СЛЕД БЛОКАДЫ
В НАШИХ СЕРДЦАХ
Кто бывал в Ленинграде, знает: до сих пор на одном из домов главной транспортной артерии Северной столицы — Невском проспекте в память и назидание потомкам оставлена испещрённая осколками снарядов табличка, предупреждающая о том, что эта сторона улицы наиболее опасна при артобстреле. Понятны ли эти скупые слова современной молодёжи? Хочется верить, что понятны, иначе, откуда рядом с ней в любое время года — живые цветы...
А.Н. Дворникова, председатель музейного совета ИГД СО РАН,
учёный секретарь института, к.т.н.
Когда мы говорим о викториях русского воинства, то вспоминаем Куликовскую, Полтавскую, Бородинскую, Сталинградскую битвы. Но подвиги простого народа не уступают громким боевым победам. Это и упорство жителей Козельска, противостоявших монгольской орде, и самоотверженность горожан, ведомых Мининым и Пожарским на борьбу с поляками, и народное сопротивление французам жестокой зимой 1812 года. Но есть одна особая страница отечественной истории, оплаченная тысячами жизней простых людей и оплаканная миллионами, имя которой — БЛОКАДА — имя страшное и беспощадное.
Сегодня, когда со дня снятия блокады прошло 70 лет, нам особо дороги воспоминания наших сотрудников (и уже ушедших из жизни, и ныне здравствующих) — переживших блокаду и участников обороны Ленинграда.
Санинструктор разведроты Александр Васильевич Борисенко, награждённый медалью «За оборону Ленинграда», в своих воспоминаниях пишет:
«Перед моим мысленным взором проходит картинка блокадного Ленинграда. Тяжёлое было время. Но никогда не падали духом бойцы и командиры. В любых, даже крайне трудных условиях, думали не о себе, а о нашей общей цели — отстоять город. Много месяцев мы держали оборону на подступах к Ленинграду. Обороняли город наши воины мужественно, проявляя массовый героизм. Не щадя своей жизни, они боролись с ненавистным врагом. И радостным событием был этот прорыв блокады. Много тогда погибло наших бойцов и командиров во имя победы».
На Ленинградском фронте сражались также сотрудники ИГД Аркадий Иванович Перьев (старшина, разведчик) и Николай Леонидович Полярный-Лысов (лейтенант, танкист), также удостоенные медали «За оборону Ленинграда». Последний так описывает боевую обстановку: «На участке фронта, занимаемом нашим соединением, было тогда так называемое „затишье“. В сводках Совинформбюро в те дни сообщалось: „На Ленинградском фронте без существенных изменений. Идут бои местного значения, поиски разведчиков, артиллерийская перестрелка“. Эта „тишина“ была горячей боевой работой для разведчиков. Командование армии поставило перед нами оперативную задачу: разведать оборону врага. Разведгруппа, которую возглавлял я, состояла из 14 человек, добровольно шедших на это задание. Мы основательно готовились к этой операции в тылу, „репетировали“ на местности, схожей с участком фронта. Тщательная подготовка нашей разведгруппы дала желаемые результаты в выполнении поставленной командованием задачи».
Переживший блокаду Герман Анатольевич Ведюшкин (к.т.н., зав. сектором лаборатории автоматизации СКБ прикладной геодезии), силой своего стихотворного таланта как нельзя лучше погружает нас в атмосферу невероятной стужи и жути зимы 1941, когда упавших некому было поднять, а умерших складывали штабелями прямо на улице вдоль домов...
Вот что вспоминает житель блокадного Ленинграда (с первого до последнего дня находившийся в городе) Валерий Егорович Миренков (главный научный сотрудник, д.т.н., профессор, учёный секретарь института в 1993–2003, заведующий лабораторией механики горных пород (2003–2009)):
«Во время войны наша семья — отец Егор Савельевич, мать Лидия Ивановна и старший брат Александр — находилась в городе Ленинграде. Папа, инженер-машиностроитель, работал на оборонном заводе („Большевик“). Жили, как все — голодали. В январе 1944 года, когда сняли блокаду Ленинграда, семью эвакуировали по льду Ладожского озера».
Но даже те, кому удалось выжить при эвакуации, с болью возвращаются в памяти к тем далеким дням. Каждая строчка воспоминаний Ольги Георгиевны Бовиной (ныне пенсионерки, заядлого садовода) до сих пор дышит тревогой и страданием. Коренная ленинградка, она встретила войну в пионерском лагере. С трудом вернулась в город. А дальше...:
«Во-первых, надо было сделать выбор: ехать или остаться. Во-вторых, если ехать, то безоговорочно подчиняться предписаниям эвакуационного штаба. А это — уехать в назначенное время, вещей не более 16 кг на человека, иметь старшего в каждой семейной или собравшейся ячейке. Конечно, в нашем случае ответственной была мама, т.к. в состав нашей „команды“ входили ещё две бабушки, три ребёнка и подросток: это моя двоюродная сестра Ксана (10 лет), родная сестра Маша (4 года), я (13 лет) и брат Леша (16 лет). Необходимость выезда была очевидна, но мамина мать наотрез отказалась ехать и, естественно, сердце моей матери разрывалось на части... Но мы уехали».
Поезда с эвакуированными были переполнены, двигались медленно, никакого расписания не придерживались. Выбегавшие из вагонов за водой или едой люди очень часто отставали от составов.
«А отстать было очень просто, — продолжает Ольга Георгиевна свое повествование. — На больших станциях Ксана, Леша и я, подхватив свои кастрюли, вместе с другими из нашего поезда бежали к месту раздачи пищи. Иногда надо было пересечь больше десятка путей, при этом часто пролезая под стоящими вагонами. Но мы никогда не знали (потому, что не знали и проводники) когда уедет наш состав и когда двинутся те, под которыми мы! А на обратном пути, если нам везло, мы ещё тем же способом тащили кастрюлю со щами и в чем-нибудь — второе... Прошло много лет, но долго-долго, иногда и теперь мне снится один и тот же страшный сон, в котором я или попадаю под колеса, или прибегаю к нашему составу, а он ушёл... без меня! ... С большим волнением и до сих пор я вспоминаю те моменты, когда наш эвакуационный поезд встречался во время остановки на одном перроне с поездами, где ехали с фронта и на фронт. Когда выходившие проветриваться мы и наши попутчики видели искалеченных фронтовиков, было невыносимо тяжело, и каждая мать видела в них сына, жена — мужа, дети — отца. А они? Они ведь тоже видели в нас семьи».
Куда же направлялись эти переполненные, медленно ползущие, душные и дымные поезда? Большая часть из них отправлялась на Урал и за Урал.
И что же наша необъятная Сибирь?
Уже в августе месяце 1941 года в Новосибирск стали прибывать составы с эвакуированным гражданским населением блокадного Ленинграда и других районов Центральной России, а также с оборудованием предприятий авиационной, электронной, станкостроительной, пищевой промышленности, проектных учреждений, объектов культуры и науки. Трудная и ответственная работы легла на плечи новосибирского промышленного и партийного актива, выступивших тогда фактически в роли сибирского правительства. В кратчайшие сроки нужно было найти свободные площади для размещения в первую очередь оборонных предприятий, осуществляя их кооперацию с уже существующими на территории области заводами и фабриками и предусматривая необходимость дальнейшего развития. Всего за время войны в Новосибирске были размещены около полусотни промышленных (в основном оборонных) предприятий и уже 20 из них начали давать продукцию осенью 1941 года.
Вместе с оборудованием прибывали в город и специалисты и рабочие этих предприятий. В частности, из блокадного Ленинграда Новосибирск принял около 17 тысяч работников. Все они нуждались в жилье, пище, многие приехали практически с пустыми руками. И Сибирь приняла всех, всех старалась приютить (они и углу были рады!), накормить (а ведь население увеличилось почти вдвое!), одеть (приближались холода), а ещё учить, лечить... Но главное — надо было срочно налаживать производство военной техники, снарядов... «Все — для фронта, все — для победы!». В холодных цехах, иногда имеющих только крышу, к станкам встали женщины и подростки.
Вот как описывает трудности работы на военном предприятии того времени Вениамин Викторович Каменский (к.т.н., учёный секретарь (1962–1966), зам. директора института (1967–1991), зав. лабораторией машиноведения (1978–1989)):
«... Я приступил к работе электромонтером 4-го разряда в отделе главного электрика филиала № 2 ЦАГИ
им. Н. Е. Жуковского. Специальность и место работы мне настоятельно рекомендовал отец. Он сам был электриком. Начались рабочие будни. ... И сразу выяснилось, что многие факторы я не учёл, когда решил идти работать. Я рассчитывал на шестичасовой рабочий день, как несовершеннолетний. А выяснилось, что нужно работать по 10 часов. И без выходных. И без отпусков. И от дома до работы очень далеко. Трамвай ходил не всегда, особенно плохо зимой, и зачастую приходилось идти пешком. Но при этом появлялся огромный плюс. Я стал получать „рабочую“ продовольственную карточку. А это — 800 г хлеба вместо 400 и много других продуктов. Кроме того, я обедал в заводской столовой. При получении обеда из карточки вырезались талоны: например, мясо — 50 г, крупа — 30 г, сахар — 5 г и т.д. в зависимости от набора блюд, но добавлялся картофель, капуста и ещё чего-нибудь съедобное».
Трудности обрушились и на жителей рабочих посёлков, сел и деревень. Им, возможно, было ещё труднее, чем горожанам, поскольку сюда эвакуировали в основном нетрудоспособное население. Но жизнь есть жизнь. И здесь сибиряки потеснились, поделились всем, что у них было. Вот что рассказывает о прибывших в 1941 году блокадниках Михаил Владимирович Курленя (академик, зав. лабораторией механики горных пород (1970–1988), зам. директора (1977–1988), директор института (1988–2003)), проживающий в то время в р.п.Болотное:
«... Много прибыло ленинградцев к нам в Болотное. Расселяли их повсеместно, „уплотняя“ местное население, за исключением многодетных семей. Но и в этом случае никто не отказывал в помощи. Наша мама делилась с эвакуированными продуктами. У нас корова была удойная, и мама часто угощала соседей-ленинградцев молоком, изредка другими молочными продуктами. Помню, с какой благодарностью эти обездоленные войной люди относились к нам. Предлагали свою помощь там, где они что-то умели: шитье, работа по хозяйству, помощь в уходе за детьми. А по весне, когда пришла пора копать огород, стремились взять на себя хоть часть этой нелегкой работы, несмотря на то, что сил у них, переживших суровую зиму в непривычном климате, было не так много».
Но главный вклад сибиряков в победу, безусловно, — военная продукция. Однако, чтобы она поступала на фронт непрерывно и в требуемом количестве, работа оборонных предприятий не прекращалась днем и ночью. Обеспечить этот непрерывный военный конвейер имеющимися до войны трудовыми ресурсами области и города (даже с учетом эвакуированных вместе с заводами специалистов) не представлялось возможным. Введённые в эксплуатацию невероятно быстро и постоянно достраивающиеся военные объекты требовали рабочих не только в большом количестве, но и соответствующей квалификации. Для этого на предприятиях создавались ускоренные курсы обучения рабочим специальностям для привлеченных к работе групп гражданского населения. Ощущалась также острая нехватка инженерных кадров, подготовку которых осуществляли в Новосибирске Институт военных инженеров транспорта и строительный институт, а также вузы Томска. И здесь большую помощь оказывают специалисты, эвакуированные из Центра России. Высокообразованные, трудолюбивые, с блестящей эрудицией, они органично «встраивались» в коллективы образовательных учреждений.
Безусловно, их глубокие знания и богатый жизненный опыт, традиции Ленинградской инженерной школы оставили свой след при формировании специалистов-машиноведов в Сибири, которые наряду с выпускниками Томского политехнического института составили «костяк» машиноведческого направления Института горного дела им. Н. А. Чинакала СО РАН.
Но вырванные из привычной обстановки и не привыкшие к суровым климатическим условиям Сибири, эти люди, безусловно, нуждались в повышенном внимании в быту.
Вот что пишет о том далеком времени главный научный сотрудник лаборатории горной информатики д.т.н. А. В. Леонтьев, вспоминая своего отца — Василия Николаевича, преподавателя Томского политехнического института, ставшего впоследствии сподвижником Н. А. Чинакала и Т. Ф. Горбачёва:
«Определенным позитивным жизненным опытом в период с начала Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. было повседневное общение В. Н. Леонтьева не только в учебных корпусах с местными и эвакуированными преподавателями и учёными. Они, как и наша семья, проживали рядом в институтском городке: энергетик А. А. Воробьев, механик проф. В. Д. Кузнецов, машиностроитель проф. А. М. Розенберг, горняк проф. Д. А. Стрельников, геологи — профессора
Ю. А. Кузнецов, М. А. Усов, Ф. Н. Шахов. Во время войны в результате эвакуации к нам в квартиру была определена семья П. Л. Калантарова — профессора Ленинградского политехнического института, автора знаменитого учебника по теоретическом основам электротехники. А в главном корпусе политехнического института разместили Ленинградское артиллерийское училище, офицеры-преподаватели которого также навещали отца, чтобы вместе покурить, обсудить дела на фронте. Новые знакомства, тесное общения — всё в копилку жизненного опыта. К тому же, работая в профсоюзе, отец всегда живо откликался на просьбы сотрудников, в первую очередь, стараясь помочь семьям эвакуированных».
Пусть эти собранные по крупицам, как мозаичные картины, эпизоды отечественной истории, связанные с её трагическими событиями и прошедшие через жизни сотрудников нашего института, никогда не сотрутся в народной памяти. Пусть знают о них наши внуки и правнуки!
Не успокаивайте память, дорогие потомки! Помните о тех, кто ценой своих страданий вписал героическую страницу в историю нашего великого народа!
стр. 7
|
