ПОЖАР ВОЙНЫ, ТАК ОПАЛИВШИЙ ДУШИ…
Много горьких, щемящих сердце, взволнованных слов написано о
Великой Отечественной войне. Кажется, уже не найти иных. Но
появляются новые и новые строки — тех, кто рос и мужал в суровые
военные годы, кого обожгло огнем пожарищ. Главы из новой книги
Н. МАЛИНОВСКОЙ «Признание в любви», изданной в новосибирском
Академгородке — несколько ярких страниц военных будней.
Июнь 1941 года
Война, как черный шквал, ворвалась в мирную, трудовую, полную
трудностей и оптимизма жизнь страны. Она никак не вписывалась в
безмятежность яркого солнечного утра 22 июня 1941 года, в
воскресное утро.
Взбежав по ступенькам крыльца, папа распахнул дверь, окинул нас
отчужденным взглядом, быстро прошел в кабинет, открыл ящик
письменного стола:
— Зинушка. Быстро. Где мои документы: партбилет, красноармейская
книжка, паспорт? Я после митинга еду в райком партии, в
военкомат.
— Зачем? Почему так спешно? Позавтракай!
— Некогда, Зинушка, некогда! Война, понимаешь, война началась!
Включите радио. Только без паники!
Мама охнула, присела на сундук. Мы с Лялюшкой обомлели от
изумления: все было непонятно и тревожно, как раскат грома среди
ясного неба, предупреждающий о приближении грозы. Папа расцеловал
нас и ушел. А на улице уже кричали вездесущие ребятишки, узнающие
новости раньше всех:
— Ура! Война началась! Эй, мальчиши-кибальчиши, собирайтесь,
пришли буржуины! Война началась! Ура! На митинг! К школе на
митинг поскакали! Чапаевцы, за мной! — орал восьмилетний Стасик,
скача на «боевом коне»-прутике и размахивая «саблей». Ватага
детворы помчалась к школе.
Когда я, заплетая на ходу косички, примчалась, запыхавшись к
школе, там уже собрались все жители Чернавского кордона, от мала
до велика. Над тревожной, сбившейся в беспокойную массу толпой
звенел бойким перебором местный колокол-рельс, обычно сзывавший
народ на лесные пожары…
Сейчас загорелся «пожар» пострашнее лесного — это селяне
чувствовали колотящимися сердцами. Люди инстинктивно жались друг
к другу.
Добровольцы уже толпились у стола, вытащенного из школы. За ним
сидел лейтенант из военкомата и нервно объяснял, что Приказ
Наркома обороны в письменном виде будет только через пару часов,
а сейчас надлежит пойти домой, помыться в бане, остричь голову
наголо. С паспортом или свидетельством о рождении и вещмешком с
парой белья, куревом и едой собраться «по цепочке» здесь у школы.
Сюда подойдут машина-полуторка и несколько подвод. Всех до 1921
года рождения повезут в район, в райвоенкомат, где уже
сформирована из врачей призывная комиссия.
Женщины рыдали, иные в голос, как на похоронах, заранее оплакивая
своих мужей, сынов, отцов. Чуяли сердцем, если уйдут дорогие -
надолго! И только самодеятельный оркестр, как-то неуместно браво,
играл походные марши, а кто-то запел услышанную по радио, уже
перефразированную песню: «Вот настала война, всколыхнулась страна
от Кронштадта до Владивостока. Всколыхнулась страна, велика и
сильна и врага разобьем мы жестоко. На земле, в небесах и на море
наш народ и могуч и суров. Собирайся народ! Отправляйся в поход!
Будь сегодня к победе готов!»
У нас, детей, было велико чувство защищенности, уверенности в
силе и непобедимости Красной Армии. Мы знали, что есть конница
Буденного, что «чапаевцы смело привыкли побеждать», что «броня
крепка и танки наши быстры, и наши люди мужеством полны», что «в
небесах, на земле и на море, наш народ и могуч и суров,
повстречавшись с коварным фашистом, разгромит, уничтожит врагов»,
что «любовь Катюша сбережет».
Оптимизм, любовь к Родине, патриотизм — очень важные слагаемые
морального духа нашего поколения, помогли выстоять и победить в
четырехлетней, самой кровопролитной войне двадцатого века.
Я не верю, что не было в жизни горьковских Данко, вырывавших из
своей груди сердца и освещавших ими путь людям из тьмы и
отчаяния. Такими Данко были тысячи коммунистов 20-30-40-х
годов. Одним из них был, несомненно, наш папа. А рядом
с ним — наша мама — его второе крыло.
Паром в мирную жизнь
По моим внутренним ощущениям 1944 год был необычайно трудный,
пожалуй, самый трудный год войны. Казалось, напряжение, с каким
жил народ, было на пределе, казалось, что оно вот-вот лопнет, как
канат, на котором висит непомерно тяжелый груз — паром через
реку времени, из войны в мирную жизнь… Этот «канат» был скручен
из веры, надежды, любви и долготерпения уникального по
общечеловеческим качествам российского люда.
Даже в первый год войны, год поражений, отступлений, потерь — все мы,
и взрослые, и дети, верили в непобедимую мощь нашей
Красной Армии, в мудрость Верховного Главнокомандующего, в
монолитную мощь советского народа. Да. Так мы были воспитаны.
Вера эта была искренней и безоглядной. Скептики, которые изредка
появлялись среди эвакуированных или стариков, казались нам
брюзгами, «фомами неверующими». Время открыло архивы, история все
и всех рассудит, расставит по местам, найдет виновных за потери и
поражения. Но останется бесспорным, что именно вера в победу, в
историческую справедливость, жажда победы, железная военная
дисциплина, интернационализм и патриотизм — помогли сплотить
тыл, который в буквальном смысле полуголодный, полураздетый ковал
победу. «Все силы в кулак соберем для победы! Всю волю и мощь
соберем!»
Верили — «Враг будет разбит! Победа будет за нами!» — это был
не только лозунг фронта, но и тыла. Одержимость, с которой в
цехах заводов, в полях работали женщины, старики и дети — была
поразительна.
Военная техника в первые два года войны была в достатке только на
экранах кинотеатров, а армия даже то, что было, теряла во время
отступления. Но солдаты пели: «Узнай, родная мать, узнай,
жена-подруга, узнай, далекий дом и вся моя родня, что бьет и жжет
врага стальная наша вьюга, что волю мы несем в родимые края.
Артиллеристы! Сталин дал приказ. Артиллеристы, зовет Отчизна нас.
Из сотен-тысяч батарей, за слезы наших матерей, за нашу Родину!
Огонь! Огонь!».
Под эту песню призывники бодро маршировали, отрабатывали приемы
штыковой атаки, свято веря в наличие сотен тысяч мифических
батарей, которые появились лишь тогда, когда встал на ноги тыл. А
враг уже был под Москвой, и волны вражеских самолетов, танков,
моторизированной пехоты, прокатясь по Европе, катились по
Украине, Белоруссии, перевалили Дон, Днепр, а местами и Волгу…
Какая ж нужна была духовная мощь народа, чтобы противостоять и
сдерживать натиск железной армады противника, которого не
выдержали армии европейских стран, почти безоружной армией,
воевавшей врукопашную или отвоеванным оружием. «Штыком и гранатой
пробились ребята, и десять гранат не пустяк!»
В первые годы войны, наряду с взрослыми, появились девушки и
юноши — Герои Советского Союза. Они стали известны благодаря
написанным о них книгам. А сколько безвестных, замечательно
смелых, беззаветно любящих свою Родину ребят — бойцов, партизан
погибло во имя Победы? «Никогда, никогда, никогда, никогда!
никогда мы не будем рабами!»
Так мы были воспитаны: нашими родителями, октябрятскими
звездочками, пионерскими отрядами, комсомольскими группами,
школами и самой Жизнью.
Конечно, война — это не бытовая, а экстремальная ситуация в
стране. Конечно, общество военного времени вынуждено было жить по
чрезвычайно жестким законам. Это — безусловно. И, тем не менее,
кажутся дикими законы и меры наказания, когда за пятиминутное
опоздание без уважительных причин — под суд, за горсть зерна в
валенок, картофелину за пазуху для голодных ребятишек — под суд,
за гвоздь в карман — под суд…
Нечеловеческое чрезмерное напряжение во время войны было
повсеместным и на фронте и в тылу. Заводы работали круглосуточно,
как и сельское хозяйство, даже мы, дети, с недетской силой
выкладывались на картофельных полях, на сборе колосков, на
покосах, на разгрузке шпал, на элеваторе, у ручных веялок, в
домашнем хозяйстве и в школах. Но дети есть дети, тяпая сорняки,
окучивая колхозную картошку, мы «совершали прорыв в тыл врага»,
«обход и окружение группировок противника», «уничтожение
превосходящих сил неприятеля». Эта недетская игра придавала сил,
делала тяжелый труд под палящим солнцем более осмысленным и
завершалась победой. А поздними вечерами еще хватало сил играть в
лапту, чижик, третьего лишнего, бабки, жмурки, комсомольский
ручеек. Взрослые женщины без стеснения присоединялись к нам и
вносили порядок в азартные игры.
Все это было, было, было со мной, с миллионами детишек в годы
войны.
Победа!!!
Время летело с бешеной скоростью и лишь в какие-то исключительные
моменты ползло как черепаха. Незаметно проскочил 1944, встретили
1945 год.
И, вдруг, Победа! Победаааа!!! Такое короткое, такое могучее,
такое замечательно емкое слово! По-бе-да!
Мы его услышали в шесть часов утра, как только заговорило не
выключаемое на ночь, радио. Заговорило торжественным голосом
Левитана.
Мы онемели, мы оглохли от известия: Война окончена! Берлин пал!
Победа! Долгожданная, желанная Победа!.. Мы все, знакомые и
незнакомые люди, бежали друг другу навстречу, чтобы поделиться
этой радостной, этой необыкновенно счастливой вестью.
В раннюю пору люди бежали в свои коллективы, кто на работу, кто в
госпиталь, кто в школу, институт, просто на улицу. Кругом
возникали стихийные митинги. С утра до глубокой ночи улицы
Свердловска кишмя кишели ликующими и плачущими людьми.
По дороге в техникум я забежала в госпиталь к своим дорогим
авторам Победы, чтобы поздравить их. Там стоял непривычный гвалт.
Через переносную радиостанцию транслировали многократно, громко,
на весь этаж, утреннее сообщение «Совинформбюро». Сразу после
завтрака в актовом зале начался митинг, куда прикатили лежачих,
привели ходячих бойцов. Выступали начальник политотдела,
начальник госпиталя, бойцы.
В этот день я не дежурила, просто забежала в свою палату и
закричала радостно:
— Дядя Толя! Дядя Степан! Ребята! Больше вы не будете воевать!
Победа! Салют! — И вытащила из кармана халатика новогоднюю
хлопушку с цветным конфетти — свидетельство моей «шикарной»
городской жизни, подарок, который я приготовила для младшего
братишки Стасика и долго берегла от искушения «выстрелить»
досрочно.
— Салют! Са-алют! — крикнула я и дернула за шнурок. Раздался
щелчок, и под потолок взлетел и рассыпался мелким дождиком,
цветными блестящими кружочками восторг! А потом, забыв про былую
осторожность, я обнимала своих «стариков» и подставляла пылающие
от волнения и соприкосновения с плохо выбритыми щеками бойцов
свои пунцовые щеки для поцелуев. Вокруг царила несказанная
радость. Потом, наслюнявленным пальцем, собирала с пола конфетти
и щепотками несла к тем, до кого «радость» не долетела. Ах, какой
это был замечательный день — 9 мая 1945 года!
Вечером на главной площади Свердловска был огромный митинг и
всенародное гуляние. И разноцветный салют — апогей торжества!
Туда мы пришагали своей колонной студентов и преподавателей
техникума, неся флаги, бумажные цветы и транспаранты, за один из
которых с меня в комитете ВЛКСМ позже «сняли стружку». Мы
написали: «Пламенный привет победителям!» и сделали эмоциональную
добавку — силуэт женских губ. Нам это очень понравилось!
— На Красном Знамени поцелуи! Позор! Отдерите сейчас же! — сказали
молодые блюстители нравственности. Но мы так
«пришпандорили» казеиновым клеем наши «пламенные поцелуи», что
отодрать их было невозможно. Так и пошли с ними.
На площади гремел духовой оркестр Уральского военного округа,
играли гармошки, выступали импровизированные хоры. Народ ликовал
повсеместно. Качали военных. Кричали здравицы. Танцевали вальсы и
«яблочко», «барыню» и танго. Просто радовались и плакали. Плакали
и радовались!..
Мы, тыловые победители, были тощие, полуголодные, очень бедные,
но в нас жил прекрасный, сильный дух гордости за свою страну, за
Армию, за народ, частицей которого была и я, девчушка, пережившая
вместе со всей страной ее героическую трагедию.
стр. 12
|
