ПРОЩАНИЕ
С ГОДОМ ЛОМОНОСОВА
Первые дни января — время, когда мы продолжаем подводить итоги года минувшего и осмысливать события, оставившие в нашей памяти самый заметный след. Для научного сообщества 2011-й в значительной степени являлся Годом химии и годом 300-летия М. В. Ломоносова, завершению которых и была посвящена научная сессия декабрьского Общего собрания РАН.
Сделано немало
При жизни и ещё век после кончины Ломоносов считался прежде всего поэтом. Но в Академии наук он был именно профессором химии и никем другим, поэтому объединение этих двух тем не выглядит чем-то натянутым, но, наоборот, является органичным и естественным.
Российская академия наук достойно и широко отметила юбилей первого национального учёного. Академик Николай Павлович Лавёров, возглавлявший в РАН комиссию по празднованию 300-летия М. В. Ломоносова, в своём выступлении отчитался о проделанной работе.
Подготовка к празднованию юбилея Ломоносова в нашей стране началась в 2007 году, когда Президент Российской Федерации
В. В. Путин подписал соответствующий указ. На организацию разномасштабных мероприятий из бюджета страны было выделено более миллиарда рублей. При этом около 100 млн руб. израсходовала Академия наук, и более 70 % из них было направлено в Санкт-Петербургский научный центр, сделавший в юбилейный год очень много. В частности, значительная часть ассигнований была использована для оборудования фондохранилища Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого.
По мнению Н. П. Лавёрова, характерной чертой Ломоносовского года стало многообразие проведённых мероприятий. Они не ограничивались торжественными собраниями с участием высоких руководителей, хотя и это было — на юбилейной конференции, которая состоялась в Москве 19 ноября, с докладами выступили первый заместитель председателя правительства С. Б. Иванов, президент РАН
Ю. С. Осипов и
ак. В. А. Садовничий, ректор МГУ.
Многочисленные научно-технические конференции были посвящены различным аспектам деятельности российского гения. Издано академическое собрание сочинений Ломоносова, альбом «Ломоносов и академические экспедиции», научное описание рукописей и печатных книг его библиотеки, опубликовано огромное количество интересных статей.
Юбилей был включён в план мероприятий ЮНЕСКО и масштабно отмечен на международном уровне. Например, во Фрайбурге прошла конференция, связанная с жизнью Ломоносова в период его учёбы во Фрайбургской горной академии, где подробно рассматривались его горно-геологические работы.
Гуманитарная составляющая творческого наследия Ломоносова стала центральной на форуме, проведённом по инициативе Международной ассоциации академий наук (МААН) в Киеве и приуроченном к 20-летию СНГ.
Замечательное событие — празднование Дня Ломоносова в Соединённых Штатах Америки. Выдающиеся учёные и просветители XVIII века, Ломоносов и Бенджамен Франклин во многом имели общий круг интересов, в частности, занимались электричеством. В США Ломоносова даже называют «Русский Бен Франклин». Американцы создали специальный фонд для подготовки празднования ломоносовского юбилея, учредивший медали за развитие дружеских связей между учёными наших стран. Было организовано даже костюмированное заседание Учёного совета, в котором в роли Ломоносова фигурировал один из сенаторов США, а в качестве Франклина выступал профессор из Института Карнеги. Это театрализованное представление происходило в посольстве России в США и, по отзывам участников, было незабываемым — очень необычным и ярким.
Вклад Ломоносова в решение арктических проблем анализировался на международном семинаре по шельфу в Норвегии. Несколько конференций, связанных с Арктикой, были проведены и в Архангельске. Там же прошло юбилейное выездное заседание Уральского отделения.
Исключительно активными были молодёжные организации, участвовавшие в организации самых различных мероприятий, в том числе конкурса на знание русского языка. Триста школьников из Архангельска прошли Ломоносовским обозом через Вологду, Ярославль, Москву, где побывали на открытии архитектурной композиции в Ломоносовской гимназии — молодой помор шагает по дороге.
Отдельную благодарность
ак. Н. П. Лавёров вынес журналистам, широко освещавшим ломоносовскую тематику. К сожалению, не обошлось и без хулиганских выходок с бестактными выражениями совершенно в духе XVIII века, когда Ломоносов подвергался нападкам в Академии наук. Такие публикации оставляют неприятный осадок. Тем не менее, в большом количестве опубликованных статей чётко сформулированы с позиций современной науки те вопросы, которые были правильно поставлены М. В. Ломоносовым и успешно решены.
Учреждены Ломоносовские медали для молодых учёных. Осталось ещё одно нереализованное мероприятие — самая главная медаль, которой Академия наук награждает выдающихся учёных, Большая золотая медаль
им. М. В. Ломоносова, будет вручена по итогам этого года уже на майском собрании.
Сын своего времени
Ломоносов — не просто историческая фигура, но фигура легендарная, культовая. А это значит, что говорить и писать о нём объективно почти невозможно. Ещё до революции культ Ломоносова принял национальный характер, а в советское время активно использовался в идеологических целях. Достаточно было минимального участия Ломоносова в каком-нибудь деле, чтобы он объявлялся его инициатором, создателем и основателем.
Пожалуй, самым великим и невероятным деянием, приписываемым Ломоносову, является открытие закона сохранения энергии. Однако этого никак не могло случиться, т.к. современное понятие энергии возникло лишь в начале XIX века. Подобные приписки, раздуваемые прессой и, кстати, совершенно ненужные Ломоносову, включались в учебники и становились «прописными истинами», избавиться от которых мы ещё не можем, как и показали прошедшие юбилейные торжества.
Ныне открылись и многочисленные умолчания, касавшиеся личности Ломоносова. Российский народ с удивлением узнал, что его кумир был дворянином и помещиком, носил шпагу, а за свой буйный нрав даже подвергался аресту.
В наши дни неодолимо пробивает себе дорогу рациональный подход, основанный на взвешенных оценках. Фантастический стереотип Ломоносова, намного опередившего свою эпоху, постепенно уходит в прошлое. Ломоносов предстаёт сыном своего времени, славного времени возникновения и становления российской науки, в котором ему была предопределена поистине выдающаяся роль.
Такую преамбулу академик Анатолий Иванович Русанов предпослал своему докладу «М. В. Ломоносов — выдающийся сын своего времени».
Немного об Академии наук
Основанная Петром I Российская академия наук и художеств (до сих пор историки и искусствоведы часто делают ошибку — под «художествами» тогда понимались ремёсла, а не изящные искусства) формировалась из иностранцев. Подбором их занимался лейб-медик и первый президент Академии наук Блюментрост и его помощник — библиотекарь Шумахер, ставший главой академической канцелярии на долгие годы. Последний вместе с Миллером часто изображался в трафаретах прошлого как символ «немецкого засилья» в Академии. Хотя даже сам этот термин является бессмысленным — ведь если в России не было науки вообще, и вся первоначальная Академия состояла из «немцев» (так называли всех иностранцев), приехавших в Россию по специальному приглашению, о каком засилье может идти речь? Не критику, а благодарность потомков заслуживают люди, приехавшие в Россию, чтобы отдать ей свой талант и лучшие годы. Подавляющее большинство их работали честно и плодотворно.
Полвека тому назад в своём докладе к 250-летию Ломоносова академик П. Л. Капица, к сожалению, ещё находившийся под влиянием стереотипов «иностранного засилья», обелил только двоих — Даниила Бернулли и Леонарда Эйлера. Но огромный вклад в становление российской науки внесли и другие академики «первого призыва». Среди особо близких Ломоносову учёных можно выделить академика Г. В. Крафта, главу физического класса, куда Ломоносов поступил адъюнктом, и его предшественника по кафедре химии академика И. Г. Гмелина, великого ботаника, о котором Карл Линней сказал, что его труды равнозначны трудам всех ботаников XVIII века. Несомненно, к плеяде основоположников относится и
Г. Ф. Миллер — первый ректор академического университета, связавший с Россией всю жизнь и принявший российское подданство. Будучи историографом, он придавал исключительное значение работе с документами и собрал их с немецкой скрупулёзностью великое множество. После его кончины 258 знаменитых «портфелей» Миллера обеспечили работой несколько поколений российских историков.
Что касается пресловутого Шумахера, то именно он отобрал Ломоносова для поездки за границу. И хотя тот позже часто ругал его как бюрократа, ярлык «злейшего врага» Ломоносова этот человек никак не заслужил.
— Я читал некоторые письма Ломоносова Шумахеру,— рассказывает
ак. А. Н. Русанов. — Очень доверительные письма, такие не пишут «злейшему врагу». Была щекотливая ситуация, когда умер Рихман, убитый шаровой молнией, и Шумахер хотел сразу издать его труды. Ломоносов, считавший, что там есть серьёзные ошибки, был против опубликования. А на Конференции (так тогда называлось Общее собрание Академии) ему возражать было неудобно. Поэтому они с Шумахером договаривались, что кто-то должен задать Ломоносову вопрос, а тот выскажется, уже отвечая. Согласитесь, что так только с доверенными людьми можно общаться. Приходится сегодня менять многие акценты.
Чтобы закрыть тему Шумахера, необходимо отметить, что Библиотека РАН глубоко чтит его как своего первого хранителя, создавшего одну из лучших научных библиотек своего времени. В 2003 году учреждена премия имени Ивана Даниловича Шумахера.
«Элементы математической химии»
Однако вернёмся к молодому Ломоносову, вступившему на российскую землю летом 1741 года. После обучения горному делу и металлургии в Германии Ломоносов почувствовал себя химиком. Но по возвращении в Санкт-Петербург сразу осознал, что приобретённые навыки бесполезны в отсутствие лаборатории. В начале 1742 года он назначается адъюнктом физического класса к академику Крафту, немедленно подаёт ходатайство об учреждении химической лаборатории и через год его повторяет, добившись на этот раз хоть и отрицательного, но ответа.
Оставались лишь умозрительные занятия, и Ломоносов возвращается к осмыслению и развитию научных положений, усвоенных им из лекций Христиана Вольфа по физике и математике в Марбургском университете.
В упомянутом уже докладе П. Л. Капица охарактеризовал Вольфа как откровенно слабого физика. Но то же самое можно сказать и в отношении математики. Хотя Вольф известен как ученик Лейбница, но высшую математику, формирование которой было закончено Ньютоном и Лейбницем за полвека до приезда Ломоносова в Марбург, он так и не освоил Трудно поверить, но в учебнике Вольфа по физике, переведённом Ломоносовым на русский язык, нет ни одной формулы! Тем не менее, даже ограниченное знакомство с математикой, алгеброй и геометрией вызвало у Ломоносова неподдельный восторг. «Царицу наук» он считал образцом для построения всех наук, в том числе и химии.
И не удивительно, что первой работой Ломоносова в России были «Элементы математической химии» (1741 г.). По существу, в этой работе Ломоносов формулирует задачи превращения химии в науку и указывает, каким путём это можно сделать.
«Так как в науке принято доказывать утверждаемое, то и в химии всё высказываемое должно быть доказываемо... Все изменения тел происходят посредством движения... Наука о движении есть механика... Поэтому, если кто хочет глубже постигнуть химические истины, то ему необходимо изучать механику. А так как знание механики предполагает знание чистой математики, то стремящийся к ближайшему изучению химии должен быть сведущ в математике... Гидравлика, аэрометрия, оптика и др.: всё, что до того в этих науках темно, сомнительно и недостоверно, математика сделала ясным, достоверным и очевидным».
Ход рассуждений подкупает безукоризненной логикой. Первое — любое утверждение требуется не провозглашать, а доказывать. Даже гипотезы тем и отличаются от вымысла, что могут быть обоснованы.
Второе: необходимо опираться на физику и внедрять её в химию. При этом под физической химией Ломоносов понимал не раздел химии, как многие думают и сейчас, а научную химию в целом. Её создание было одним из главных дел, но слишком грандиозным для одной человеческой жизни. По пути, указанному Ломоносовым, химия будет идти почти два столетия.
Спор, сохраняющий актуальность
Любопытно, насколько по-разному оценивалось физико-химическое наследие Ломоносова в предыдущих юбилейных академических докладах.
Из доклада
ак. П. И. Вальдена 8 ноября 1911 г.: «Переселившись в 1749 г. в новую лабораторию, Ломоносов, однако, не приступает к решению намеченных задач; он как бы забывает свои научные идеалы, превращаясь в заурядного практика, усердно изучающего приготовление окрашенных стёкол и мозаичных картин. С научной точки зрения подобные его опыты представляют крупную трату драгоценного времени — трёх, четырёх лет его жизни».
Из доклада
ак. П. Л. Капицы 17 ноября 1961 г.: «Самое печальное в судьбе Ломоносова было то, что он мог уделить своим экспериментальным работам лишь небольшую долю своей энергии и времени. Но при своей большой эрудиции, исключительной фантазии он не имел возможности подвергать все высказываемые им гипотезы экспериментальной проверке. Поэтому так и происходило, что в тех областях, где Ломоносов работал экспериментально, его теоретические и философские представления лежали на правильном пути. Но там, где он был оторван от практики и где пытался постичь истину дедуктивным путём, он часто сбивался с правильного пути».
Насколько похоже всё это на сегодняшние академические баталии о соотношении фундаментальной и прикладной науки! Практически ни одно Общее собрание, особенно выборное, не обходится без дискуссии на тему, должны ли в Академии быть только «чистые учёные» или деятели техники тоже. Всё же подход Петра Леонидовича Капицы представляется более правомерным.
Фундаментальные проблемы физики
Первым среди важнейших результатов Ломоносова обычно называют молекулярно-кинетическую теорию.
— Чтобы понять это недоразумение, нужно отметить, что, во-первых, недостаток математического образования не позволял Ломоносову быть творцом физических теорий вообще. Речь могла идти лишь о качественных представлениях на уровне идей, — возражает
ак. А. И. Русанов. — Во-вторых, молекулярно-кинетическая теория была уже создана до Ломоносова. Ещё Бэкон, Декарт, Ньютон и Гук знали о движении частиц. А Бернулли сформулировал основные положения молекулярно-кинетической теории, кстати, работая в России, в Санкт-Петербурге, за 15 лет до Ломоносова. И даже вывел уравнение состояния газа с поправкой на собственный объём молекулы.
Ломоносов выдвинул свою концепцию, в которой тепловой эффект приписывался не преимущественно, как пишут сейчас — это лукавство, — а исключительно вращательному движению частиц. У него есть теоремы, доказывающие, что как поступательное, так и колебательное движение частиц не могут иметь отношения к теплоте. Именно это и вынуждает констатировать, что рассуждения Ломоносова не предвосхищают, а скорее противоречат молекулярно-кинетической теории Максвелла и Больцмана, созданной в XIX веке.
Представления того времени о теплоте основывались на работах Роберта Бойля (1627–1681 гг.), который хоть и придерживался корпускулярной теории вещества, связывал изменения температуры с существованием «теплорода» — некоей невидимой субстанции.
Внимательно изучив все факты, логичный Ломоносов подверг уничтожающей критике теории теплорода и заключил, что «теплотворная особливая материя, которая, из тело в тело переходя и странствуя, скитается без всякой малейшей вероятной причины, есть один только вымысел» («Размышления о причине теплоты и холода», 1744 г., «Попытка теории упругой силы воздуха», 1748 г.).
Позже, уже в своей химической лаборатории, Ломоносов опроверг Бойля экспериментально. Этот знаменитый опыт, часто трактуемый как открытие закона сохранения вещества, был поставлен, как пишет сам Ломоносов, «чтобы исследовать, прибывает ли вес металлов от чистого жара», и лишь доказывает, что или теплород невесом, или его нет вообще: «Между разными химическими опытами, деланы опыты в заплавленных накрепко стеклянных сосудах, чтобы исследовать, прибывает ли вес металлов от чистого жара. Оными опытами нашлось, что славного Роберта Бойля мнение ложно, ибо без пропускания внешнего воздуха вес сожжённого металла остаётся в одной мере» (1756 г.).
Что касается закона сохранения вещества, такой задачи Ломоносов никогда не ставил. И в его прижизненном обзоре важнейших открытий из девяти пунктов такой пункт отсутствует. Иными словами, он даже не подозревал, что ему после смерти припишут подобное открытие, да ещё как главное!
Подробнее об этом и об отличии опытов Ломоносова от опытов Лавуазье можно причитать в статье Э. П. Карпеева и
И. С. Дмитриева (это директора Ломоносовского и Менделеевского музеев) в «Журнале общей химии» № 11 за 2011 год.
Заблуждение и предвидение
Теперь о том, что П. Л. Капица квалифицировал как самое крупное заблуждение Ломоносова в одном из фундаментальных вопросов физики — об отрицании Ломоносовым возможности притяжения между телами, а позднее — и пропорциональности между весом и массой.
— Обратимся к работе Ломоносова «Опыт теории о нечувствительных частицах тел и вообще о причинах частных качеств» (1743–1744 гг.), где он доказывает, что притяжение между телами невозможно, — предлагает
ак. А. И. Русанов. — Логика очень проста: если бы притяжение между телами было возможно, то тогда одно тело, покоясь само, могло бы вызвать движение другого тела. Но тогда бы получалось, что оно даёт другому телу то, что само не имеет. А это нелепость, такого быть не может.
По существу, П. Л. Капица глубоко не копал в более старых работах и считал, что это какой-то новый неправильный принцип, который Ломоносов придумал сам. Нет, это хорошо известный принцип сохранения движения Декарта! Ломоносов, как и любой хороший учёный, опирался на современную ему науку и по существу доказал, что если считать этот принцип верным, то притяжение между телами невозможно.
А что такое принцип сохранения движения Декарта? Это, по существу, принцип сохранения энергии, отдельно взятый для кинетической энергии. В то время о превращении одних видов энергии в другие даже понятия не имели. Только в самом конце XVIII века Румфорд и Дэви показали, что работа может перейти в теплоту.
— Я сформулирую это так, — говорит
ак. А. И. Русанов, — Обладая железной логикой, Ломоносов старался лучше и чётче сформулировать известные соотношения. И если он приходил к абсурдному с точки зрения сегодняшней науки результату, это свидетельствует только о несовершенстве науки того времени.
Тем не менее, отрицание взаимного притяжения тел, а значит и земного тяготения, требовало какого-то другого объяснения. И Ломоносов вводит представление о «тяготильной жидкости», невидимой ни в какой среде, которая толкает тела друг к другу:
«Так как никакое движение не может быть возбуждено иначе, как если его толкает другое движущееся тело, то, следовательно, тяжёлые тела, испытывая ускорение движения, получают приращение нового движения от какого-то толкающего их тела, которое само постоянно находится в движении... Так как тело, толкающее тяжёлые тела к центру Земли, недоступно чувствам, то оно есть тончайшая жидкость. Это жидкое тело мы будем называть тяготильной жидкостью... Тяготильная жидкость присутствует везде» («Заметки о тяжести тел», 1743–1747 гг.).
Эти же соображения он применял и к микрочастицам: «Нечувствительные физические частицы сцепляются силой давления некоего жидкого тела, которое окружает тела и наполняет их поры. Так как эта жидкость сжимает частицы, то, следовательно, она сама обладает тяжестью» («О сцеплении и расположении физических монад», 1743–1744 гг.).
— Применительно к молекулярным явлениям концепция Ломоносова по существу означает, что сцепление молекул происходит не в результате межмолекулярных взаимодействий, а под влиянием среды. Не молекулы взаимно притягиваются, а среда толкает их друг к другу, — объясняет
ак. А. И. Русанов. — И представьте себе, подобное явление было открыто в ХХ веке! Называется оно мицеллообразованием и относится как раз к той самой науке коллоидной химии, которой я занимаюсь.
Мицеллы — наноразмерные агрегаты в растворе — могут образовываться даже из одноименно заряженных поверхностно-активных ионов, которые явно отталкиваются друг от друга. Но вода преодолевает это отталкивание благодаря мощному гидрофобному эффекту и «насильно» объединяет их в мицеллы. Ну чем же это не «тяготильная жидкость» Ломоносова? Здесь мы имеем редкий случай частичной реабилитации современной наукой одного из положений Ломоносова, казавшегося абсурдным. Я рад, что мне приходится выступать и в такой роли — восстановления справедливости.
Вся жизнь — борьба
В марте 1745 года Ломоносов в третий раз подаёт прошение об учреждении химической лаборатории. Вот его текст: «Без лаборатории принуждён только одним чтением химических книг и теориею довольствоваться, а практику почти оставить вовне и для того от ней со временем отвыкнуть».
Движения снова нет. Но 25 июля 1745 года Ломоносов высочайшим указом утверждается первым из русских профессором химии и, почувствовав свою силу, становится неудержим. Дальнейший ход событий подробно описан в литературе. Сначала академики подают жалобу на Шумахера в Сенат, инкриминируя ему, в частности, невнимание к созданию химической лаборатории. И получают от Шумахера отповедь: «Подлинно, что поныне никакой химической лаборатории не заведено. Но я должен признаться, что при Академии никакая наука так худого успеха не имела, как сия».
Увы, но Шумахер был прав. Дело в том, что Гмелин, заведовавший кафедрой химии, ушёл в ботанику, и за 20 лет химия в России действительно очень отстала. Время Ломоносова ещё только начиналось. Ему предстояло переломить ситуацию. И сколько раз он действовал в такой роли!
Ломоносов поднимает на ноги всю академическую Конференцию, которая обращается непосредственно в Сенат с просьбой такую лабораторию создать.
Реакция Сената незамедлительна. Сначала грозный запрос Шумахеру: правда ли, что Ломоносов в 1741, 1742, 1745 годах обращался, и ничего до сих пор не сделано? И тут же выходит указ о строительстве этой лаборатории «на Васильевском острову и за счёт Кабинета Её Императорского Величества». Мол, Бог с вами, с Академией наук — мы и без вас построим!
Всё это происходило уже при новом президенте Академии наук Кирилле Разумовском, который, сам имея прекрасное заграничное образование, сразу оценил Ломоносова и всегда его поддерживал. Предстояло ещё много перипетий. Как обычно и бывает в нашем богоспасаемом Отечестве, отпущенные средства где-то заблудились, и, в конце концов, именно Шумахер отдал три тысячи рублей на строительство лаборатории. Это был для него «момент истины» — он расплатился с химией полностью.
Лаборатория была построена в 1748 году 12 октября, и именно эта дата считается днём рождения химической науки в России. Она торжественно отмечалась на Менделеевском съезде в 1998 г. в Петербурге — 250-летие первой научно-исследовательской химической лаборатории в России.
Науки и художества
Вот тут началась настоящая работа! Более 4000 опытов было сделано Ломоносовым в этой лаборатории: химия и технология силикатов с выходом на стекольную промышленность, обжиг металлов, пробы руд... Объединив мозаичное дело и свои универсальные способности в искусстве, Ломоносов приступил к мозаичным работам, в которых объединил науку и искусство. В последние годы жизни он трудился над гигантской мозаикой «Полтавская баталия», которую сегодня можно видеть в здании Академии наук в Петербурге.
Всего восемь лет Ломоносов по настоящему отдал химии. Но всю жизнь, что бы ни делал, он всегда подписывался «профессор химии». Даже известное событие — наблюдение прохождения Венеры по диску Солнца, проходившее «майя 26 дня 1761 года»: «По исчислению Академии наук химии профессора и члена королевской Шведской академии наук Михайлы Ломоносова планета Венера окружена знатною воздушною атмосферою, таковою (лишь бы не большею), какова обливается около нашего шара земного».
Кстати, открытие атмосферы на Венере — одна из блестящих страниц научной биографии Ломоносова во всех отношениях. Во-первых, он как заправский астроном рассчитал дату, когда это можно наблюдать. Во-вторых, построил прибор для наблюдений — телескоп рефлектор. И в третьих — сделал научное открытие!
Нужно сказать, что он с детства увлекался астрономией, потому что она играет большую роль в навигации, а он ещё ребёнком участвовал в плаваниях по северным морям и впоследствии много внимания уделял проблеме навигации.
— Мы часто недооцениваем изобретательскую деятельность Ломоносова, — считает
ак. А. И. Русанов. — Ломоносов-изобретатель у нас почему-то всё время остаётся в тени Ломоносова-учёного. А на самом деле, Ломоносов был великим изобретателем, и в этом плане он ничуть не уступает Леонардо да Винчи. Не так давно в Москве и Петербурге демонстрировалась выставка приборов, изготовленных умельцами по чертежам Леонардо. Я думаю, то же самое можно было бы сделать и в отношении Ломоносова.
Вот названия только навигационных приборов, придуманных Ломоносовым: дромометр (донный механический лаг вертушечного типа), клизеометр (прибор для определения сноса корабля под действием ветра), циматометр (прибор с механическим счётчиком продольных колебаний корабля при механической качке), салометр (прибор для определения направления и скорости течения)...
А для экспедиции В. Я. Чичагова Ломоносов в своей мастерской изготовил три полных комплекта судовых приборов: квадранты Гадлея, зрительные трубы, барометры, термометры, часы...
«Северный океан есть пространное поле, где усугубиться может российская слава, соединённая с беспримерною пользою чрез изобретение восточного-северного мореплавания в Индию и Америку».
На ниве просвещения
Поле научной деятельности Ломоносова столь велико, что осветить все его стороны в одном докладе невозможно. Но ведь нужно ещё вспомнить Ломоносова как государственного и общественного деятеля. Уместно сказать и о роли Ломоносова в формировании Московского университета.
Она была хорошо исследована в статье известного историка А. В. Половцова «М. В. Ломоносов и основание Московского университета» («Московские Ведомости» № 12 от 12 января 1905 г):
«Полтораста лет минуло с тех пор, как просвещённый русский государственный деятель, при помощи человека, про которого Пушкин сказал, что он „сам был первым русским университетом“, возложил в первопрестольной Москве основание первому рассаднику высшего образования в России...»
— Основатель Московского университета Иван Иванович Шувалов безмерно уважал своего старшего друга и наставника и советовался с ним по всем делам, — рассказывает
ак. А. И. Русанов. — Естественно, он направил ему и копию своего ходатайства в Сенат, на что Ломоносов ответил своим известным письмом, в котором предложил организационную схему университета из трёх факультетов.
М. В. Ломоносов пишет И. И. Шувалову: «Ежели Московский университет по примеру иностранных учредить намеряетесь, что весьма справедливо, то желал бы я видеть план, вами сочинённый». В этих словах чувствуется его явное дистанцирование от происходящего. Но даже не это главное. Главное, что Ломоносов здесь выдаёт желаемое за действительное. Ведь это именно Ломоносов, а не Шувалов хотел бы видеть свободный университет западного образца, наподобие того, где учился сам. Шувалов же считал такую модель университета непригодной для России. Он был категорически против разных вольностей. И сам Шувалов потом вспоминал, что Ломоносов «много упорствовал в своих мнениях». Но, тем не менее, соображения Ломоносова его позицию не изменили. Созданный Шуваловым университет принципиально отличался от ломоносовских идей. И не с этим ли связано отсутствие Ломоносова в Московском университете вообще?
Тем не менее, в первые годы влияние Ломоносова на деятельность университета было несомненным. Он посылал туда свои материалы, использовал университетскую типографию, принимал в Санкт-Петербурге его студентов. А в советское время вообще был объявлен основателем МГУ. И хотя идеологические соображения были, конечно, главными, какую-то роль сыграло и знаменитое изречение Пушкина. В этом своём высказывании поэт ошибся дважды, называя Московский университет первым, а Ломоносова — его создателем.
Всё же, ссылаясь на позднюю запись Ломоносова, что он «первый причину подал к основанию упомянутого корпуса», Половцов не исключает, что именно Ломоносов подал Шувалову идею об основании университета в Москве. А это немало.
Высокие уроки
Как историческая фигура Ломоносов, помимо своих уникальных способностей, впечатляет тремя качествами. Первое — фантастически широкий диапазон его интересов и деяний, оставивших след в истории науки, культуры и просвещения. Второе — фанатическая преданность науке и готовность пойти ради неё на любые лишения, жертвенность, которую можно сравнить разве что с религиозным аскетизмом. Она проявилась в Ломоносове с ранних лет.
Но было одно чувство, которое затмевало все другие и было безусловным приоритетом. Это третье качество Ломоносова — любовь к Родине. Стремление трудиться ради отечества проходит рефреном через все его работы.
«Я не тужу о смерти: пожил, потерпел и знаю, что обо мне дети отечества пожалеют» — написано на могиле М. В. Ломоносова на Лазаревском кладбище в Санкт-Петербурге.
Академик А. И. Русанов закончил свой юбилейный доклад словами Белинского из рецензии на первую биографию Ломоносова, изданную в 1836 году и мало известную у нас: «Мы особенно рекомендуем её молодому поколению, из среды которого готовятся будущие деятели на ниве человеческой мысли. Оно найдёт для себя высокие уроки в этой книге, оно увидит в жизни Ломоносова свой долг и своё назначение. Оно узнает из неё, что только в честной и бескорыстной деятельности заключается условие человеческого достоинства, что только в силе воли заключается условие наших успехов на избранном поприще. Зрелище жизни великого человека есть всегда прекрасное зрелище, оно возвышает душу и возбуждает ум».
Подготовил Ю. Плотников
стр. 6-7
|
