ФОТОГРАФИИ ИЗ СЕМЕЙНОГО АЛЬБОМА:
К 45-ЛЕТИЮ
СИБИРСКОГО ОТДЕЛЕНИЯ РАН
Нина Коптюг
кандидат филологических наук
Разговаривая недавно с ветеранами, я без труда поняла, почему им
хочется устроить небольшой праздник сейчас, не дожидаясь
официальной круглой даты — 50 лет. Иных уж нет, а те далече...
Сколько их останется через пять лет? Стала перебирать фотографии,
вспоминая историю, которую с детства знаю наизусть по семейным
рассказам и своей памятью. В мае 1957 — постановление
правительства, в июне 1957 — постановление АН СССР, президент
сибирской науки М.А.Лаврентьев и первопроходцы, "здесь будет
город заложен", институты, университет, школа. Люди, которых знаю
и помню с раннего детства. Память детства — вещь особая,
неофициальная. Мой отец, Марти Петрович Чемоданов, с первых дней совсем молодым
человеком стал работать секретарем райкома Советского района в
Новосибирске, сначала третьим, при Е.К.Лигачеве, потом первым.
Закончив аспирантуру в Москве, вернулся сюда, несколько лет был
заместителем М.А.Лаврентьева. С 1984 года живет и работает в
Москве, а люди до сих пор при встрече спрашивают, как у него
дела, передают приветы, рассказывают что-нибудь хорошее. "Папа на
работе" — основная фраза детства, его никогда не было дома, но
сохранились немногие яркие сцены. Отец показывает нам площадку в
лесу и уверяет, что здесь будет институт, жилые дома, Дом ученых.
Городок ведь строился не в одночасье, когда мы поселились в 60-х
годах в доме 44 на Морском проспекте, куда вскоре приехала и
семья молодого ученого В.А.Коптюга. Рядом был котлован для нового
дома, а напротив — пустая коробка готового строения. Слова о
том, что скоро тут будет новый город, воспринимались как
фантастика, сказка. Помню, что телефон у нас дома звонил в любое
время дня и ночи, отец мог сорваться и исчезнуть даже в
воскресенье. Как-то в субботу вечером пришла сердитая женщина,
кричала, что ей надо увидеть "самого" секретаря, что она будет
жаловаться. Мама объяснила, что он на работе, предложила
подождать. Мы с сестрой давно уснули, а мама утром рассказала: в
полночь ее тихо потрогали за плечо, она задремала сидя, дожидаясь
отца. Посетительница сказала, что и не знала, как много работают
все организаторы, "начальники", извинилась и ушла. Отец старался
помогать всем, кто к нему обращался, потому у нас бывали ученые,
строители, продавцы, учителя, словом, все, кто приехал жить и
работать на новом месте. Наша школа, нынешняя гимназия N 3, поначалу служила домом и НГУ.
Вот это было здорово! На переменах мы, ученики "началки", бегали
на второй и третий этажи посмотреть на "больших" — настоящих
студентов. После уроков мы с сестрой часто сидели в создававшейся
библиотеке университета, там работала наша мама. Веселые студенты
приходили взять книги, а мы сновали между немногочисленными
стеллажами, деловито спрашивая: "Вам Ландау толстого или
тощенького?" И сейчас многие первые выпускники при встрече
спрашивают, как поживает моя мама, или еще лучше: "У вашей мамы
ведь было две маленьких девочки!" Ректор, Илья Нестерович Векуа,
нас не особо впечатлял, а вот его жена, красавица-грузинка с
голубыми волосами (тогда не приходило в голову, что она просто
красит седые волосы) производила неизгладимое впечатление. Заходил в школу М.А. Лаврентьев. Увидев меня, всегда замечал:
"Ну, у тебя паспорт на лице!" В первый раз я не поняла, потом
привыкла, многие при встрече говорили, что я очень похожа на
отца, иногда даже на улице останавливали. Как-то, когда Михаил
Алексеевич разговаривал с нами, присев, чтобы быть на нашем
уровне, кто-то из стоявших сзади учителей тихо заметил: "Надо же,
президент, а так уважительно с детишками говорит". А он спокойно
ответил: "Уважение нужно оказывать каждому человеку. А вдруг из
него вырастет академик еще более знаменитый, чем я!" Если Лаврентьев звонил нам домой и слышал в трубке детский голос,
всегда говорил: "День добрый, это Дед". Заглавная буква слышалась
четко. "Здравствуйте, это академик Будкер беспокоит", —
произносил вежливый голос. Сестра как-то ответила: "Здравствуйте,
а с вами говорит студентка ВГИКа". Секундное молчание — и смех.
Академики были доступны, демократичны, их знали в лицо, если кто
здоровался с ними на улице, они вежливо раскланивались. Когда мы
гуляли с мамой по Золотой Долине и встречали кого-нибудь
знакомого, пусть даже очень именитого, они обязательно
останавливались поговорить, расспросить нас о делах школьных, а
потом студенческих. МГУ, ВГИК, где учились мы с сестрой, вызывали
живейший интерес. Впервые в жизни работая переводчицей на
конференции, я как-то водила группу иностранных ученых по
городку, вдохновенно рассказывала его историю. Один из гостей
спросил: "А за что сюда сослали этих академиков?" Я
растерялась — и тут увидела Н.Н. Ворожцова. Он неспешно гулял, как всегда
летом, в рубашке навыпуск, в светлых полотняных брюках, тюбетейке
и шлепанцах, наверное, на вид был не очень типичным академиком. Я
замахала рукой, он подошел, я объяснила возникшую проблему. Он
задал мне очень интересный вопрос: "На каком языке говорят?" И
заговорил с иностранцами. По их лицам я поняла: несмотря на его
неофициальный вид, они поверили, что перед ними настоящий крупный
ученый, поняли, что он тут не в ссылке, а просто дома. Мне всегда
казалось, что ученые отличаются от обычных людей своим необычным
взглядом на мир, постоянным интересом к новому, готовностью
поделиться знаниями. Другое дело — сможем ли мы, люди попроще,
их понять и воспользоваться услышанным или увиденным? Как-то я
спросила В.П.Казначеева: "Вот вы выходите на улицу в мороз в
одной рубашке, как это делается?" Он пожал плечами и вышел на
улицу проводить меня до калитки, как был, в рубашке. Однажды при моем отце кто-то начал возмущаться тем, что академики
получают прибавку к зарплате за звание, "ну ни за что!" Отец взял
бумажку, стал спокойно делать выкладки. "Вот этот академик сделал
открытие в химии, от него стране, народному хозяйству получилась
экономия во много миллионов рублей. Так, берем эту прибавку,
умножаем на количество месяцев и примерное количество лет,
которые он проживет. Не получается миллион-то, ему же идут просто
гроши. А у него таких открытий несколько. Он директор института,
лекции читает в НГУ, на работе днюет и ночует, в отпуск не ходит,
сколько прибыли государство получает, и он ведь не щадит свое
здоровье. А ты что сделал для страны?" 
Академгородок до сих пор привлекает посетителей самого разного
ранга, из всех стран мира. В 60-70 гг. популярность "храма
науки" была огромна. Листаю фотографии, вот встреча с
Н.С.Хрущевым. Отец рассказывал спустя много лет: у здания, где
проходило заседание с руководящими лицами, собралась огромная
толпа рабочих, которые хотели высказать свое недовольство по
различным поводам. Отец, секретарь райкома, вышел к народу,
готовый к чему угодно. Объяснил, что Никита Сергеевич занят,
расспрашивает руководителей, обещает помочь решить проблемы. Люди
успокоились и разошлись. А вот встреча с народным любимцем,
космонавтом Германом Титовым была настоящим праздником. Да, тогда
все мы, дети, были уверены, что построим светлое будущее и станем
космонавтами. Что ж, в космос мы не улетели, боремся с
трудностями на Земле.
Судьбы многих первопоселенцев тесно переплелись, что естественно.
Сначала нас было немного, все друг друга знали. Играя во дворе,
видя строгую бабушку Надежду Васильевну Коптюг, никто из нас не
думал, что ее сын станет президентом СО РАН на долгие годы, что
именно ему выпадет на долю спасать Академгородок, саму сибирскую
науку от развала в 90-х годах. Не приходило этого в голову и
позднее, когда мы были студентками в Москве, а отец приехал в
очередную командировку, ему поручили сопровождать В.А. Коптюга
перед его назначением на высокий пост. Запомнилась неожиданная
бытовая деталь: папа думал, что управится за пару дней, приехал,
как всегда, в белой рубашке, при галстуке, в костюме, привез с
собой одну запасную рубашку. Вот мы и стирали эти рубашки три
недели, так долго сибиряков продержали в Москве. В 1980 году еще
казалось, что наш городок всегда будет расти, развиваться, будет
вечно молодым. Вот и новый президент так молод, по сравнению с
другими, ему еще и пятидесяти лет нет...
Недавно на телевидении снимали передачу к 45-летию Академгородка.
Меня спросили, что я думаю о будущем нашего "храма науки".
Предсказывать не возьмусь. Но одно-то у нас осталось неизменным:
большая концентрация мозгов на один квадратный метр территории.
Как бы ни менялся наш городок, если живущие в нем люди хотят его
сохранить, то сумеют.
стр.
|
