиков давления. Технология очень сложная. В работе заняты Институт физики полупроводников, НГТУ, НПО «Восток».
 |
| Со студентами НГУ после лекции. |
Раз в неделю здесь, в моем кабинете — обязательный учебный семинар для магистров НГТУ по специальности. Приходят 10–15 молодых людей, делают сообщения, презентации по новейшим публикациям по проблемам наноэлектроники и нанофотоники. Кроме того учу их чётко излагать мысли, не теряться перед большой аудиторией, говорить по-русски, грамотно. Много лет наш институт совместно с НГТУ проводит на Алтае школу-семинар по нано- и микроэлектронике. Каждый магистр обязательно должен выступить с докладом, желательно на английском языке. Очень смышлёные молодые люди, я их всех очень люблю. Кроме всего прочего, постоянное общение с молодёжью и мне приносит большое удовлетворение и пользу. Ведь приходится и самому быть в курсе всех новаций в наноэлектронном мире.
— В общем, время у вас распределено чётко?
— Да его, как и прежде, хронически не хватает! Я ещё и научный руководитель НОЦ в СибГУТИ — в год ведём работы по трём большим грантам.
Иногда приходится выступать экспертом по проектам. В трёх диссертационных советах заседаю. Американское и японское физические общества, где я состою членом, позволяют мне оформлять льготные подписки изданий — много читаю, передаю коллегам. Продолжить перечисление?
— Вполне достаточно для общего представления, а в детали вдаваться не будем. Что вы считаете самой большой удачей в жизни?
— Всегда везло на хороших людей.
— Есть ли у вас неосуществленные желания?
— Очень хочу внедрить квантовую криптографию. Договорился с военным ведомством — говорят, что поддержат, если всё будет строиться на отечественных элементах. Конечно, не дело, когда в стратегические объекты ставят иностранную элементную базу. Могут «вшить» в интегральную схему блок любого назначения — пойди проверь!
Вторая заветная мечта — создать в Институте физики полупроводников подразделение, которое вплотную занялось бы наноразмерными датчиками давления.
И, наконец, третье — больше внимания уделить солнечной энергетике.
— Ну, Игорь Георгиевич, как говорят, замахнулись — действуйте! Вы просто обязаны прожить лет до ста, не меньше!
— Будем стараться. В нашем роду много долгожителей.
— Здоровья вам, удачи, а оптимизма одесситам не занимать!
Фото из личного архива
И.Г. Неизвестного.
стр. 4-5
| 
